оправдываться и, надеюсь, вы поверите мне на слово... Но сейчас меня
интересует не столько моя особа, сколько этот Ментарочи... Как вы думаете...
В дверь кто-то постучал, и Матини не закончил фразы. На пороге
появилась горничная графини.
- Синьор обер-лейтенант, графиня просила зайти к ней, как бы поздно вы
ни освободились!
- Передайте вашей госпоже, Лидия, что я обязательно зайду,- ответил
Генрих, внимательно вглядываясь в лицо девушки.
Может быть, потому, что Генрих впервые назвал ее по имени, а возможно,
по каким-либо другим причинам, но горничная смутилась.
- Хорошо,- ответила она тихо и вышла.
- Так вот, я хотел бы знать...- начал было Матини, но его снова
прервали.
На этот раз дверь распахнулась настежь без стука и ла пороге выросла
фигура Кубиса.
- "Где двое или трое собрались во имя мое, там и я среди них...",-
цитатой из евангелия поздоровался Кубис.
- Садитесь, Кубис,- пригласил Генрих, - мы, правда, уже поужинали, но
немного вина оставили, помня о вас.
- Этой кислятины?
- Другого не было и не будет. Пауль, не забывайте, мы у постели
раненого.
- "И бог, видя тайное, воздаст нам явное!"- молитвенно сложа руки,
снова процитировал Кубис.
- Сегодня Кубис настроен на молитвенный лад,улыбнулся Лютц.
- Я сегодня подумал: а не придется ли мне снова менять одежду? Когда-то
я сменил сутану на мундир, а теперь, возможно, придется сделать наоборот.
Ну, это все в будущем, а я человек сегодняшнего дня. И он не предвещает мне
ничего хорошего!
- Снова какие нибудь неприятности?- поинтересовался Генрих.
- Самые большие - у меня отняли перспективы! Оповестил начальство о
смерти раба божьего Иоганна, а мне приказывают: выполняйте его обязанности,
пока не пришлем нового начальника. Итак, мое продвижение по службе, а
следовательно, и увеличение бумажек, которые так приятно шуршат в руках,
отодвигается на неопределенный срок. И я снова на иждивении доброго и
щедрого барона фон Гольдринга, который коллекционирует мои расписки. А вы
после этого предлагаете мне кислое вино! Вам еще не хватает завести разговор
о медицине и вообще о тленности всего живого! Кстати, и синьор Матини здесь.
- Перед вашим приходом мы как раз беседовали о медицине. Матини нам
рассказал об одном очень интересном опыте. Как хирург он просто в восторге и
мечтал бы повторить эксперимент.
Матини удивленно смотрел на Генриха, лидо его медленно покраснело,
брови угрожающе сошлись на переносице.
- Умоляю вас, заклинаю, покорно прошу! Не рассказывайте мне этой
мерзости! Она мне испортит аппетит перед ужином!
- А я думал, что вы интересуетесь наукой! Вы сами когда-то настаивали,
чтобы Матини...
- Барон фон Гольдринг, это для меня настолько неожиданно... Я просто не
нахожу слов - У Матини перехватило дыхание.
Лютц, верно, начал о чем-то догадываться и бросил на доктора
предостерегающий взгляд. Тот тотчас обмяк.
- Я знаю, вы не отважитесь просить Кубиса, поэтому делаю это за вас:
Матини нужен человек, над которым он мог бы провести свой эксперимент.
Поскольку он опасен, нужен...
- Догадываюсь, догадываюсь... да, пожалуйста! У нас таких кроликов хоть
отбавляй. Я охотно дам первого попавшегося и даже буду благодарен за услугу.
Наш комендант СС допился до белой горячки и не может выполнять своих
функций. Берите хоть сейчас!
- Видите, Матини, как все хорошо уладилось!- повернулся Генрих к
доктору.- С вас комиссионные! Согласен помириться на том, что вы разрешите
мне присутствовать при...
- Простите, Генрих, что я вас прерву. Но вечером, да еще в выходной
день, я не привык так попусту растрачивать время! Душа моего покойного шефа
протестует против таких сухих поминок, и я вынужден, барон...
