изобретения, но пусть Генрих поверит ему на слово - оно последние два года
забирает у него все силы. Он даже не рад, что придумал этот прибор, черт его
побери! Он так одичал! У него нет личной жизни! Иногда он даже ночует на
заводе и свою единственную дочь видит лишь несколько раз в неделю. Правда,
служба дает и некоторые преимущества. Во-первых, он не на фронте. Вовторых,
отлично обеспечен, к нему относятся с уважением. А, впрочем, во всей Европе,
должно быть, нет человека, который бы так страстно мечтал об окончании
войны, как он, Альфредо Лерро!
Ведь он, по сути говоря, узник! На работу и с работы ездит под стражей.
Возле дома день и ночь ходят автоматчики. Если б он сейчас вышел с бароном
просто пройтись по улице, за ним бы увязалась и охрана. Так надоело! Может
быть, это вызовет усмешку барона, но, овдовев, он так и не женился за
неимением свободного времени. Для того, чтобы найти жену, надо где-то
бывать, завязывать знакомства, наконец, просто читать новые книги, журналы,
газеты, чтобы быть интересным собеседником. А он лишен возможности даже
выспаться как следует.
Спасибо барону, это он виновник того, что Штенгель пригласил сегодня к
обеду целую компанию: самого фон Гольдринга, графиню и этого офицера с таким
симпатичным лицом... как его... он уже забыл его фамилию... Кубиса!
Генрих сочувственно слушает жалобы Альфредо Лерро, не перебивает его
вопросами и лишь изредка вставляет реплику. Да, он отлично понимает, как
трудно человеку с таким кругозором в условиях искусственной изоляции. Ему
самому тоже очень не хватает по настоящему культурной компании. То, что ему
удалось познакомиться с синьором Лерро, он считает исключительно счастливым
обстоятельством - хоть иногда можно будет отвести душу в интересной беседе.
Он с радостью присоединится к предложению собираться вот так же, как
сегодня, каждую неделю, только боится, что это будет утомительно для
хозяйки. Но если синьор Лерро настаивает - он согласен. Только с условием,
что это не причинит лишних хлопот синьорине Софье. Кстати, она чудесно
приготовляет рыбные блюда. В ближайшее воскресенье они вместе сварят уху
по-русски и всех угостят. Это будет замечательно!
Генрих прощается с Лерро и просит передать другим гостям, когда они
вернулся с прогулки, что у него разболелась голова и он вышел пройтись.
Наконец он может забыть о форели, осетрах, пирае. Фу, дьявол, до чего ж
много этих проклятых рыб на свете! Его знаний по ихтиологии хватит еще на
несколько бесед, а потом опять читай, ведь на обычных "рыболовных историях"
с этим чудаком не выедешь, надо демонстрировать свою эрудицию. И даже знания
кулинара. Но на кой черт он вспомнил о русской ухе? Теперь придется варить,
хотя Генрих не имеет ни малейшего представления о том, как это делается!
Придется раздобыть поваренную книгу, самому придумать рецепт, составив его
из нескольких.
Впрочем, отлично, что у инженера страсть к рыбам. На почве общих
интересов они скорее станут друзьями. Кубис Кубисом, а надо про запас иметь
еще один план. Сводки с Восточного фронта становятся все менее утешительными
для гитлеровцев и передаются с опозданием на два - три дня по сравнению с
советскими. Так было, например, с сообщением о Корсунь-Шевченковской
операции, в которой, кстати, потери немецкой армии были уменьшены вдвое.
Ясно, что гитлеровское командование всячески будет форсировать
изготовление нового оружия!
Генриха уже несколько раз запрашивали, как подвигается порученное ему
задание. Там знают, насколько оно сложное, но все время подчеркивают и то,
насколько оно важное.
Сегодняшний день, возможно, немного приблизил Генриха к цели.
Безусловно, приблизил! Ведь первые шаги всегда самые трудные!
Кто это идет навстречу?- Неужели Лемке? Так и есть. Придется
остановиться. Может, и лучше, что первая встреча произойдет на улице.
