чтобы ему хотелось сочувствия, просто самому надо было облечь в сло-
весную форму все переживания, беды и злоключения последних дней...
- Однажды вечером я пришел с работы,- монотонным голосом начал он
свою "одиссею", но Вулдырь перебил:
- Отставить! Все по порядку: какая работа, какого черта ты там де-
лал?
"Мой интеллигентный вид почему-то всегда вызывает у негодяев жела-
ние поизмываться надо мной. Подспудный комплекс интеллектуальной не-
полноценности..."
- Я работаю в психиатрической лечебнице. Я главный врач.
- Вулдырь, мне нужны капли!
- Терпи, дальше будет хуже...
- Вулдырь, тебе не хочется спеть последнюю песню орангутанга?
- Итак, больница для идиотов. Прекрасное начало... Продолжай, ду-
рик, таких забавных, шлангом буду, не встречал! - выдавил в корчах
Вулдырь. Тебе не смешно, с чего смеяться, если знаешь, что не дожи-
вешь до среды.
- В больнице для идиотов есть свои правила,- пояснил Шрамм.
- Ты сделаешь для нас эсклю... зорную экскурсию,- устало заметил
Вулдырь. Мы будем комиссией цека капээсэс...
- Но сначала пусть объяснит: почему от него слиняла рыба?
- Шелушил не с той стороны,- пояснил Вулдырь.
- Чтоб ты знал, "рыба" - это тоже женщина,- прошептал Консенсус.
"Буду рассказывать сам для себя",- подумал доктор.
- Да, я, главный врач сумасшедшего дома, одетый в китайский халат
на голое тело, в один прекрасный момент обнаружил у себя дома записку.
Моя жена, моя ласточка, птичка, песня, моя надежда в старости, моя
единственная сексуальная утеха, в которой я души не чаял, которую обо-
жал больше жизни... Когда любишь, слова льются как в ниагарском водо-
паде...
- Отличный образчик интеллигента,- процедил Вулдырь. Его как пес-
каря на кукан насаживают, а он про сиськи-матиськи рассказывает.
- Не мешай! - бросил Консенсус. Вдруг он сейчас скажет такое, что
ты никогда в своей дрянной жихтарке не слышал.
- Ио! Скажи такое!
- Бисер перед свиньями... Такой же бисер метал и я, был соплив в
своей любви... Я считал, что женщину можно купить своей страстью, если
не купить, пусть будет не точно это слово, то подавить каждодневным
напором сексуальной энергии, так, чтобы она постоянно чувствовала, что
ее давят и раздавят, если она хоть на миг усомнится в том, что должна
разделить себя между кем-то еще. На двоих, троих, четверых... Вы ведь
знаете, что значит обволакивать самку каждодневной слизью своего сюсю-
канья. Или она сдастся, или будет просить пощады, или же сбежит. Жен-
щины, как и мужчины, хотят чувства меры. Я не знал чувства меры. Я
просто плавал в своем мирке, выслушивал брюзжание своей женушки, ее
звать Люся, это не та, которую вы видели. Она сбежала без трусов...
Люся была моей Золушкой, да, она была бедна, простушечка из общежи-
тия... Я ее покорил. Главврач. Доктор психиатрии.
Увы, так и было. С уст доктора ежеминутно слетали имена Зигмунда
Фрейда, Франкла, Юма, Шопенгауэра, Ницше. Они, далекие, представали
лучшими друзьями доктора, вчера сидевшими у него на вечеринке. Все они
были интересными собеседниками, и Люся с тайным вожделением ждала,
когда супруг познакомит ее с этими людьми. Она не подозревала, что все
они умерли. В конце концов она, раздосадованная, сделала вывод, что
знаменитости не желают приходить к доктору. Люся тогда впервые поняла:
Иосиф Георгиевич ей не пара. Потом она таки догадалась, что все эти
иностранцы давно померли, а доктор, мерзавец, так все представлял, что
они жили через квартал, что он всех знал, как облупленных, и как бы не
хотел знаться с ними по причине "антагонизма воззрений".
- А однажды,- продолжал печальную исповедь Иосиф Георгиевич,- я
пришел вечером домой и, о ужас, обнаружил на столе записку. От Люси.
