воспетом лучшими писателями Франции.
Вот он, Нотр Дам - собор Парижской богоматери, по которому в детстве,
вместе с тоненькой красавицей Эсмеральдой и ее беленькой козочкой, водил
Генриха могучий гений Виктора Гюго. А там, на баррикадах улицы Шанвери,
умирал веселый гамен Гаврош - отважный, насмешливый и вызывающе беззаботный
даже перед лицом смерти. Возможно, по тем бульварам в особняки своих
прекрасных и неблагодарных дочерей тайком пробирался старый Горио. Где-то
здесь, верно по острову Сите, бродили в свое время веселые и дерзкие
мушкетеры Дюма... А там, вдали, кладбище Пер-Лашез и прославленная Стена
Коммунаров, у которой были расстреляны последние защитники Коммуны.
Залитый сиянием угасающего солнечного дня, Париж протягивал к небу
шпили своих соборов, башни, купола величавых зданий, колонны памятников,
словно хотел бесчисленным множеством рук удержать солнечные лучи.
Генрих решил подняться выше, на третью площадку, но там находился
радиомаяк, и вход был запрещен.
Домой возвращались по широким бульварам, и Генрих словно впервые увидел
их своеобразную, непередаваемую красоту. Он долго не мог сообразить, что
именно его так пленило, и вдруг понял - каштаны! Знакомые, любимые каштаны -
краса и гордость его родного города!
Это они снились ему прошлой ночью в буйном весеннем цветении, под
мирной, необозримой голубизной неба. Он шел с Моникой по улице Ленина, и
белые лепестки, сорванные порывом ветра, кружились в воздухе и тихо
опускались на черные волосы девушки.
Утром следующего дня на лоточках букинистов, протянувшихся вдоль
набережной Сены, Генрих разыскал путеводитель по Парижу и начал путешествие
в прошлое, чтобы убежать от тяжелых воспоминаний сегодняшнего дня, а главное
не думать, не ждать с такой мукой письма.
В конце недели Курт подал ему большой пакет. Кроме официального приказа
прибыть в штаб дивизии, к месту ее нового назначения, в пакете было и письмо
от Лютца.
"Дорогой друг,- писал гауптман,- никаких подробностей о смерти
мадемуазель сообщить не могу. Известно одно: ее сбила военная грузовая
машина. Сочувствую тебе, Генрих, и надеюсь, ты найдешь в себе мужество
стойко пережить эту тяжелую утрату. Вместе с тобой грущу и я - мои искренние
чувства уважения и дружбы к мадемуазель тебе известны.
Сообщаю тебе наши новости. Дивизия уже готова была выехать туда, куда
ездил ты, как вдруг получили новый приказ. Генерал приказал тебе немедленно
выехать из Парижа в направлении на Модану, а оттуда, через Пинеролло, на
Кастель ла Фонте. Там мы, кажется, и расположимся. Во время поездки, да еще
на машине, будь очень осторожен. Там неважный климат и можно простудиться
сильнее, чем когда ты сопровождал Пфайфера. Ты меня понимаешь? Хотел
написать длинное письмо, но вспомнил, что мы скоро увидимся. Тогда
наговоримся вволю. Миллер просил передать привет, я делаю это очень
неохотно... Признаться, никак не пойму, почему ты дружишь с ним. Это не
ревность, нет. Ты знаешь, как и почему я так отношусь к нему. Жду! Не забудь
о плохом климате! Твой Карл".
Под вечер зазвонил телефон.
- Барон фон Гольдринг?- спросил знакомый голос.
- Да.
- Вы до сих пор интересуетесь копиями Родена?
- Буду очень доволен, если вы мне что-нибудь предложите.
- Тогда разрешите прийти к вам сейчас?
- И обязательно захватите новую скульптуру!
Генрих положил трубку. Встреча с антикваром интересовала его сейчас
более, чем когда-либо. Поджидая его, он никуда не выходил из номера. Еще на
день отложил свой отъезд.
- Курт, возьми мои документы и поезжай в комендатуру, пусть отметят,
что мы завтра утром выезжаем из Парижа.
Минут через десять после ухода Курта в номер вошел "автиквар".
