Посетители "Двери" повскакали с мест, чтобы лучше видеть, что
происходит. Через их головы шериф закричал: - Не трогать его! - и на-
чал пробираться через толпу.
Кавинант от полной растерянности потерял равновесие. Он споткнул-
ся, ударился лицом о что-то вроде ножки или края стола, чуть не выбив
себе глаз, и растянулся под столом.
Люди вокруг вопили и колотили. Сквозь этот шум шериф ревом отда-
вал приказы. Одним ударом руки он выбил стол, стоявший над Кавинантом.
Кавинант затравленно глядел с пола. Его подбитый глаз распух, ис-
кажая все вокруг. Тыльной стороной ладони он стирал слезы. Мигая и с
трудом концентрируя взгляд, он разглядел двух мужчин, стоящих над
ним - шерифа и бывшего соседа по столу.
Слегка покачиваясь на ногах с сомкнутыми коленями, торжественно
выглядевший человек бесстрастно смотрел вниз на Кавинанта. Восторжен-
ным голосом и заплетающимся языком он произнес свой вердикт:
- Моя жена - самая чудесная женщина на свете.
Шериф оттолкнул мужчину и склонился над Кавинантом, покачивая ух-
мыляющимся лицом, полным зубов.
- Этого вполне достаточно. Мне как раз нужен предлог, чтобы изо-
лировать тебя, дабы ты не создавал лишних хлопот. Слышишь меня? Вста-
вай.
Кавинант чувствовал себя слишком слабым, чтобы двигаться, и не
мог ясно видеть. Но не хотел принимать ту помощь, которую мог ему
предложить шериф. Он перекатился и с трудом оттолкнулся от пола.
Он встал на ноги, накренившись в одну сторону, но шериф не делал
попыток поддержать его. Затем оперся на спинку стула и вызывающе огля-
дел затихших зрителей. Джин, наконец, казалось, подействовал на него.
Он выпрямился, с достоинством поправил галстук.
- Давай, иди,- скомандовал шериф с высоты своего роста.
Но еще какой-то миг Кавинант не двигался. Хотя он не мог быть
уверен ни в чем, что сейчас видели его глаза, он продолжал стоять, где
был, и провел ВНК.
- Давай, иди,- спокойно повторил Литтон.
- Не трогайте меня,- когда ВНК был сделан, Кавинант повернулся и
гордо прошествовал из ночного клуба.
Снаружи, в холоде апрельской ночи, он глубоко вздохнул, обретая
спокойствие. Шериф и его помощник повели его к полицейской машине. Ее
красные огоньки зловеще вспыхивали в темноте. Он был заперт сзади, за
защитной стальной решеткой, а оба офицера сели вперед. Когда помощник
тронул повел машину и повел по направлению к Небесной Ферме, шериф за-
говорил через решетку.
- Мы слишком долго искали тебя, Кавинант. Меган Роман сообщила,
что ты собираешься прогуляться, и мы решили, что ты попробуешь свои
шуточки где-нибудь в другом месте. Только неизвестно где. Но здесь все
еще моя территория, и у тебя могут быть неприятности. Против тебя нет
закона - я не могу арестовать тебя за то, что ты сделал. Но это, ко-
нечно, подло. Послушай, ты. Мое дело - порядок в этом округе, и ты это
не забывай. Я не хочу охотиться за тобой, как сейчас. Если ты снова
примешься за свои фокусы, я запихну тебя за решетку за нарушение по-
рядка, хулиганство или что-нибудь другое - найдем, за что. Понял?
Стыд и ярость боролись в Кавинанте, но он не мог найти для них
выхода. Ему хотелось заорать через решетку: ~"Это незаразно! Это не
моя вина!"~ Но горло у него было сжато спазмом; он не мог высвободить
заключенный в нем крик. Наконец он смог только промямлить: "Выпустите
меня. Я пойду пешком".
Шериф Литтон внимательно посмотрел на него, потом сказал помощни-
ку:
- Ладно. Выпустим его прогуляться. Может, он попадет в аварию.
Они как раз только что миновали выезд из города.
Помощник остановил машину возле обочины, и шериф выпустил Кави-
нанта. Мгновение они вместе стояли в ночи. Шериф внимательно посмотрел
на него, как будто пытаясь оценить его способность принести вред. За-
тем Литтон сказал: "Иди домой. И оставайся дома". Потом вернулся в ма-
шину. Она развернулась с громким пронзительным скрежетом и покатила к
городу. Мгновение спустя Кавинант выпрыгнул на дорогу и закричал вслед
удаляющимся огонькам: "Гадкий, грязный прокаженный!" В темноте огоньки
выглядели как кровь.