Она писала, что вся ее жизнь со мной была ошибкой, что ее все раздра-
жало во мне. Во мне, человеке, который вытащил ее из паршивого общежи-
тия, которого она слушала, открыв рот!.. Ей не нравилось, как я прич-
мокиваю за обедом, не нравились мои вывернутые ноздри... Доктор неп-
роизвольно почесал нос. Ее раздражали, видите ли, мои руки в старчес-
ких веснушках, мои глупости и умничанья. Даже мой запах, о подлая сам-
ка, убивал ее!
Бандиты расхохотались.
- А ты, оказывается, та еще вонючка! - поспешил заметить Вулдырь.
- То-то я смотрю, вонища появилась! - добавил Консенсус.
- Мой запах напоминал ей запах прокисшего молока... не обращая
внимания на реплики, продолжал доктор. Кроме того, ей надоело стирать
мое белье, она обзывала меня чмом и идиотом... Не знаю, где она нахва-
талась таких слов...
Последовал новый взрыв хохота. Шрамм сделал глубокий вдох.
- Она еще написала, что ей всегда не хватало настоящего мужика, ко-
торый бы драл ее, как козу. Она жила с подавленным либидо.
- Ну и прикольная у тебя телка! - оценил Вулдырь.
- Она забеременела от другого человека, в чем призналась мне. И в
конце своей записки предупредила, чтобы не вздумал ее искать, иначе
мне оборвут все выпуклости.
Бандиты корчились от смеха, не переставая.
- А к кому она ушла, рогоносец? - задыхаясь, спросил Консенсус.
Познакомил бы со своей Люськой. Мы бы ее отодрали по первому сорту!
- Она ушла к Лидеру Движения Кара-Огаю,- просто ответил Иосиф Геор-
гиевич.
- Понятно,- после паузы озадаченно отреагировал Вулдырь. Баба не
промах.
Вместе с доктором бандиты пошли грабить продсклад больницы, а Юра
бросился спасать Машу. Некуда ей было бежать, как и ему самому. В бе-
зумном городе она не прожила бы и нескольких часов.
- Маша, проснись,- прошептал он.
Она открыла глаза, улыбнулась.
- Это ты?
Уговаривая и подталкивая, он вывел ее на задворки.
...Маша теперь безотлучно находилась при нем, и он уже не представ-
лял, как раньше мог обходиться без ее лучистой улыбки, тихого, невесо-
мого, как тень, присутствия. От нее исходила теплота, он чувствовал
это инстинктом и сердцем, но по молодости или же духовной неискушен-
ности объяснить это не мог. Все же ему не было и двадцати лет. Маша
радостно выполняла его маленькие поручения, например, утихомирить бес-
покойную палату или вынести из-под больного судно. Что будет, когда
жизнь нормализуется, он не знал, но, странное дело, он и не хотел,
чтобы это смутное время кончалось, потому что именно сейчас чувствовал
душевное спокойствие. Юрка был счастлив, так как в одиночку справлялся
со всей больницей - был директором, главврачом, завхозом и электриком
в одном лице. Он падал с ног от усталости, выматывался до кругов перед
глазами, но взамен получил бесценное: впервые в жизни он осознал меру
своего достоинства, самолюбия - чувств, которых ему не полагалось
иметь в детдоме.
Отравляли существование мысли о кормежке. Продуктов никогда не хва-
тало, а тут часть расхитили да еще унесли мародеры под руководством
Шрамма.
Воспоминание о докторе вызывало глухую злость. "Наверное, он тоже
не совсем нормальный", - в конце концов решил Юра, чтобы как-то объяс-
нить причудливые изменения людей в преклонном возрасте, каковым он
считал Иосифа Георгиевича.
"Помочь могут только военные",- после раздумий понял Юрка и отпра-
вился в полк. Командира он видел два или три раза, да и то издалека.
Представлялся он ему суровым и сухим человеком - однажды Юрка слышал,
как подполковник рычал и обкладывал матом потного от страха прапорщи-
ка. Тот стоял, выпятив брюхо, и ежесекундно послушно кивал головой.
Эта сцена покоробила Юрчика. В его представлении офицеры должны были
быть более изысканными и романтичными. И вообще ему не нравилось, ког-
да люди рычали, будто дикие звери. Матом он тоже не ругался, кстати,
за это над ним потешались в детдоме.
Маша пошла вместе с ним. Хотел он ее оставить, да она увязалась. В
полк они прошли через черный ход - дыру в колючей проволоке. Старший
лейтенант, попавшийся им навстречу, объяснил, как найти штаб. Но в
здание их не пустил прапорщик-часовой. И они долго бы ждали, если б
командир не вышел сам. Он окинул недовольным взглядом юную парочку,
спросил:
- А это кто такие? Почему посторонние у штаба?