- Я все время жду вашего звонка!- обрадовался Генрих.
- Что-нибудь случилось?
- Нашу дивизию переводят в Италию. Куда именно, точно не знаю, но,
кажется, в Кастель ла Фонте.
- Это неплохо! Именно в Северной Италии гитлеровцы попали в сложную
ситуацию. Как только прибудете на новое место, ознакомьтесь с обстановкой и
немедленно сообщите адрес... В ответ получите соответствующие инструкции. Не
выходите за их рамки, будьте очень осторожны: партизанское движение на
севере Италии значительно шире, чем в том районе, где вы работали раньше,
вас могут подстрелить. А сейчас ни в коем случае нельзя рисковать жизнью.
Помните, вы можете получить очень важные задания... Есть у вас еще
какие-либо новости?
Генрих показал конспекты, полученные от Келлера.
- Уже имеем и даже в нескольких экземплярах,- рассмеялся "антиквар".-
Самое знаменательное в них то, что немцам известны все данные о танках,
изготовляемых на заводах Англии и Америки. Они даже знакомы со знаменитыми
американскими "шерманами", производство которых особенно засекречено.
- У меня был интересный разговор с генералом.- Генрих подробно изложил
свою встречу с Эверсом в Париже, его недвусмысленные намеки на необходимость
спасать положение.
- Это очень важно,- заметил гость.- Недовольство Гитлером как
главнокомандующим в среде командного состава немецкой армии все возрастает.
Возможен заговор. Наверно, найдутся охотники, готовые пожертвовать Гитлером
ради спасения гитлеризма. Нас интересуют ваши беседы с генералом и те
поручения, которые должен передать генерал-полковник Гундер. Он, как и
Денус, в большой немилости у Гитлера. Не исключена возможность, что это
ниточки одного клубка.
- Будет выполнено!
- Похоже на то, что перспективы вашего возвращения на родину становятся
более реальными и близкими. События разворачиваются стремительно.
- Я даже не разрешаю себе думать об этом. Но отдал бы все, только бы
быть сейчас в рядах своей армии, вместе со всеми драться на фронте.
- Понимаю... Но мы с вами те, кто опровергает старую пословицу "один в
поле не воин". На нашу долю выпало самое трудное. Мы одиночки на поле боя,
но мы должны воевать во что бы то ни стало!
Из соседней комнаты донеслись шаги Курта.
- Так что, барои, не скупитесь: такой скульптуры вы нигде не найдете.
Взгляните на эту линию...- "антиквар" ласково провел пальцами по миниатюрной
статуэтке молодой женщины.
Генрих отошел от стола, прищурился, казалось, он любуется фигуркой.
- Действительно, очень эффектна! - похвалил он и, вынув из кармана
какую-то купюру, протянул ее старику.
"Антиквар" поклонился и вышел.
На следующее утро Генрих позвонил Келлеру, сообщил, что срочно
выезжает, и поехал к Гундеру. Тот принял его немедленно, невзирая на ранний
час.
- Прошу передать генералу,- заявил он Генриху,- что состояние моего
здоровья значительно улучшилось, но нужно продолжать лечение. Скоро я напишу
ему подробнее.
- Разрешите идти, генерал?
- Подождите!
Гундер задумался, время от времени бросая испытующие взгляды на
офицера, который, вытянувшись, стоял перед ним с непроницаемым лицом.
- Передайте еще...- Гундер, пристально взглянул в глаза Генриху. -
Передайте генералу, что я считаю климат Северной Италии очень полезным для
его здоровья. Советую воспользоваться случаем и хорошенько подлечиться.
- Я точно передам ваши слова...
- Теперь идите...
Генрих молча поклонился.
В десять часов утра машина, управляемая Куртом, выехала из Парижа и
помчалась по широкой автостраде в Лион. Генрих даже не успел позавтракать, и
Курт вел машину на большой скорости, чтобы поскорее добраться до какого-либо
приличного ресторана.
Наконец показался городок Жуаньи.
- Прикажете остановиться, герр обер-лейтенант? Я здесь обедал по дороге
в Париж. Ресторан там,- Курт глазами показал на одноэтажный нарядный домик,
расположенный у въезда в городок.