- Сколько?- лаконично спросил Генрих.
- За упокой Миллера, думаю, не меньше пятидесяти марок...
Получив нужную сумму, Кубис вышел. Генрих проводил его до входных
дверей, чего никогда не делал и чем еще больше удивил своих гостей.
- Ну, обо всем договорились,- доложил он, вернувшись в спальню.
- Я ничего не понимаю...- начал взволнованно Матини.
- А понять так просто! Если трое порядочных людей узнают, что
четвертому грозит смертельная опасность...
- Вы имеете в виду Антонио Ментарочи?
- Наконец вы догадались! А я думал, вы меня испепелите грозным
взглядом. Или, может...- Генрих вопросительно взглянул на Матини.
- Я думал, вы лучшего мнения обо мне! - обиделся доктор.
- Но как организовать технику этого дела?- спросил Лютц.
- У нас впереди целая ночь, чтобы все обсудить. А сейчас, простите, я
должен зайти к Марии-Луизе.
Графиня давно ждала Гольдринга и встретила его упреками:
- Это просто невежливо, барон, заставлять меня так долго ждать. Я
умираю от любопытства! Неужели правда, что убит Миллер и герр Лютц ранен?
Генрих коротко рассказал, как их обстреляли партизаны.
- О, теперь я особенно ценю то, что вы сделали для дяди и барона
Штенгеля. Эти звери могли убить и их!
- Я всегда к вашим услугам, графиня. Ведь я обещал быть вашим рыцарем.
- И очень плохо выполняете свои обязанности! Я вижу вас раз в неделю,
да и то лишь в тех случаях, когда сама приглашаю. Слушайте, вы вообще
мужчина?
- Кажется...
- А мне нет! Жить под одной крышей с молодой женщиной и оставаться
совсем равнодушным к ней! Хоть бы на людях поухаживали за мной... В
наказание завтра утром или после обеда вы будете сопровождать меня на
прогулку. Я давно не ездила верхом.
- У меня нет лошади.
- Возьмите из моей конюшни. И вообще я решила сделать из вас настоящего
кавалера. Когда-нибудь дама вашего сердца поблагодарит меня за это!
- А что скажет по этому поводу барон Штенгель?
- Он поймет, что до сих пор ловил ворон!
- Итак, я должен играть при вас роль...
- Роль зависит от актера...- Графиня бросила многозначительный взгляд
на Генриха,- от того, насколько он сумеет воодушевить своего партнера...
- Такая игра может нас обоих завести слишком далеко...
- Вы этого боитесь?
- Я понимаю, что нам грозит... Для себя... и своей невесты.
Генрих пробыл у графини долго. Когда он вернулся, Лютц и Матини сладко
спали.
- Постели мне в кабинете,- приказал Генрих Курту. Тот приготовил
постель, но не уходил, переминаясь с ноги на ногу у порога.
- Я хотел вас спросить, герр обер-лейтенант... - начал он робко и
замолчал.
- Догадываюсь о чем... Дело касается Лидии? Угадал?
Курт густо покраснел.
- Я хотел спросить, может ли немецкий солдат жениться на итальянской
девушке...
- Если оба они запасутся терпением, чтобы дождаться конца войны. А как
же твоя невеста, Курт?
- Марта, герр обер-лейтенант, она какая-то... О, нет, не подумайте
чего-нибудь плохого! Она хорошая девушка, честная. Но... Я увидел совсем
других девушек, которые мечтают о большем, чем собственное гнездышко... Мы с
Мартой не будем счастливы, герр обер-лейтенант! Лидия она совсем другая,
она...- Курт окончательно смутился и замолчал.- Простите, герр
обер-лейтенант, вам пора спать. Я пойду.
Когда Курт открыл дверь, Генрих его остановил.
- Кстати, Курт, я все забываю спросить: ты передал графине записку,
помнишь, ту, что я дал, когда мы ехали Пармо для переговоров с партизанами?
- Графиня еще спала, я передал горничной. Я говорил вам об этом, герр
обер-лейтенант.
- Ах, да, теперь припоминаю... ты действительно чтото говорил. Ну,
спокойной ночи, Курт. Пусть тебе приснится твоя Лидия, она, кажется, очень
славная девушка.