- К вам на прием просятся, товарищ подполковник, говорят, из сумас-
шедшего дома. Я их гоню, а они не уходят,- пожаловался прапорщик.
Юрка понял, что хорошего ничего не будет да еще влетит за то, что
без спросу залезли сквозь дырку в полк.
- Что, жрать нечего? - грубо спросил командир тоном, в котором, как
показалось Юрке, сверкнул металл.
У него сжалось сердце. Маша же, наоборот, уперла руки в боки и на-
хально стала разглядывать "военное чудовище".
- Нечего,- просевшим голосом ответил он. То есть осталось совсем
немного.
- Ясно, если б было нечего, пришел бы еще раньше. Ты кто, директор?
н спросил командир, прекрасно зная, кто в больнице хозяин.
- Санитар...
- Пошли!
Лаврентьев привел их в кабинет с койкой в углу и многозначительными
телефонами на столе, что сразу успокоило Юрчика. Еще он успел разгля-
деть на столе карту и тут же отвернулся: на ней наверняка были нарисо-
ваны секреты, которые Юрку, конечно, не интересовали. Его интересовала
еда для подопечных.
- Значит, еще не вымерли? Это вам повезло, что вы рядом с полком
находитесь, а то при нынешних нравах от вашей богадельни давно бы кам-
ня на камне не оставили. А почему директор не пришел или кто там,
главврач?
Юра откашлялся и сбивчиво пояснил, что он единственный, кто остался
из персонала, остальные разбежались.
- Знаю... - прервал его Лаврентьев. Так и не появлялись, замудон-
цы!
Он спохватился, прикрыл рукой рот. Маша округлила губки и вдруг за-
хихикала.
- Да, тут озвереешь...
- Нас уже и грабили два раза,- вставил Юра.
- Ладно, не дави из меня слезу.
Командир поднял трубку и потребовал найти Костю. Когда тот появился
в кабинете, Лаврентьев сказал:
- Пойдешь вместе с этой сладкой парочкой в психлечебницу, оценишь
состояние больных, запасов пищи, потом подготовишь мне краткую запис-
ку. Надо помочь продуктами. А то неровен час перемрут. Жалко будет,
ведь Божьи дети, кто о них позаботится, как не воины?
"Деловой мужик! - восхищенно подумал Юра, когда они втроем вышли из
штаба. н Вот кого бы директором к нам. Ни один бандит не сунулся
бы..."
Очкарик-капитан протянул руку и назвал себя:
- Костя.
Юра и Маша тоже назвали себя.
- Первый раз вижу такого молодого врача. Ты что заканчивал? - спро-
сил Костя.
- Да нет, я обычный санитар,- смущенно пояснил Юра. Ему показалось,
что капитан слегка пьян. Впрочем, он уже знал, что офицеры никогда не
были трезвенниками. Даже доктор Житейский в конце дня иногда выпивал,
ловил за рукав представителей младшего медицинского персонала и нес
какую-то чепуху.
- А вы санитарка? - обратился капитан к Маше.
- Я сумасшедшая,- вздохнув, ответила девушка.
- А-а,- протянул Костя. Непохоже...
- Я тоже так считаю,- сказала Маша. Но врачи говорят, что у меня
шизофрения.
- В наше время и нормальные ведут себя почище сумасшедших, - заме-
тил Костя. С психически больными дела иметь ему не приходилось. Вот
пришить что-нибудь, вырезать, пулю достать, по частям сложить - это
пожалуйста.
- Не утешайте меня,- вдруг строго сказала Маша. Еще неизвестно,
кто кого должен утешать. А то есть такие, что на больных смотрят как
на диких зверей, вопросы задают дурацкие, думают, мы ящики деревянные,
ничего не понимаем, только глупости всякие хотим делать, чтоб над нами
смеялись. А я тоже смеюсь, когда вижу эти тупые рожи, которые считают
себя умными и нормальными.
- Маша, не надо! - попросил Юрчик. Костя ведь хочет помочь нашим
больным.
- Да, нашим больным,- тихо подтвердила она. Мы не будем возвра-
щаться? Здесь так хорошо...
Но ее не расслышали.
Вечером они поссорились.
