тоже читая книгу. А бывало, что, увлеченные разговором или спором, они
вспоминали о сне, когда за окнами начинало сереть.
В те вечера, когда к ним присоединялся Лютц, споры становились особенно
острыми - все трое одинаково ненавидели войну, но совершенно по-разному
представляли причины, ее породившие, и будущее человечества.
Честный, но инертный Лютц болезненно переживал события, но воспринимал
их с покорностью обреченного. Он не верил в возможность какой-либо борьбы со
злом, порожденным, как он считал, самой природой людей. Более склонный к
философским обобщениям, Матини учитывал влияние социальных сил на
историческое развитие общества, но не надеялся на какие-либо существенные
изменения в ближайшем будущем, ибо прогресс он понимал как очень медленное
поступательное движение, медленную эволюцию. Генрих, не решаясь откровенно
высказывать свои мысли, все же старался доказать обоим ошибочность их
взглядов.
Матини, как и думал Генрих, был у него - он лежал на диване и сладко
спал.
- Мартин, слышишь, Мартин!- тихонько позвал Генрих. Ему и жаль было
будить гостя и нетерпелось сообщить важную новость.- Поднимайся немедленно,
а то оболью водой.
Матини вскочил на ноги и рассмеялся.
- Я слышал, как ты вошел, но лень было даже глаза открыть, очень уж
трудна была прошлая ночь.
- Я не стал бы будить тебя, но, понимаешь, такое исключительное
событие, как капитуляция Италии...
- Что?
Генрих подробно изложил то, что рассказал Эверс на совещании. По мере
того как он рассказывал, лицо Матини светлело, по нему расплывалась
радостная улыбка.
- А теперь приготовься выслушать неприятное: на протяжении трех дней
приказано обезоружить всю итальянскую армию,- закончил Генрих.
Матини побледнел.
- Ты думаешь, эти события могут коснуться тебя?
- Могут демобилизовать, правда, меня это не волнует, но приготовиться
надо. Придется идти.
- Возьми мою машину. Курт, отвези синьора Матини в госпиталь,- крикнул
Генрих, приоткрыв дверь кабинета.
- Я буду очень признателен тебе, если ты разрешишь мне проехать еще в
одно место километров за пять от Кастель ла Фонте.
- Хоть за десять. Мне машина сегодня не нужна. Если скоро освободишься
- приезжай сюда, только не буди, если я буду спать. Завтра, вероятно,
предстоит хлопотливый денек.
- Не думаю, чтобы я сегодня освободился рано!
Телефонный звонок разбудил Генриха на рассвете.
- Немедленно к "королю"!- послышался голос Лютца.
Вчера, по приказу штаба корпуса, были изменены все позывные офицеров
штаба, и отныне генерал назывался "королем".
- В чем дело?- спросил Генрих Лютца, прибыв через четверть часа в штаб.
- Погоди!- почему-то шепотом ответил тот и быстро пошел в кабинет
генерала.
Пробыл он там довольно долго. Из кабинета доносились телефонные звонки,
громкие, сердитые восклицания генерала.
- Герр Гольдринг,- выглянув из-за двери, наконец, позвал Лютц.
В кабинете, кроме генерала и его адъютанта, был также начальник штаба
оберст Кунст.
- Фон Гольдринг, берите двух автоматчиков и как можно быстрее поезжайте
в Пармо, узнайте, как там у них дела. Оттуда заедете в Шатель-Дельфино.
Прикажите немедленно наладить связь с дивизией.
- Простите, генерал, что именно я должен узнать?
- Как что! Разве вы ничего не знаете?- воскликнул Кунст.
- Я не успел проинформировать фон Гольдринга,бросил Лютц.
Начальник штаба, как всегда отрубая одну фразу от друюй, пояснил:
- Я буду краток: дело обстоит так - о разоружении стало известно
итальянским войскам; некоторые из них восстали, часть бежала в горы, связь с
полками прервана, есть сведения, что в некоторых местах между нашими частями
и итальянцами идут бои. Понятно?
- Яволь! Разрешите выполнять?
- Не теряя ни минуты! Немедленно!
