продолжает носить свою этикетку. Он оторвал ее, но наземь не бросил, а
спрятал в кармане.
Утром он понял, что в свихнувшемся городе есть только одно место,
где он может, во-первых, спастись, а во-вторых, официально подтвердить
в случае необходимости свою лояльность к оставшемуся сроку и горячее
желание его отбыть и искупить. Он пересек мертвое пространство между
тюрьмой и полком, завидел дощечку, припертую к забору,- здесь прапор-
щики и лейтенанты коротали свой путь,- поднатужился, с разбегу вскочил
на нее, ухватился за край забора, еще разок поднатужился, застряв на
гребне спортивного успеха, и перевалился на другую сторону. Хорошо,
что его сразу не застрелили.
- Эй, лысый, а ну, иди сюда! - услышал Хамро резкий моложавый го-
лос. Он прищурился и среди кустов, окружавших белое одноэтажное зда-
ние, напоминавшее сарай, увидел очкарика в военной рубашке и при пого-
нах. В какое-то мгновение он почувствовал страх и опустошение: такую
же носили вертухаи.
Хамро послушно подошел к офицеру. На нем были капитанские погоны, и
Хамро, чтобы понравиться, не преминул доложиться по-уставному:
- Товарищ капитан, разрешите обратиться?
Капитан неожиданно расплылся в улыбке:
- Откуда тебя, такого лысого, принесло?
- Из тюрьмы, товарищ капитан. Кара-Огай нас освободил. А мне вот
некуда идти, а воевать не тянет...
Капитан упер руки в боки, глаза из-под очков смотрели с укоризной и
расплывающейся добротой. Хамро понял, что капитан слегка пьян.
- А я один на всех, понял? Какой человек самый ценный на войне?..
Что н совсем дурак, ответить не можешь?
- Я не дурак,- осторожно возразил Хамро, удивляясь странному капи-
тану. Самый ценный? Солдат, наверное?
- Какой еще солдат! Скажи еще: обученный, накрученный, сякой-та-
кой... Самый важный человек на войне, уважаемый дядя,- это врач!
- Вы врач?
- Да. И ты будешь две тысячи первым потенциальным клиентом на этом
стадионе. Только не приходи по пустякам: голова там не соображает, в
ушах трещит. А вот с вывороченным животом - милости просим... Теперь
ступай себе с Богом. На стадион! Бегом... Можно вприпрыжку. А то мне
надо роды принимать. Одна госпожа тут надумала... Сказав это, Костя
пошел в санчасть смотреть роженицу, а Хамро поплелся на стадион. Там
он быстро понял, что никому не нужен.
В полку вновь появились телевизионщики.
- Фывап сказала,- перевел Сидоров,- что имидж, который сложился у
нас, не вполне будет соответствовать...
- И что же это за имидж? - поинтересовался Лаврентьев, слегка при-
щурившись. Американка, похоже, достала его.
- Не спрашивайте, она сама не знает,- вполголоса, как будто она
могла подслушать, произнес Сидоров.
- Переводи! - сурово потребовал Лаврентьев. А то камеру заберу. И
не финти н у меня диплом переводчика английского языка.
Сидоров торопливо перевел вопрос, выслушал долгий ответ, нахмурил-
ся, стал озвучивать:
- В общем, она говорит, что ваш имидж...
- Да не имидж, а образ! По-русски не можешь... перебил Лаврентьев.
- Да, этот самый образ,- послушно поправился Сидоров,- значит, че-
ловека, который с чисто русской душой, несколько неуклюжий, трагичный
и вместе с тем с необузданной опасной силой. Странно и неожиданно, что
он здесь, в воюющем мусульманском мире, что-то выжидает, переживает...
- Все ясно: белый медведь на крайнем юге,- подвел Лаврентьев итог
мучительному переводу. Спасибо. На этом все.
- Вы обещали обращение к американскому народу...
