смотрели на нее с рекламных афиш, которые призывали молодоженов
механизировать свой быт: молодая женщина с пылесосом в руках... молодая
женщина возле стиральный машины... "ваш пол будет всегда блестеть как
зеркало"... "покупайте наши механические полотеры", "приобретайте сбиватели
для коктейлей, и ваш муж не будет завсегдатаем, клубов и ресторанов"...
Графиня прикусила губу, пряча злорадную усмешку... но на сердце у нее
ни стало легче. Правда, лицо стандартное, но от нее веет юностью и каким-то
особым уютом. Это может привлечь человека, который, проведя бурную
молодость, ищет тихого семейного счастья.
Софья Лерро тоже стремилась к семейному уюту и не скрывала этого. С
простодушной откровенностью она созналась, что готова даже прибегнуть к
услугам брачной газеты. А когда Мария-Луиза попробовала высмеять это ее
намерение, девушка начала горячо отстаивать свою точку зрения, и барон
Штенгель ее поддержал, после чего Софья заспорила еще ожесточенвее.
- А что же делать девушкам, которые сидят в такой дыре, как я? Ждать,
пока появится прекрасный принц? Так бывает только в сказках, а не в жизни.
Мне уже двадцать три года... сколько я могу еще ждать? Если мы случайно
знакомимся с мужчиной в театре или в гостиной наших друзей, а потом выходим
за него замуж - это считается приличным. Если же мы знакомимся с помощью
объявления, такое знакомство - уже плохой тон. Но меня никто не заставит
выйти замуж за первого, кто откликнется на мое объявление. За мной остается
право выбора. И я поступаю откровенно и честно, когда говорю да, я хочу
выйти замуж! А другие скрывают свои желания, а сами ловят женихов!
Мария-Луиза покраснела, расценив эти слова как намек. Но глаза Софьи
смотрели с такой простодушной откровенностью, что графиня успокоилась. "Она
слишком глупа, чтобы догадаться".
Самого Лерро, к огромному огорчению Генриха, не было дома. Но обед
прошел весело, непринужденно, и даже всегда молчаливый Штенгель под конец
немного оживился и стал разговорчив.
То, что Штенгель после каждого нового блюда расхваливал кулинарные
способности Софьи, поддерживал ее в споре, обеспокоило графиню.
- Вы бы подыскали ей жениха среди знакомых офицеров. Ведь она
хорошенькая и, как говорит барон Штенгель, не бедная,- совершенно серьезно
уговаривала Генриха графиня, возвращаясь в замок.
Вот тогда-то в голове Гольдринга и возникла идея, женить Кубиса.
- Если вы осуществите свой план - я обещаю вам пост неизменного друга
дома,- кокетничая, проговорила графиня.
- Боюсь, что Штенгель не утвердит меня в этой должности.
- Надо приучить его к мысли, что вы неотъемлемая часть моего приданого.
- Барон придерживается чересчур патриархальных взглядов на семейную
жнзнь.
- Вот вы и поможете мне перевоспитать его. Он испортил себе вкус, глядя
на эту мещаночку! А Кубису она как раз под стать. Софья уравновесит его. Я
завтра же заеду к ней, уговорю пригласить Кубиса и так распишу его, что она
влюбится, даже не глядя.
На следующий день, собравшись на прогулку, графиня зашла к Генриху.
- Даю вам на сегодня отпуск. У нас с Софьей будет интимный женский
разговор, вы помешаете нам.
- А не слишком ли вы форсируете события? - спросил Генрих.
- У меня правило: не откладывать на завтра то, что можно сделать
сегодня. Я уверена, барон, что ваша невеста совершила непоправимую ошибку,
не обвенчавшись с вами, сразу же после помолвки. Я не стала бы полагаться на
вашу верность.
- Вы такого плохого мнения обо мне!
- Наоборот, хорошего. У одного писателя я вычитала чудесный афоризм.
"Постоянство,- говорит он,- признак ограниченности". Поставьте вместо слова
"постоянство" слово "верность". Я уверена, что вы найдете кареокую
итальянку, а у вашей Лоры - так, кажется, ее зовут?останется лишь подаренное
вами обручальное кольцо... Кстати, почему вы не носите своего?
