его делам она, возможно, докажет. А связь с партизанами, если она есть? А в
том, что Моника связана с партизанами, Генрихе нисколько не сомневается.
Такая девушка, как она, гордая, независимая, настоящая патриотка, не может
стоять в стороне от борьбы с врагами своего народа. Генрих даже уверен, что
это так. Но как ему узнать об этом? Его маленькая учительница всегда
настороже, она больше расспрашивает, нежели говорит сама... А как хорошо
было бы через Монику связаться с местными руководителями партизанского
движения. И он бы им, и они бы ему очень пригодились. Выходит, надо и дальше
поддерживать дружбу и только дружбу с ней. Сжать свое сердце, быть ровным,
спокойным. А это так трудно, когда тебе двадцать два года и когда перед
тобой сидит красивая, хорошая девушка, которая очень нравится тебе. Но так
будет лучше для обоих.
Приняв такое решение, Генрих почувствовал облегчение и во время урока
держался значительно ровнее и спокойнее, нежели всегда. Это немного удивило
Монику и даже задело ее самолюбие. Она тоже держалась официально сухо, и
урок, которого оба ждали с таким нетерпением, прошел неинтересно, скучно.
А ровно в восемь вечера в уютном кабинете гостиницы "Темпль" собрались
к ужину генерал Эверс, сухой и педантичный начальник штаба дивизии оберст
Кунст, гауптман Лютц и Гольдринг.
Увидев сервировку, закуски и вина, Эверс удовлетворенно похлопал
Генриха по плечу.
- Вы, барон, настоящий офицер по особым поручениям. Умеете даже
угадывать вкусы своего шефа.
Мадам Тарваль сегодня действительно превзошла самое себя. Одно блюдо
сменялось другим, и к каждому подавалось особое вино. Эверс, который всегда
жаловался на печень, оказался гурманом и неплохим знатоком вин. Он высоко
оценил кухню мадам Тарваль и подбор вин. Кунст и Лютц вообще не могли
пожаловаться на плохой аппетит, а теперь ели и пили за четверых, а Генрих
все время следил, чтобы рюмки и бокалы не оставались пустыми.
На десерт мадам Тарваль подала фрукты, коньяк и нарезанный тоненькими
ломтиками сыр. Сигары уже давно лежали на столе.
Беседа после первых же рюмок коньяку стала оживленной. Даже молчаливый
оберст Кунст, наконец, заговорил. И, как всегда, невпопад. То, что он
сказал, никак не соответствовало общему веселому настроению.
- А вы знаете, герр генерал, что сегодня ночью на участке нашей
дивизии, между населенными пунктами СенЖюльен и Лантерно, исчезли два
офицера СС, гауптман Вайснер и лейтенант Рейхер?- спросил он с пьяной,
глупой ухмылкой.- Я не доложил вам об этом раньше, чтобы не испортить
настроение перед ужином.
- То есть как это исчезли?- удивился Эверс.
- Ночью они выехали из села Лантерно и в назначенное время должны были
прибыть в Сен-Жюльен, где их ожидал герр Миллер. Ему сообщили о их выезде, и
когда они не прибыли своевременно, Миллер забеспокоился и позвонил в
Лантерно. Оттуда подтвердили, что офицеры давно уехали на машине.
Взволновавшись еще больше, Миллер выслал им навстречу несколько
мотоциклистов, но те не встретили офицеров, даже не нашли машину. На нашем
же одиннадцатом пункте была объявлена тревога. На поиски офицеров бросили
роту солдат, и только утром, далеко от дороги, у речки нашли опрокинутую
машину, на которой выехали Вайснер и Рейхер. Их самих до сих пор не нашли.
Поиски продолжаются. Я для этого выделил еще роту солдат.
- Черт возьми,- выругался Эверс,- похоже на то, что скоро ночью мы не
сможем выйти на улицу. Надо бросить на поиски больше людей. Виновных найти
во что бы то ни стало. А когда найдем - то так покарать, чтоб другим не
повадно было.
Сообщение Кунста испортило настроение гостям Гольдринга.
- Мне пора отдохнуть, господа,- взглянув на часы, Эверс поднялся.
