но она представится, и я использую ее. Фрау Эльза и твоя сестра Лора очень
хотят повидать тебя и требуют, чтобы я попросил твоего генерала дать тебе
отпуск. Надеюсь, что мой друг герр Эверс сделает это для меня. Напиши мне,
если он откажет. Вообще ты бы мог писать чаще.
Твой Вильгельм Бертгольд".
Дочитав письмо, Генрих быстро разделся и бросился в постель. Только
теперь он почувствовал, как устал. И не только потому, что ночь в Шамбери
потребовала огромного нервного напряжения. Вот и сегодня! Ему нужно быть
беззаботным и веселым; а лионские газеты заполнены корреспонденциями, фото и
сообщениями с Восточного фронта началось большое наступление гитлеровских
полчищ и, как твердят газеты, развивается безостановочно, неудержимо.
Правда, надо сделать скидку на всем известные геббельсовские преувеличения,
но все же частичка правды в этих сведениях, наверно, есть. Итак, гитлеровцы
наступают! С каким бы наслаждением он бросил все это и, одевшись в обычную
шинель красноармейца, взял в руки автомат! Читать победоносные сводки с
фронта и делать вид, что эти сводки радуют тебя. Пить за победу, когда так
хочется выхватить из кобуры пистолет и разрядить его в тех, с кем сидишь за
столом. Но так ему приказано. Надо играть роль дальше... и ждать.
Верно, никто из людей так остро не ощущал, какое это страшное слово
"ждать".
Человек едет в поезде, очень спешит, ему кажется, что дорога скучна, а
поезд идет слишком медленно, и он был бы рад оказаться сейчас в том месте,
куда так спешит, даже согласившись укоротить свою жизнь на несколько часов,
которые нужно затратить на дорогу.
Юноша пришел на свидание. Девушки нет, она опаздывает. С какой бы
радостью влюбленный сократил свою жизнь на эти минуты тяжелой неуверенности
и ожидания!
Если б судьба была послушной и подчинялась воле людей, жизнь многих
была бы значительно короче. Люди сами укорачивали бы свой век, чтобы
поскорее достичь цели, чтобы избавиться от минут, часов, дней нестерпимого
ожидания.
А Генрих, не колеблясь, отдал бы половину жизни, чтобы очутиться сейчас
на родине!..
Что за глупости у него в голове! - "Если б судьба была послушной". Мы
должны заставить ее служить себе!
А для этого надо не философствовать, а бороться, беречь каждую минуту,
а если нужно - и ждать, ждать, стиснув зубы, беззаботно ходить по краю
пропасти, в которую можно свалиться ежеминутно. Вот и сейчас могут войти к
нему в комнату, и все будет кончено.
И все же ему не так трудно, как тем, кто работает поблизости, в
Сен-Реми, под землей. Он, Генрих, если будет осторожен, увидит светлый день
победы. Ведь все зависит от него самого, от его смелости, ловкости, умения.
А что могут сделать для своего спасения русские, французы, чехи, поляки,
брошенные в подземелье, лишенные надежды когдалибо увидеть солнце, подышать
свежим воздухом, полюбоваться красотой мира, вернуться на родину и
встретиться с родными, близкими, друзьями?
И они еще должны работать на врага, вооружать его новыми минометами,
еще более смертоносными минами, хотя каждый миномет - это приближение
собственней смерти. Страшной смерти всех тех, кто брошен в подземелье.
Лютц тогда так удачно проговорился о существовании этого подземного
завода. Вот за то, чтобы не было таких лагерей смерти, Генрих и должен
бороться. Нет. Он не имеет права на усталость и отдых. Он не имеет права
чувствовать, что у него есть нервы. Ибо каждое выполненное им задание
приближает час победы. Это месть за всех тех, кого, может быть, именно в эту
минуту, когда он лежит и отдыхает, сжигают в крематории.
Отдыха для него нет и быть не может!
Генрих вскочил с кровати и начал одеваться.
Спускаясь по лестнице, он вспомнил о своем обещании генералу и зашел в
ресторан.
- Здравствуйте, мадам!
- О, вы уже приехали, а я боялась, не случилось ли чего, ведь мы вас
ждали еще до завтрака. Садитесь! Прошу вас.
- Мадам Тарваль, у меня к вам большая просьба. Если вы выполните ее, я
буду вам искренне благодарен.
- Вы же знаете, барон, что я сделаю для вас все, что в моих силах.
- Мне нужно десять бутылок хорошего, но действительно хорошего
шампанского, не хуже того, каким вы угощали меня перед отъездом.
- У меня нет, но я знаю, где можно достать. Через полчаса все десять
бутылок будут здесь.
- Вы упакуете его, а я пришлю за ним своего нового денщика - он отнесет
куда нужно.
Генрих повернулся, чтобы уйти, но в эту минуту открылась боковая дверь
и в зал вбежала Моника.
- Мама! Ты знаешь, я...- начала она еще от двери, но увидев Генриха,
остановилась и покраснела.
- Здравствуйте, мадемуазель Моника, как себя чувствуете?
- Хорошо, только все волнуется, что ваше учение идет без какого-либо
плана,- ответила за дочь мать.
- Мама!- укоризненно бросила девушка.
- Ну, теперь я буду старательным учеником, а чтобы моя маленькая
учительница не опаздывала на уроки, я привез из Лиона вот это...
Генрих вытащил из кармана футляр, взял Монику за руку и надел на
запястье девушки миниатюрные часики.
- Что вы! - Моника отдернула руку.
- Мадемуазель, прошу считать это не подарком, а маленькой компенсацией
за то время, которое вы тратите на меня. Ведь было бы странно, если б вы
давали уроки немецкому офицеру бесплатно, просто из симпатии к нему.