- Хорошо! Итак... Дорогие американские друзья! Пользуясь случаем,
хочу выразить глубокую признательность за ваш пристальный интерес к
событиям, происходящим на территории бывшего Советского Союза. Поверь-
те, мне, простому командиру полка, чрезвычайно приятно сознавать, что
меня сейчас смотрят миллионы телезрителей от Аляски до Флориды. Это
большая ответственность и высокое доверие. А теперь по существу. Знае-
те ли вы, чем отличается курочка Ряба от обезьяны шимпанзе? Правильно:
курочка не может кукарекать, а обезьяна нести золотые яйца. Вы, конеч-
но, тут же меня поправите: обезьяна тоже не кукарекает! Да - и это у
них общее. Но вот, как бы ни тужилась обезьяна, ни одного яйца, даже
простого, она снести не сможет, и как бы ни суетилась курица, петухом
не станет. Я к чему это, далекие американские друзья... А к тому, что
каждому определена своя роль, своя судьба и свое кукареканье. Так и у
людей, хотя и посложнее н потребностей больше. Одному хочется указы-
вать, да так сильно, что палец начал расти, другой, считая себя муд-
рым, полез напропалую в чужие дела, да только все портя, а третий, ко-
торый наглый и без особых претензий, под шумок пошел тырить по чужим
карманам... Если вы не запутались в том, что я говорю, перейду к конк-
ретному. Ерунда, когда говорят, что со стороны виднее. Откуда - из-за
океана? И чем далее - тем лучше. Тут из Москвы ни черта не разглядят,
хотя это вас уже не касается. Вы, американцы, хорошие ребята, но лучше
бы вы постригли свои длинные ногти.
Вот ты, Фывапка, наверное, считаешь: бросить все к черту и уехать!
Да как же я, отец-командир, могу бросить моих ребят? Мне один раз
предложили - полгода назад. Я отказался: пока все ветераны, которые
здесь десять лет и больше ишачат, не заменятся,- я не уеду! Эх, Фывап-
ка... Ведь подлецов и в Америке вашей не любят. Ты вот приехала, для
тебя тут экзотический сумасшедший дом. А для меня это родная страна,
хотя и действительно немного свихнувшаяся. А вы ходите по ее обломкам
и радуетесь. Не дай вам Бог с петушиным вашим гонором испытать то, что
сейчас имеем мы. Может ведь и на вас такое свалиться... Он замолчал,
порывисто вздохнул. Ладно, хватит, выключай! А то меня уже на прори-
цания потянуло.
Лаврентьев быстро встал, открыл шкаф, обнажив алюминиевые бока мо-
лочных бидонов.
- А ну-ка, хозяйка, налей нашим гостям и закусить принеси, а то мы
их только болтовней кормим.
Ольга хотела было возразить, но командир нахмурил брови, и она
предпочла послушаться. Впрочем, Оле было приятно, что ее назвали хо-
зяйкой. Она быстро достала кружки, налила в графины из одного бидона
крепкий портвейн, из другого - коньяк местного завода, поставила на
стол. И то, и другое было преподнесено командиру от благодарного наро-
да Республики. Потом Ольга побежала в столовую за продуктами.
- Умирать буду, последнее желание знаете какое? Плешивого вздернуть
и на пятно его коричневое плюнуть... Лаврентьев снова наполнил круж-
ки. Все умолкли. А теперь послушайте, что я вам скажу. Я хочу, чтобы
меня поняла американка Фывап, наша гостья, и ты, Сидоров, как мой соо-
течественник, тем более. Никогда не старайтесь изменить азиата на свой
манер, навязать ему свои мысли, чувства, образ жизни. Он выслушает
вас, кивнет головой, даже согласится, но все равно поступит по-своему.
Если же вы будете чрезмерно настойчивы, он посмеется над вами. Впро-
чем, они всегда смеются над нами, над тем, что мы бестолково суетливы,
что мы потеряли силу и власть даже над женщиной, разбазариваем слова,
но забываем говорить и спрашивать очевидные вещи при встрече, выражая
уважение непременным вопросом о здоровье, о делах, семье, родных. Для
них смешны и нелепы наши понятия о гигиене и чистоте, они несравненно
ближе нас к природе. И потому не пытайтесь обвинять в пышном многосло-
вии, это тонкая игра, нам непонятная. Не пытайтесь тем паче перехит-
рить азиата, дело это трудное. Его взять можно лишь силой, но, только
вы ослабите хватку, он выскользнет и сам вцепится вам в горло, и подо-
бострастная улыбка сменится оскалом и торжествующим хохотом. Восточный
человек думает одно, говорит другое, а делает третье...
- Браво, Евгений Иванович! - восхищенно заметил Сидоров. Вы истин-
ный знаток восточной души. Не будете против, если я включу магнитофон?