- Бросил куда-то в чемодан...
- Бедная Лора!- рассмеялась графиня.
В коридоре послышались быстрые шаги, кто-то постучал в дверь, и в
комнату вошел веселый, возбужденный Матини. Увидев графиню, он смутился.
- Простите, я постучал, но... растерянно извинялся он.
Графиня холодно кивнула головой и вышла.
- Как нехорошо вышло, я вошел так неожиданно. Она, кажется обиделалась?
- Ее могли обидеть лишь твои извинения, подчеркивающие неловкость
положения. Да ну ее к черту! Лучше скажи, что с тобой? Ты прямо весь сияешь!
- Еще бы! Вес кончилось отлично: акт о смерти Ментарочи написан и
главный прозектор его подписал. А сам Ментарочи, вероятно, уже давно в
горах.
Генрих свистнул.
- Как это произошло? Когда?
- Он бежал на рассвете. Правда, немного раньше, чем ты советовал, но я
воспользовался счастливым случаем: у прозектора было много вскрытий, и он
подписывал документы, не очень вникая в их суть... Но что с тобой? Ты
недоволен?
- Самое худшее, что ты мог сделать, это сейчас отпустить Ментарочи к
партизанам!
- Но зачем же мы тогда забрали его из СС? Для того, чтобы выпустить?
Ведь так?
- Я просил выпустить Ментарочи только после того, как я разрешу!
- Да какая разница! Как раз в это время выкопали братскую могилу и
хоронили покойников...
- А завтра провокатор, раз уже выдавший Ментарочи, сообщит Лемке:
Ментарочи, которого арестовало гестапо, снова в горах, жив, здоров! Лемке
начнет проверять, увидит акт о смерти, последовавшей во время операции...
- Боже, что я наделал!- Матини побледнел - Какой же я идиот!
Генрих нервно зашагал по комнате. Матини, обхватив голову руками,
неподвижно сидел на диване, уставившись в пол.
- Скажи точно, в котором часу ты его отпустил?
- На рассвете, часов в шесть. Я дал ему гражданскую одежду, немного
денег, пистолет...
- Знаешь куда он пошел?
- Нет!
- Условились о дальнейших встречах?
- Тоже нет. Он пожал руку... мы даже поцеловались, но ни слова друг
другу не сказали.
Генрих снова зашагал по комнате, на ходу бросая отрывистые фразы.
- Положение хуже, чем ты предполагаешь. У Лемке акт о смерти, а человек
жив. Кубис сошлется на то, что мы его уговорили выдать арестованного. Я, ты
и Лютц! Какой вывод сделает Лемке? Что есть организация, содействующая
партизанам. Ведь нас трое...
- Я пойду к Лемке и всю вину возьму на себя. Скажу, что недоглядел,
Ментарочи бежал, а я, боясь ответственности, спасая себя...
- Не говори глупостей! Дождаться почти конца войны и погибнуть из-за
собственной неосторожности. Мы что-нибудь придумаем! Должны придумать! Нет
такого положения, из которого не были бы выхода...
- Я тебе его предложил. Это единственный выход, который у нас есть.
- Ты когда-нибудь видел, как мелкие зверушки, загипнотиэированные
взглядом эмеи, сами идут к ней в пасть? Вот твой выход! А мы найдем, должны
найти что-то такое... Погоди, погоди, дай мне подумать немного... Знаешь
что? Иди сейчас к Лютцу и предупреди его обо всем, а я тем временем проверю
одну вещь... Возможно, это и будет выход! Только обещай - ни единого шага,
не посоветовавшись со мной!
- Обещаю!
- Я позвоню Лютцу. А теперь не хочу терять времени, чем скорее мы
что-нибудь решим...
Матини поднялся и направился к двери, но на пороге остановился, окинул
Генриха печальным взглядом.
- Я так люблю тебя и Карла, и вот из-за меня...
- Если хочешь, во всем виноват я. Не продумал наш план до мельчайших
деталей, не поговорил с Ментарочи, думал - успею, и вот... Впрочем,
извиняться друг перед другом будем потом, а сейчас... сейчас уходи!
Безнадежно махнув рукой, Матини вышел.