Оставшись один, Генрих еще долго не спал, обдумывая новую обстановку,
которая сложилась здесь, в замке, и в Кастель ла Фонте после сегодняшних
событий.
КУБИС ЗАБОТИТСЯ О БУДУЩЕМ
Письмо Генриха о смерти Миллера глубоко взволновало Бертгольда. Наличие
в Кастель ла Фонте знающего преданного служаки очень устраивало генерала:
вопервых, с точки зрения чисто служебной, а во-вторых, Миллер был защитником
его личных интересов. Внезапная смерть начальника службы СС в маленьком
итальянском городке, как это ни странно, могла поломать все планы
Бертгольда, спутать все карты большой игры.
А игру Бертгольд затеял крупную. И отнюдь не последнюю роль в ней
должен был сыграть именно Миллер. Не в силу своих талантов. Нет! Бертгольд
не переоценивал его способностей, хоть и отдавал должное опыту. Просто
судьба связала Миллера с генералом Эверсом, а последнее время личность
Эверса особенно сильно интересовала Бертгольда.
И не потому, что Бертгольд вспомнил о своих старых дружеских связях с
генералом. Наоборот, он старался их всячески затушевать и даже в письмах к
Генриху не передавал больше приветов старому другу. Зато в письмах к
Миллеру, носивших полуслужебный характер, фамилия генерала упоминалась все
чаще и в таком контексте, который очень бы взволновал и генерала, и Гундера,
н Денуса, узнай они об этом. Штаб-квартиру Гиммлера давно беспокоили
нездоровые настроения, возникшие в среде высшего командования немецкой
армии. Целая цепь стратегических неудач на Восточном фронте сильно подорвала
доверие к гитлеровскому командованию. Если раньше любое распоряжение фюрера
воспринималось как нечто гениальное, то теперь на военных советах все чаще
раздавались критические голоса. В форме вопросов или советов, а зачастую и
прямо высказывалось личное мнение. Генералы старались внести свои коррективы
в действия командования и самого фюрера.
Если подобное происходило на военных советах, то можно себе
представить, о чем беседовали между собой старейшие генералы, когда бывали
одни.
И, возможно, не только говорили. В распоряжении гестапо были материалы,
свидетельствующие о том, что среди командиров крупных военных соединений,
возможно, уже возникла оппозиция.
Подозрительным казалось установление тесных контактов между некоторыми
генералами старой школы, которые до сих пор не были связаны ни родственными
отношениями, ни дружбой. Оживленная переписка, курьеры, которых они посылали
друг другу, не могли не возбуждать тревоги, хотя прямых улик о предательстве
или заговоре в распоряжении гестапо не было. В письмах если и проскальзывали
нотки недовольства, то делалось это крайне осторожно, обычно речь в них шла
о погоде, о здоровье, о далеких и близких знакомых. Лишь сопоставляя копии
этих корреспонденции - а их собиралось в гестапо все больше,- можно было
заметить едва уловимую перекличку событий и имен.
Интуиция старого разведчика подсказывала Бертгольду, что все это
неспроста. Но более или менее обоснованных доказательств у него не было.
Необходима была ниточка, одна тоненькая ниточка, за которую он мог бы
ухватиться!
Такой ниточкой стал для него Эверс.
Слишком уж часто упоминалось его имя в этой подозрительной переписке!
Поручив Миллеру внимательно наблюдать за генералом и сообщать о каждом шаге
последнего, Бертгольд надеялся путем сопоставлений, логических выводов, а,
возможно, впоследствии и явных доказательств, установить наличие заговора
против фюрера... И вот этот блестящий план был под угрозой - в Кастель ла
Фонте не стало доверенного лица.
Бертгольд возлагал большие надежды на Миллера не только в связи с
раскрытием этого заговора, а и по сугубо личным причинам.
Вернувшись в прошлом году из поездки по Франции и приступив к разбору
корреспонденции, накопившейся за время его отсутствия, Бертгольд натолкнулся
на документы, которые очень его встревожили. Среди кипы фотографий,