Прямо из штаба Генрих в сопровождении двух автоматчиков и Курта,
сидевшего за рулем, помчался в Пармо. Через полчаса он уже прибыл в штаб
полка.
- Передайте генералу, что все итальянские гарнизоны почти полностью
обезоружены, за исключением двух рот, успевших уйти в горы. Боя не было -
только небольшая перестрелка. Потерь с нашей стороны нет. Связь сегодня
будет налажена, - сообщил командир полка оберст Функ.
Подъезжая к Шатель-Дельфино, Гольдринг услышал стрельбу и приказал
остановить машину. Ясно доносились автоматные и пулеметные очереди.
- Ехать медленно! Автоматчикам приготовиться!
Когда подъехала к самому Шатель-Дельфино, из города выскочил
мотоциклист.
Генрих приказал ему остановиться.
- Что за стрельба?
- Окруженные в казармах итальянские солдаты открыли огонь по нашим.
Машина набрала скорость и въехала в городок. Стрельба не стихала.
Немецкие солдаты ходили по улицам в полном вооружении, гражданского
населения не было видно.
В штабе полка Генриху сообщили, что вчера вечером часть итальянских
солдат - приблизительно два взвода бежала. Не поверив слухам о разоружении,
большинство солдат осталось в казармах. Но когда сегодня утром немцы
окружили казармы, итальянцы открыли огонь. Сейчас к ним послан парламентер
для переговоров. Если переговоры не дадут желаемых результатов, придется
прибегнуть к более решительным мерам, чтобы к вечеру обезоружить всех.
Вернувшись в Кастель ла фонте и доложив обо всем генералу, Генрих
спросил Лютца, как проходит разоружение по другим районам.
- Более менее нормально. Но в горы к партизанам бежало больше
батальона. А это уже сила, с которой нельзя не считаться.
- Особенно если учесть, что партизан и без этого немало, - прибавил
Генрих.
Было воскресенье, но, учитывая напряженную обстановку, Эверс приказал
всем офицерам оставаться на местах. Это нарушало планы Гольдринга. Накануне
он сговорился со своим новым знакомым, бароном Штенгелем, поехать к
водопаду, где, как говорили, форели сами прыгают в руки, теперь поездку
придется отложить и порыбачить часикдругой на старом месте - вблизи
графского парка.
Когда Генрих спустился к водовороту возле расселины, Штенгель уже был
там.
- А-а, наконец, а я думал, что вы сегодня уже не придете! -
поздоровался он, не подавая руки и продолжая наматывать удочку.- Ну как,
поедем?
- К сожалению, нет! Сегодня мы, по милости генерала, работаем, -
шепотом, как и полагается опытному рыбаку, который боится спугнуть рыбу,
ответил Генрих.
- Из-за этих проклятых макаронников? До сих пор не разоружили?
- Они немного присмирели, но обстановка еще тревожная. Ровно в десять я
должен быть в штабе.
- Тогда не тратьте времени, я и так вас опередил. Посмотрите-ка, какие
красавицы!
- О, мне все равно за вами не угнаться!
Штенгель действительно был мастер по ловле форелей и очень этим
гордился. Когда месяц назад Генрих впервые появился на берегу с удочками,
майор встретил его не очень приветливо. Но молодой обер-лейтенант с таким
искренним восхищением любовался мастерством майора, а сам был так
беспомощен, что Штенгелю захотелось щегольнуть.
С превосходством опытного спортсмена он объяснял оберлейтенанту, что
форель очень осторожная рыба и не так легко попадает на удочку, что ловят ее
на мушку и только нахлестом, притаившись за скалой или кустиком, иначе рыба
увидит рыбака, а форель не только сильная, но, и очень хитрая рыба.
Генрих почтительно, с интересом выслушивал эти пояснения, просил
разрешения поглядеть, как майор держит удочки, и вообще целиком полагался на
его опыт и авторитет.
Через неделю Генрих одолел все премудрости лова и стал еще более
завзятым рыбаком, чем сам Штенгель.