Лемке, заметив Гольдринга, ускоряет шаг. Как все-таки трудно привыкнуть
к лицу Лемке, к этому словно ножом срезанному подбородку. Создается
впечатление, что шея начинается чуть ли не у самого рта, и теперь, когда
майор улыбается, это особенно противно.
- Боже мой! Какая приятная встреча!- восклицает Лемке, подходя и издали
протягивая обе руки.
- Вы могли это удовольствие получить сразу же по приезде,- довольно
сухо отвечает Гольдринг.- Ведь Бертгольд сообщил вам, что я здесь!
- Я думал, что вы посетите меня первый, как младший в чине.
- В данном случае роль играет не звание, а воспитание.
- Вы обиделись, барон?
- Немного! Мне казалось, что после знакомства в Бонвиле наши отношения
сложатся несколько иначе. Я даже написал тогда Бертгольду и выразил
сожаление, что такое приятное знакомство столь скоро оборвалось.
- Он говорил мне об этом, и я очень благодарен вам за хорошую
характеристику, данную мне тогда, невзирая на те несколько неприятных минут,
которые вы из-за меня пережили.
- Перед отъездом сюда вы виделись с генералом, говорили обо мне?
Неужели он ничего мне не передал?
- Герр Бертгольд просил сказать, что написал вам специальное письмо. И,
конечно, просил передать самые горячие приветы!
- Письмо я получил, а вот приветы - несколько запоздали. Согласитесь,
что у меня есть все основания считать себя немного обиженным?
- Дела, дела заедают, барон! Днем и ночью на работе...
- Даже для телефонного разговора нельзя были урвать минутку?
- Но и вы отказались зайти, когда я послал за вами солдата.
- А вы считаете это приличной формой приглашения?
- Я не придаю значения таким мелочам. В вопросах этикета я, признаться,
разбираюсь мало. Возможно, это задело вашу гордость.
- Это не гордость, а уважение к себе самому!
- Барон, да поймите же, не по моей злой воле все так произошло! Учтите,
что после Бонвиля я попал, как говорят, из огня да в полымя. Думал
отдохнуть, а вышло...
- Неужели в Бонвиле до сих пор неспокойно? После убийства Гартнера вы
так решительно взялись за следствие, что я думал маки, наконец,
почувствовали твердую руку. Кстати, убийца Гартнера так и не найден?
- Пока шло следствие, маки взорвали ресторан, и это окончательно
запутало следы. Возможно, в помещении было заложено несколько мин
замедленного действия и Гартнер лишь случайная жертва... Вообще осточертело
мне все это. Не успел приехать сюда - и снова с головой погрузился в те же
дела, от которых удрал. Такова, видно, наша судьба.
- Это верно, что возле дома службы СС партизаны убили вашего агента?
- После этого убиты еще несколько. Прямо не пойму, как эти проклятые
гарибальдийцы о них узнают...
- Простите за нескромный, возможно, вопрос: с вашими секретными
агентами вы стречаетесь в помещении службы СС?
- Упаси бог! Когда вербуем - вызываем к себе, но когда агент уже
завербован... Для встреч с ними существует специальная квартира.
- Первый убитый агент знал эту квартиру?
- Да, Кубис и Миллер встречались с ним там довольно часто. Это был один
из активнейших наших агентов среди гарибальдийцев.
- Его могли выследить, когда он шел на явку, и таким образом узнать
адрес. Наконец, он мог признаться, когда партизаны разоблачили его!
Лемке остановился, потрясенный простотой этого предположения.
- Узнав адрес квартиры, партизаны выследили, кто туда ходит, и
отправили на тот свет нескольких агентов, которых Миллеру с таким трудом
удалось завербовать. Неужели ни вам, ни Кубису не пришло в голову, что после
первого же убийства необходимо сменить явочную квартиру?
Лемке побледнел.
- Понимаете, его нашли возле службы СС, а квартиру мы переменили на
следующий день...
- И за этот день партизаны узнали кое-кого из тех, кто ее посещал...