Оставшись один, Генрих смог спокойно обдумать план, который зародился у
него в голове во время разговора с Матини.
Да, кажется, это единственный выход! И действовать надо немедленно!
Только время решит сейчас успех всего дела. Он, кажется, не ошибается в
своих догадках... А что, если ошибается? Тогда придется изобретать новый
вариант. И как можно быстрее. А чтобы все проверить, надо...
Генрих нажал кнопку звонка и вызвал Курта
- Позови Лидию и проследи, чтобы сюда, пока мы будем разговаривать,
никто не заходил. Даже ты!
Курт встревоженно и вопросительно поглядел на Генриха, но, заметив, что
обер-лейтенант раздражен, не решился ни о чем спросить и молча вышел.
Не прошло и минуты, как появилась Лидия.
- Вы звали меня, синьор? Я вас слушаю!- голос девушки звучал весело,
приветливо, как всегда, даже чересчур спокойно для такой живой девушки, как
Лидия.
- Садитесь, пожалуйста, разговор у нас будет длинным.- Генрих придвинул
девушке стул.- Вы не догадываетесь, о чем я буду говорить?
- Нет, синьор! Но, надеюсь, вы довольны мною.- Лидия опустила глаза,
пряча чуть встревоженный блеск глаз.
- Я слышал от Курта, что вы собираетесь за него замуж!
Лицо Лидии зарделось.
- Мы договорились подождать до конца войны...
- Вы его любите?
- Если девушка дала согласие...
- А он вас?
- Любит!- не задумываясь, ответила Лидия.
- Тогда я очень жалею, что все так вышло. Я хорошо отношусь к Курту и
хотел, чтобы его жизнь сложилась счастливо, но...
- Вы хотите сказать, что ему не позволят жениться на девушке
итальянке?- с вызовом спросила Лидия.
- Я хочу сказать, что вы никогда не поженитесь! Никогда! И не потому,
что кто-то не разрешит, а потому...Генрих остановился, сделал паузу и
продолжал, отрубая слово от слова,- потому что тотчас после нашего разговора
я вынужден буду арестовать вас и отправить на допрос!
Лидия вздрогнула, словно ее неожиданно хлестнули нагайкой. В черных
глазах блеснул злой огонек.
- У вас для этого нет никаких оснований. Все ваши вещи, кажется, целы.
Я уже год живу у графини, и за это время, кажется, не пропала ни одна
мелочь.
- Не прикидывайтесь! Вы знаете, что я имею в виду!
- Я знаю лишь то, что я ни в чем не виновата!
- Это вы будете доказывать на допросе в гестапо.
- А разве это не допрос?
Во взгляде девушки было столько презрения, что Генрих невольно
смутился.
- Я не работник гестапо и не следователь... - сказал он, словно
оправдываясь. - Я лишь хотел убедиться, виновны ли вы в том, в чем вас
обвиняют. Чтобы знать, как мне держать себя с вами.
- И сейчас вы должны решить, виновна я или нет?голос девушки дрожал от
возмущения.
- Решать это будет суд...
- Суд? Какой?
- Тот, который будет судить вас и судил бы Ментарочи, если б он не
бежал...
- Он бежал!
Если бы у счастья было лицо, оно было бы сейчас похоже на лицо Лидии.
- Разве вы его знаете?
- Это мой отец!
- Так это вы сообщили ему о приезде наших парламентеров? Вы прочитали
записку, которую Курт имел неосторожность передать вам?
- Курт здесь ни при чем!
- Это выяснит гесгапо.
- А он чуть ли не молится на вас, он говорил...
- Мне не интересно, что говорил ваш соучастник...
- Курт ничего не знал!
- Это вы открыли дверь замка, впустили сюда вашего отца с партизанами,
чтобы они взяли заложников?
Лидия вскочила со стула и стояла перед Генрихом выпрямившись, в том
самозабвении горделивого презрения, ненависти и гнева, которое заставляет
человека забыть об угрожающей ему опасности, бросить вызов сильнейшему
- Я спасла этим пятьдесят ни в чем не повинных людей! Ведь ваши
наверняка расстреляли бы их в Пармо! Ну что ж, берите, делайте со мной, что
хотите! Раз отец на свободе, он все равно отомстит.