Генрих равнодушно посмотрел направо, вдруг сам схватил руль и
стремительно затормозил.
У ресторана стояла знакомая машина.
- Где генерал-майор? - спросил Генрих у шофера с погонами фельдфебеля.
- Не знаю,- неприветливо буркнул эсэсовец, подозрительно оглядывая
слишком любопытного, как ему показалось, обер-лейтенанта.
Генрих поднялся на крыльцо, чтобы войти в ресторан, но дорогу ему
преградил еще один эсэсовец, уже с погонами лейтенанта.
- Что вам угодно? - спросил он бесцеремонно, чуть не оттолкнув Генриха
от двери.
- Скажите генералу Бертгольду, что его хочет видеть барон фон
Гольдринг.
Лейтенант окинул Генриха долгим взглядом и молча вошел в ресторан.
Не прошло минуты, как в дверях показался сам Бертгольд с салфеткой,
заправленной за воротник рубашки.
- Откуда? Какими судьбами?- бросился он к Генриху, обнимая и целуя его.
Лейтенант, так нелюбезно встретивший Гольдринга, и обер-лейтенант,
который вышел на крыльцо вместе с Бертгольдом, вытянулись по обе стороны
двери.
- Моя охрана,- проходя мимо, бросил Бертгольд.
Генрих поздоровался едва заметным кивком головы, даже не взглянув на
офицеров.
- А вам очень идет штатский костюм, майн фатер, - нарочито громко
произнес Гольдринг и остановился, рассматривая дородную фигуру генерала в
светло-сером дорогом костюме.
Офицеры, почтительно посторонившись, с любопытством прислушивались к
беседе.
Но Бертгольд прошел вперед, приказав на ходу:
- Господа, прошу задержаться здесь, пока мы с сыном позавтракаем!
На сей раз завтрак генерал-майора необычайно затянулся, офицеры охраны
с завистью прислушивались к стуку ножей и посуды, к громкому смеху своего
шефа, очевидно, очень довольного дорожной встречей.
- Очень хорошо, что ты будешь в Северной Италии,одобрил Бертгольд,
выслушав рассказ Генриха, о том, куда и откуда он едет.- В эти дни лучше
быть подальше от Германии. Правда, и там надо быть осторожным. Два дня назад
я отправил фрау Эльзу и твою Лорхен в Швейцарию. Пусть переждут там...
- Они надолго уехали? А я только вчера написал Лорхен из Парижа...
- Письмо ей перешлют. Налеты вражеской авиации участились, женщинам
пока лучше не возвращаться в Мюнхен. Кстати, я поручил им подыскать в
Швейцарии виллу. Помнишь? Мы об этом с тобой говорили.
- Мне бы хотелось внести свою долю...
- Не волнуйся, я продал хлебный завод, а Лора вашу ферму. Да и
сбережений с Восточного фронта у меня хватит. Твои деньги,- ведь ты перевел
их в доллары? Вот и хорошо! Они пригодятся после войны.
- Скорее бы конец! Так хочется пожить среди родных, в кругу своей
семьи! - вырвалось у Генриха.
Бертгольд тяжело вздохнул.
- События разворачиваются не так, как нам хотелось бы,- наконец
проговорил он, расправившись с большим куском рыбы и принимаясь за мясо.-
Эти проклятые русские спутали нам все карты!
- Но я надеюсь, у нас хватит сил остановить их наступление?
Бертгольд пожал плечами, но в голосе его не было твердой уверенности,
когда он отвечал Генриху.
- Исход войны зависит от того, как скоро мы изготовим новое необходимое
нам оружие в достаточном количестве.
- Значит, разговоры о новом вооружении не пропагандистский трюк, а
правда? - с любопытством спросил Генрих.
- Эту правду враги Германии скоро почувствуют на собственной шкуре.
- Не представляю, о каком оружии идет речь, но верю вам, что это
действительно нечто исключительное...с невинным видом заметил Генрих.
Бертгольд оглянулся, хотя отлично знал, что в ресторане нет никого
посторонних. Снизив голос до шепота, он пояснил:
- Это такая штука, при которой одна батарея, находясь в лесах Баварии,
спокойно и методично может разрушать Лондон.