Его крик, казалось, не потревожил тишину. Он повернулся и пошел к
Небесной Ферме, чувствуя себя маленьким, как будто немногочисленные
звезды на светлом небе насмехались над ним. Ему предстояло пройти де-
сять миль.
Дорога была пустынной. Он двигался в тишине, как если бы его ок-
ружала полная пустота: хотя он шел по открытой местности, он не улав-
ливал ни шума травы от ветра, ни ночных разговоров птиц или насекомых.
Из-за тишины он чувствовал себя глухим, одиноким, беспомощным, как
будто сзади его настигали хищники.
Это было заблуждением! Протест поднялся в нем как вызов; но даже
для него самого он звучал глухим стоном отчаяния, состоящим из пораже-
ния и упрямства. Он мог слышать сквозь него, как эта девушка кричала
~Берек!~ подобно сирене из ночного кошмара.
Затем дорога пошла через рощу из частых деревьев, которые закры-
вали тусклый свет звезд. Он не мог ощущать ногами дорогу; был риск за-
блудиться, упасть в канаву, пораниться о дерево. Он старался сдержи-
вать шаг, но опасность была слишком велика, и он наконец был вынужден
идти, вытянув перед собой руки и нащупывая дорогу при каждом шаге, как
слепой. Пока он не добрался до края леса, он двигался как заблудивший-
ся, как во сне, в испарине и прозябший.
После этого он заставил себя идти твердым шагом. Его подгоняли
крики, несущиеся ему вслед: ~Берек! Берек!~ Когда, наконец пройдя дол-
гие мили, он достиг поворота дороги на Небесную Ферму, то почти бежал.
В заповеднике своего дома он включил все огни и запер все двери.
Распланированная строгость его жилища приняла его в себя с догматичной
неутешительностью. Взгляд на кухонные часы сказал ему, что уже за пол-
ночь. Новый день, воскресенье - день, когда другие идут в церковь. Он
заварил кофе, сбросил куртку, галстук и рубашку, потом принес дымящую-
ся чашку в комнату. Там он устроился на диване, поправил портрет Джоан
на кофейном столике так, чтобы она смотрела прямо на него, и сел, об-
хватив колени руками, пережидая кризис.
Ему был нужен хоть какой-то ответ. Все его ресурсы были исчерпа-
ны, и он не мог продолжать жить как раньше.
~Берек!~
Крик этой девушки, и саднящий звук аплодисментов публики, и ос-
корбления шофера отдавались в нем как заглушенные толчки в глубине
земли. Самоубийство маячило со всех сторон. Он был в ловушке между бе-
зумным заблуждением и угнетающим отношением к нему со стороны окружаю-
щих людей.
~Гадкий, грязный прокаженный!~
Он сжал себе плечи и напрягся, стараясь успокоить судорожно за-
бившееся сердце.
~Я не могу этого вынести! Кто-нибудь, помогите мне!~
Вдруг зазвонил телефон - звонок хлестнул по его сознанию как бич.
Разболтанно, как плохо соединенная куча вывихнутых костей, он вскочил
на ноги. Но потом остановился без движения. Ему не хватало мужества
снова встретиться с враждебностью и проклятиями.
Телефон прозвенел снова.
Дыхание застряло у него в легких. Джоан, казалось, упрекала его
из-за стекла рамки на столе.
Еще звонок, настойчивый, как стук кулаком по столу.
Он шатнулся к телефону. Схватив трубку, он крепко прижал ее к
уху.
- Том? - слабый печальный голос вздохнул.- Том, это Джоан. Том? Я
надеюсь, что не разбудила тебя, я знаю, что слишком поздно, но мне на-
до было позвонить. Том...
Кавинант стоял прямо, застыв, весь внимание, сжав колени, чтобы
не упасть. Челюсти его двигались, но он не издавал ни звука. Горло его
схватило спазмом, перекрыло, и легким стало не хватать воздуха.
- Том? Ты слышишь? Алло! Том? Пожалуйста, скажи что-нибудь. Мне
нужно поговорить с тобой. Мне так одиноко. Я так скучаю по тебе.- Он
мог разобрать волнение в ее голосе.