Он вынул из кармана бумажник, чтобы уплатить свою долю за ужин, но
Генрих остановил его.
- Ужин уже оплачен,
- О! Даже так? - генерал не без удовольствия положил бумажник в
карман.- Тогда еще раз благодарю, барон. Все было очень мило. Кунст,-
обратился Эверс к начальнику штаба,- не кажется ли вам, что барон фон
Гольдринг слишком уж долго носит погоны лейтенанта и обер-лейтенантские были
бы ему гораздо больше к лицу?
- Совершенно согласен с вами, герр генерал,- подтвердил оберст.
- Тогда завтра подготовьте нужные документы.
Генерал повернулся к Генриху:
- А когда вы поедете в отпуск?
- Как только помогу разыскать пропавших, а может, к сожалению, уже
убитых офицеров.
- Похвально. Очень похвально, не бросать товарищей в беде - обязанность
офицера. Немецкого офицера,- подчеркнул Эверс.
Уже три дня продолжались розыски офицеров гестапо, пропавших при таких
загадочных обстоятельствах. В розысках принимал участие и Генрих. Генерал,
узнав о быстром продвижении по службе Бертгольда, стал проявлять к своему
офицеру по особым поручениям большое внимание и расположение. По его
распоряжению Гольдрингу, в его личное пользование была выделена новенькая
машина "оппель-капитан".
Это значительно облегчало Генриху взятую на себя миссию. Вместе с
Куртом, который теперь, кроме обязанностей денщика, выполнял и функции
шофера, Генрих обследовал чуть ли не каждый метр дороги между селами
Лантерно и Сен-Жюльен, но ни на какой след исчезнувших так и не напал. Не
мог похвастаться успехами и Миллер. Ежедневно высшее начальство запрашивало
его о ходе поисков, и всякий раз он должен был повторять одну и ту же фразу:
- Ничего нового.
После проверки, так удачно закончившейся для барона и так неудачно для
провокатора, Миллер почувствовал к Гольдрингу безграничное доверие. Этому
больше всего способствовало то, что генерал-майор Бертгольд стал прямым
начальником Миллера. Стоило Гольдрингу в письме к названному отцу высказать
хоть малейшее неудовольствие Миллером, и вместо Франции майор мог очутиться
на Восточном фронте. А такая перспектива не вызывала энтузиазма у старого
гестаповца, который, впрочем, любил похвастаться своими подвигами и при
первом же удобном случае рассказывал, как он принимал участие в фашистском
путче в 1933 году и как сам Гитлер пожал ему руку.
Вот почему два последних дня Миллер не вылезал из машины Гольдринга и
пользовался малейыей возможностью, чтобы дать понять лейтенанту, как высоко
он ценит его энергию и способности.
Сегодня Миллер и Гольдринг вернулись после двух часов дня. Офицеры уже
пообедали, и в казино незачем было заходить. Но они не жалели, что
пропустили время обеда,есть не хотелось. Утомленные ездой, измученные и
изнуренные жарой, они решили просто посидеть в летнем кафе и выпить по
стакану холодного секта.*
* Старое яблочное вино.
Но и прохладный напиток не освежил Миллера. Внутри у него все кипело.
Теперь он больше, чем когда-либо, напоминал ищейку, которая злится и
нервничает, потеряв след.
- Неужели мы с вами, барон, так ничего и не найдем?- жаловался Миллер.-
Мне сегодня стыдно будет даже подойти к телефону. Ну что я скажу?
- Два человека не могут исчезнуть бесследно, след, хоть маленький, но
обязательно есть. А раз он есть, мы его найдем,- успокоил Генрих - Вот
немного спадет жара, отдохнем и снова поедем. Может быть, на сей раз фортуна
поможет нам.
- Будем надеяться.
Миллер поднялся и распрощался со своим спутником, условившись
встретиться позднее.
Генрих остался у стола под тентом.
Прохожих на улице было мало в это время, все прятались в тень. Поэтому
знакомая фигура Моники сразу привлекла внимание Генриха. Девушка шла по
противоположной стороне улицы, о чем-то оживленно разговаривая, с высоким
худощавым французом лет тридцати. Он вел Монику под руку и рассказывал ей,
очевидно, что-то очень веселое. Француз все время морщил длинный нос, по
временам разражался смехом, заглядывая девушке в глаза. Неприятное чувство
зависти кольнуло Генриха в сердце.