Если б не мое хорошее к вам отношение, я бы обязательно написал Бертгольду
об этом, как об анекдоте, который...
- Все люди ошибаются, барон! И еели каждую их ошибку... выносить на суд
начальства...
- Я же вам сказал, что не напишу. Но если б это были не вы, я бы не
смолчал. Ведь хорошо налаженная агентурная сеть среди итальянцев нам
необходима сейчас, как воздух. В конце концов у меня имеются и соображения
семейного порядка. Бертгольд меня усыновил, он мой будущий тесть, и его
служебные интересы, понятно, очень близки мне. Ведь он отвечает за свой
участок работы перед фюрером.- Генрих сказал это так важно, что сам чуть не
расхохотался.
Но Лемке было не до смеха. В штабе северной группы перед отъездом сюда
его ввели в курс дела, особо подчеркнув, что штаб группы придает огромное
значение созданию агентуры среди местного населения.
- Помните, герр Лемке,- говорил его непосредственный начальник,-
сейчас, когда на территории Италии идет война, нам надо знать, чем дышит
каждый итальянец. Ведь наши противники будут вербовать среди них и
разведчиков, и помощников!
И вот после всех предупреждений он даже не сберег то, что приобрел
Миллер, иными словами - провалил часть агентуры. Желая лично познакомиться с
каждым агентом, он на протяжении нескольких дней вызвал почти всех бывших в
списке.
- Барон, может, зайдем поужинаем!- вдруг неожиданно пригласил Лемке,
когда они поравнялись с рестораном.
Генрих улыбнулся. Он понимал, что перепуганный Лемке хочет продолжить
беседу за бутылкой вина.
- Я в ресторан не хожу. Питаюсь в замке.
- Тогда разрешите, прихватив бутылочку, другую, какнибудь заглянуть к
вам?
- А если мы сделаем это сейчас?
- Нет, сейчас надо вернуться на работу, отдать кое-какие распоряжения.
Вернувшись домой, Генрих застал у себя в кабинете Кубиса.
- Пришлось провожать графиню, вот и решил подождать вас,- пояснил тот.-
Напрасно вы не поехали с нами,прогулка была отличная. И если б мне не
пришлось ухаживать за этой скучной, как заупокойная месса синьоритой...
- Это вы так о своей будущей невесте?
- Послушайте, Генрих, я боюсь, что не выдержу. Кто это сказал, что
итальянки полны огня, грации и пьянящего, как вино, веселья? Ведь она
пресна, как...
- Зато у нее неплохое приданое...
- Это - качество, способное любую женщину сделать очаровательной... Но
каково оно, это приданое?
- Точно не знаю. Но синьор Лерро намекнул, что очень хорошо обеспечен.
- Ну, черт с ней! Ради обеспеченного тестя придется поухаживать.
Надеюсь, он не обидит свою доченьку. Но скучно, до чего же скучно, если б вы
только знали, Генрих! Как вы думаете, долго это должно длиться?
- Все зависит от впечатления, которое вы произвели, и от вашего
поведения. Надеюсь, мне не придется вас обучать, как себя держать и что
делать? Думаю, с женщинами вы обращаться умеете. Уверен, что опыт у вас
немалый!
- Но не с такого сорта женшинами! Я, знаете, всегда старался устроиться
так, чтобы было как можно меньше хлопот. Все эти прелюдии. Я даже не
представляю, с чего теперь начинать!
- С цветов. Это, можно сказать, классический прием. С завтрашнего дня
каждое утро посылайте цветы...
- Каждое утро? Так я милостыню пойду просить из-за этих букетов! Да где
я возьму на них денег?
- На цветы дам я, только не вам, а вашему денщику, вы все равно
пропьете. А мне, честно признаться, становится все труднее вас
субсидировать. Семь тысяч марок - не малая сумма. И если я не настаиваю на
немедленном их возвращении, а даже одалживаю еще, то делаю это лишь
потому...
- Понятно! Вы трогательно терпеливы. А я буду трогательно честен. Как
только получу приданое, первое, что я сделаю,- это вытащу семь тысяч марок и