Грудь его с трудом поднималась, как в удушье. Внезапно он преодо-
лел препятствие в горле и глубоко вдохнул, издав звук, похожий на
всхлип. Но все еще не мог выдавить не слова.
- Том! Пожалуйста! Что с тобой?
Казалось, его голос кто-то схватил смертельной хваткой. В отчаян-
ном стремлении вырваться из захвата, ответить Джоан, удержать ее го-
лос, чтобы она не повесила трубку, он взял аппарат в руки и направился
обратно к дивану, надеясь, что движение снимет спазм, сжавший его гор-
ло, поможет снова обрести контроль над голосовыми связками.
Но принятое решение оказалось неверным. Телефонный шнур обернулся
вокруг его лодыжки, и когда он резким рывком двинулся вперед, то спот-
кнулся и упал головой на кофейный столик, ударившись при этом лбом
прямо о его угол. Когда он затем свалился на пол, то, казалось, все же
почувствовал свой удар.
И в тот же момент перестал что-либо видеть. Но все еще прижимал
телефонную трубку с своему уху. Посреди белесого пространства, погло-
тившего все окружавшие его звуки, был ясно слышен голос Джоан. Он ста-
новился срывающимся, сердитым.
- Том, я серьезно. Не делай мне хуже, чем всегда. Ты не понима-
ешь? Я хочу сказать тебе... Ты мне нужен. Скажи что-нибудь, Том. Том!
Умоляю тебя, скажи что-нибудь!
Затем громкий нарастающий гул в его ушах смыл ее голос. ~Нет!~ -
пытался кричать он. ~Нет!~ Но он был беспомощен. Нарастающий грохот
накрыл его, как селевой поток, и унес прочь.
Глава 3. Вызов
Гул отдалился и стал звучать тише, при этом как-то изменилась и
та пустота, которую он видел. На волнах этого звука вверх взметнулось
серо-зеленое облако свежескошенной травы и накрыло его как воздушной
пеленой. Зелень была ему противопоказана, и он чувствовал, что задыха-
ется в ее душном сладком зловонии - запахе эфирного масла. Но нота гу-
дения, заполнявшая его уши, выросла, более сосредоточилась, стала бо-
лее высокой тональности. Капельки золотистого цвета стали просачивать-
ся сквозь зелень. Потом звук стал мягче и каким-то жалобным, затем еще
выше, так, что стал низким человеческим стенанием. Золото стало возоб-
ладать и полностью вытеснило зелень. Теплое, мягкое свечение наполнило
его глаза.
По мере того как окружавший его звук все больше и больше превра-
щался в женскую песню, золотистый цвет становился все более насыщенным
и более глубоким, убаюкивая его, как будто мягко перенося его в поток
поющего голоса. Мелодия вплеталась в свет, придавала ему текстуру и
форму, осязаемость. Слишком беспомощный чтобы поступить иначе, он уце-
пился за этот звук, сконцентрировался на нем, напряженно оставив рот
открытым в протесте.
Постепенно пение обретало более четкие очертания. Его гармониче-
ский рисунок становился строже, более суровым. Кавинант чувствовал се-
бя увлекаемым вперед, спешащим погрузиться в поток песни. Молебенно
изгибаясь, она формировала слова.
~Будь праведным, Неверящий -
Ответь на наш зов.
Жизнь - это Даритель,
Смерть - заканчивает все.
Обещание - должно быть только правдивым,
И бремя исчезает
Если обещание выполнено;
Но у предателей веры
И безверных служителей
Глубины души покрывает тьма.
Будь праведным, Неверящий -
Ответь на наш зов.
Будь праведным~.
Казалось, что песня настигла и схватила его, воздействуя на его
память, напоминая, в какой-то мрачной тональности, о людях, которых он
знал однажды, которые нуждались в нем. Но он сопротивлялся этому. И
по-прежнему хранил молчание.
Мелодия погружала его в теплое золото.
Наконец свет обрел ясность. Теперь он мог определить его форму;
он заливал все его зрение так, будто он смотрел на солнце. Но на по-
следних словах песни свет потускнел, потерял свою ослепительность.
Когда голос пропел "Будь праведным", это было подхвачено множеством
голосов: "Будь праведным!" Это заклинание напрягло его, как туго натя-
нутую тетиву лука перед самым моментом стрельбы.