Генрих отвернулся, чтобы не видеть ни Моники, ни ее веселого знакомого,
и встретился с внимательным, устремленным на него взглядом пожилого
француза, сидевшего чуть наискосок, за третьим от входа столиком. Он не
отрывал от Генриха черных, напоминавших два тусклых стеклышка глаз, глядел,
не мигая, уголки его плотно сжатого рта подергивались.
К столику, за которым сидел француз, подошла официантка, и он на
минуту, пока расплачивался, отвел взгляд в сторону. Но лишь на какую-то
минуту. Потом его глаза снова впились в Генриха.
Заинтересованный поведением и гримасами этого чудака, Генрих тоже
несколько раз внимательно взглянул на него. Убедившись, что немецкий офицер
заметил его, француз быстро оглянулся, словно проверяя, не следит ли кто за
ним, вынул из кармана конверт, положил на стол и постучал по нему пальцем,
давая понять офицеру, что конверт предназначен для него. Еще раз
оглянувшись, француз вышел.
"Снова провокация!" - промелькнуло в голове Генриха
Положив деньги на стол, он тоже поднялся и, медленно Пройдя мимо
столика, у которого сидел француз, незаметно взял конверт и спрятал его за
борт мундира.
Усталость сразу исчезла. Вновь Генрих ощутил то напряжение, которое
заставляет мозг работать быстро, с максимальной четкостью.
Две минуты спустя он уже был у себя в комнате. Приказав Курту,
сидевшему в передней, не беспокоить его, Генрих плотно закрыл дверь и вынул
конверт. Он был совершенно чистый, ни адреса, ни какой-либо пометки.
Повертев конверт в руках, Генрих осторожно надрезал его с краю. На пол упал
маленький вчетверо сложенный листок. То, что Генрих прочитал, безмерно
поразило и взволновало его,
Письмо было написано плохим немецким языком, но четким, почти
каллиграфическим почерком. Неизвестный корреспондент писал: "Я француз, но я
предан вам, немцам, искренно, всей душой. И поэтому считаю своим долгом
помочь в одном деле. Я еще не знаю, кому именно отдам это письмо, и поэтому
пишу, ни к кому не обращаясь. Прийти в штаб я не могу. Местные жители уже
подозревают, что я симпатизирую немцам, и если убедятся, что я помогаю вам,
то маки убьют меня. Я написал письмо, чтобы при случае вручить его немецкому
офицеру, а он уже передаст кому следует.
Я знаю, что несколько дней вы разыскиваете двух пойманных маки
офицеров. Вы их не нашли и не найдете, если я не помогу вам. Оба офицера
убиты, тела их закопаны у одинокого дуба, которыи стоит на восток от того
места, где вы нашли машину. В убийство офицеров принимали участие четверо
маки. Двоих из них я знаю. Это Жорж Марот и Пьер Гортран, из села
Понтемафре. Двое других мне неизвестны, но мог бы опознать. Я думаю, чго
если вы арестуете названных, то сумеете узнать от них, кто те двое, которых
я не знаю. Я готов вам служить всегда, когда вам потребуется моя помощь. Но
никогда не вызывайте меня к себе - это смерть для меня. Придумайте
какой-либо иной способ, скажем, арестуйте меня, а после беседы - выпустите.
У меня есть еще кое-какие сведения, которые вам, безусловно, будут
интересны. Надеюсь на достойное вознаграждение за услугу. Мой адрес: село
Потерн, Жюльен Левек".
Даты на письме не было. Генрих задумался.
Что что? Письмо добровольного пособника гестапо или провокация? Если
провокация, то она еще более неуклюжа, чем та, что была в Шамбери. Зачем
письмо надо было вручать в кафе, где всегда могли оказаться нежеланные
свидетели? Разве во время первой проверки он не выдержал испытания? Нет,
скорее это напоминает обычный донос. Но почему же тогда этот мерзавец