- Включай и заодно налей всем... Три месяца назад здесь начали тво-
риться страшные вещи. Люди, принадлежащие к разным кланамн горцы и вы-
ходцы из долины,- обнажили кинжалы. Появилось сразу много оружия, по-
лилась кровь. Группировки схлестнулись, вспомнились старые ничтожные
обиды. Замшелые старики подняли за собой зеленых недоумков. То тут, то
там под нож попадали целые семьи. Трупы со связанными колючей проволо-
кой руками в реке. Лица изувеченные. Их вылавливали и зарывали прямо
на берегу. Власть взяли боевики фундаменталистского направления. Эти
были за единую, этнически чистую теократическую республику. Инородцам
предлагалось катиться к чертовой матери с минимумом пожитков. Все на-
житое считалось национальным достоянием Республики и платой за время
проживания на ее территории. Уехали единицы. Куда остальным деваться?
Некуда. Их нигде не ждали. Они испокон веку жили на этой земле, рабо-
тали, жили по местным традициям и искренне считали, что все люди -
братья. Но "братья" вдруг решили, что "неродные" их все годы обманыва-
ли, ели кашу и плов из их казана и пора турнуть дармоедов. Люди стали
бояться выходить из домов. Фабрики, где и работали инородцы, останови-
лись. Начался хаос. В магазинах шиш ночевал. Что надо делать, чтоб
уцелеть на вершине власти, когда вокруг развал и вселенский бардак?
Надо добиться всеобщего мира или развязать беспощадную войну. Чем
страшней будет, тем больше шанс скорей ее завершить. На мир ума не
хватило - решили воевать. Но полбеды, если воевать. А начался открытый
грабеж. Инородцев стали выселять кварталами. Туда же по черным спискам
попадали и свои неугодные: чиновники, мелкие начальники. Первым делом
увозили крепких мужиков. Руки за голову - и на автобусы. Это у них на-
зывалось чисткой. Вроде как боевиков и оружие искали. Шерстили сначала
в восточной части города, сожгли все дома. Там зажиточные жили, больше
по торговой части. Увезли за город, постреляли, чуть землей прикопали.
А то и собирали в кишлаке людей, заставляли камнями забрасывать нес-
частных. А те в яме стоят, пока не забьют. Кидают все - от мала до ве-
лика. На другой день уцелевшие н бабы, дети, немного мужиков - толпой
ко мне. Я открыл ворота, впустил. Что там было, хоть не вспоминай...
Привезли труп женщины, положили возле КПП. Обезображена начисто, груди
отрезаны. Кто так измывался? Мне кричат: "Лаврентьев, ты же русский
командир, у тебя большое сердце, как же ты мог допустить такое! Почему
не защитил? Ты же сильный, ты же мог!" В лицо плюют: "Вы жалкие трусы,
а не офицеры!" А на другой день - снова "чистка", и буквально в сот-
не-другой метров от полка стреляют. Тут мои прибежали. "Командир, там
директора школы убили!"
- Женя, может, не надо об этом? - умоляя, произнесла Ольга.
- А почему вы не направили танки? - спросил Сидоров.
гн Ты хоть понимаешь, что такое танки среди жилых застроек? Среди
многоэтажных домов! Чапаев... Дело одной минуты - отдать приказ. Офи-
церы меня не понимали, рвались в бой. Патроны просятся наружу! Никому
не пожелал бы побывать тогда на моем месте. Приказ свыше один - не
встревать! Дело конкретной минуты... Отдать приказ. У меня сердце тог-
да как клещами сжало. Татары, туркмены, киргизы... Живые люди... А вот
гляньте! - Лаврентьев вытащил из стола стопку писем. Мать солдата пи-
шет. Саши Артамонова мама... Его три года назад убили. На посту часо-
вым был - из-за автомата убили. Отвезли, похоронили, а мать все пишет
ему, не верит, что он давно умер. И я не знаю, что мне с этими письма-
ми делать. Я сказал, чтоб их мне приносили. Это письма, на которые
никто не сможет ответить. Ни один человек. Вот, почитайте, да я сам
лучше: "Здравствуй, дорогой Сашенька. Я снова пишу тебе письмо, все
жду от тебя весточки. Понимаю, что служба у тебя трудная и нет времени
ответить. Вчера я пошла в магазин и купила тебе на день рождения новую
рубашку. Ты, наверное, раздался в плечах, поэтому я взяла на размер