Общая страсть сблизила майора и обер-лейтенанта. Тем более что разницу
в чинах уравновешивало аристократическое происхождение обоих и родственные
связи фон Гольдринга с таким влиятельным человеком, как Бертгольд.
Вначале все разговоры вертелись только вокруг рыбной ловли. Потом круг
их расширился, хотя оба были осторожны в своих высказываниях и не очень
откровенны. Узнав, что Штенгель долгое время работал в разведке, - он
вступил в войска СС после бегства из Англии, где его чуть не раскрыли за год
до войны, - Генрих начал особенно внимательно следить за каждым своим словом
и жестом. Да и майор Штенгель обходил острые вопросы - многолетняя служба в
разведке приучила его к сдержанности, а практика показывала, что официальная
точка зрения всегда самая правильная, особенно, с людьми, близкими к власть
имущим.
Несмотря на такую настороженность, майор все лучше относился к Генриху.
Он даже дважды на протяжении месяца побывал у вего в гостях. Правда, при
этом он избегал встреч с Марией-Луизой, не любил говорить о ней. К себе
Штенгель Генриха не приглашал, ссылаясь на неуютную обстановку холостяцкой
квартиры.
Сегодня Штенгель тоже начал жаловаться, что дома у него полный
беспорядок; вот привезет форель, а денщик даже не сможет как следует
зажарить.
- Кстати, как с рецептом для маринада? - вдруг спросил Штенгель,
вспомнив, что Генрих как-то похвастался, что ел в Сен-Реми чудесную
маринованную форель, и пообещал достать рецепт, как он говорил, этого
райского блюда.
- Я написал хозяйке гостиницы, которая меня ею угощала, но ответа еще
не получил. Да и боюсь, что рецепт мой вам не пригодится. Все равно ваш
Вольф испортит и рыбу, и маринад.
- А я договорился с одним нашим инженером, у него дома умеют готовить
рыбные блюда.
В кустах хрустнула веточка, послышались легкие шаги. Оба оглянулись и
увидели, что к берегу идет горничная из замка.
- Хорошего улова!- сказала она вместо приветствия.Графиня приказала
передать вам вот это, синьор.
Горничная протянула Штенгелю маленький конверт с гербом. Майор опустил
его в карман, не читая.
- У вас большая выдержка, барон, - пошутил Гольдринг, когда горничная
ушла, - получить письмо от такой женщины, как Мария-Луиза, и даже не
прочитать его сразу... Ой, клюет!.. Удочка! Удочка!
Майор, продолжая механически наматывать леску, на миг поднял глаза на
Генриха, и в этот момент здоровенная форель дернула, потом рванулась и пошла
на дно. Удилище выскользнуло из рук Штенгеля и поплыло по реке.
Кто хоть раз в жизни сидел с удочкой в руках, ожидая минуты, когда рыба
клюнет, тот поймет Штенгеля, который стремглав бросился в воду, не думая ни
о чем, кроме форели, ускользающей от него.
Если бы Штенгель осторожно вошел в воду, возможно, все окончилось бы
благополучно. Но спеша спасти удочку, он прыгнул в речку и тотчас
пошатнулся, поскользнувшись на обросшем мхом скользком валуне. Желая
сохранить равновесие, майор попытался ухватиться за другой валун, торчащий
из воды, но, промахнувшись, ударился головой о камень и упал. Быстрое
течение подхватило его, перебросило через один валун, второй...
Генрих пробежал по берегу несколько шагов и, выбрав удобное место,
бросился в воду наперерез телу, которое неслось на него, словно большая
тяжелая колода. Сам едва удержавшись на ногах, Генрих подхватил майора под
мышки и, борясь с течением, поволок его к берегу.
Искусственное дыхание помогло. Штенгель начал дышать, но в сознание не
приходил. Генрих хотел было идти в замок за помощью, но увидел бегущих вниз
по тропинке горничную, а вслед за нею Курта. Девушка, поднявшись на верхнюю
террасу парка, увидела, что произошло несчастье, и кликнув Курта, побежала к
реке. Втроем они осторожно перенесли Штенгеля на нижнюю террасу парка, а
оттуда на сделанных из одеял носилках - в комнату Генриха.