- Но...
Реплика Генриха привела Монику в явное замешательство. А действительно,
с какой стати она тратит свободное время на занятия с этим офицером? Еще
подумает, что он оказывает ей великую честь и доставляет радость! Но должна
же Моника, наконец, как-то наладить свои отношения с бароном... Иначе она
никогда ничего не узнает. Как же быть?
Девушка невольно вопросительно поглядела на мать.
- Ты бы лучше поблагодарила барона,- сказала мадам Тарваль.
- Спасибо, барон! - тихо прошептала Моника.
- Сегодня начнем занятия ровно в шесть, если вы свободны.
- Тогда давайте сверим наши часы. Вот видите, разница чуть ли не в пять
минут. Кто же из нас спешит жить, а кто опаздывает?
- Верно, спешу я. Именно перед тем, как спуститься сюда, я думал о том,
что отдал бы полжизни за то, чтобы ускорить бег времени.
- Зачем это вам?- серьезно спросила Моника.
- Чтобы быстрее достичь цели.
- Какой?
- Когда-нибудь я, возможно, и скажу вам, мадемуазель, но этого момента
надо ждать,- полусерьезно, полушутя ответил Генрих и, поклонившись матери и
дочери, вышел.
У подъезда штаба он увидел машину, а рядом с ней Эверса и Лютца. Генрих
подошел.
- Господин генерал, разрешите передать вам привет от генерал-майора
Бертгольда.
- Как! Он уже генерал-майор?
- Да. Я только что получил письмо. Герр Бертгольд сообщает, что сейчас
он работает при штаб-квартире господина Гиммлера.
- О!- многозначительно проговорил Эверс.- От всего сердца поздравляю!
Генерал так долго жал руку Генриху, словно он, барон фон Гольдринг, а
не Бертгольд, удостоился великой чести работать с Гиммлером.
- Мы с гауптманом Лютцем поедем по делам. Так что предупредите, пусть
нас не ждут к обеду,- уже усевшись в машину, попросил Эверс.
- Тогда разрешите заказать ужин? В ресторане гостиницы "Темпль"
прекрасная кухня.
- С огромным удовольствием поужинаю с вами. Надо же как-то отметить
ваше счастливое и победоносное возвращение. А вы как, гауптман?
- Я уже несколько раз ужинал с бароном и должен признаться - он великий
знаток французской кухни.
- На который час заказать ужин?- спросил Генрих.
- Мы вернемся, в восемь,- бросил генерал.
- Герр лейтенант,- обратился к Гольдрингу Лютц.Вот ключи от моего
сейфа. В нем сверху лежит папка с бумагами. Вам необходимо с ними
ознакомиться. Располагайтесь в моем кабинете и читайте. Только не потеряйте
ключ. На каждом прочитанном документе распишитесь.
Генрих поморщился.
- Должен признаться, что из всех видов литературы я меньше всего люблю
ту, которой вы собираетесь меня угостить, герр гауптман.
Генерал рассмеялся и приказал шоферу трогаться.
Папка, о которой говорил Лютц, имела пометку "Совершенно секретно".
Запершись в кабинете, Генрих начал просматривать бумаги, содержащиеся в ней.
В большинстве своем они были малоинтересны. Генрих быстро пробегал их
глазами, оставляя в конце свою подпись. Но один документ заинтересовал его.
Это была инструкция о методах противотанковой обороны и чертежи к ней. Речь
шла о карликовых танках "Голиаф", предназначавшихся для уничтожения танков
врага и подавления его укрепленных точек. Танк "Голиаф" обладал огромной
взрывной силой, управлялся по радио, имел колоссальную маневренность и мог
развить скорость до 90 километров. Столкнувшись с другим танком или наскочив
на дот, он взрывался и мгновенно уничтожал препятствие, о которое ударялся.
Это было что-то новое. Генрих несколько раз сфотографировал инструкцию и
чертежи, приложенные к ней.
Теперь можно закрыть папку и запереть сейф.
Но идти домой не хотелось. Разве немножко пройтись? А потом, ровно в
шесть, они засядут с Моникой за словари и тетради. Его маленькая учительница
строго нахмурит брови, когда он ошибется или сделает неправильное ударение.
По окончании урока они перебросятся несколькими фразами, а скорее -
поспорят. И оба будут скрывать свои настоящие мысли. Ведь их разговоры
скорее напоминают турнир, а сами они, учительница и ученик, двух
фехтовальщиков, которые, скрестив шпаги, стоят друг против друга, выжидая
момента для меткого удара.
Правда, в последнее время Моника стала ласковее, даже глядит на него
как-то странно. Но именно это больше всего тревожит Генриха. Он чувствует,
что девушка ему нравится, даже очень нравится. Ндоязве он сейчас имеет право
на это. Даже если бы Моника убедилась, что он не враг ее народа, а настоядий
друг единомышленник всех тех, кто борется за свободу Франции, разве имел бы
он право допустить, чтобы их отношения переросли в нечто большее, в любовь?
Ведь жениться на Монике он не может. На что ж тогда надеяться? На
кратковременный роман? Нет, этого он никогда не допустит. Эта чудесная,
милая девушка заслуживает настоящего счастья. А он может затянуть ее с собою
в пропасть...
А тут еще Бертгольд, который явно рассчитывает на него, как на будущего
жениха своей дочери. Конечно, он пока не будет разочаровывать своего шефа,
это значило бы ухудшить свои отношения с таким влиятельным при штабе
Гиммлера человеком. Этого ни в коем случае нельзя допустить. За спиной
начальника одного из отделов штаб-квартиры самого Гиммлера можно чувствовать
себя в безопасности. Хорошее отношение Эверса объясняется очень просто. Он
знает, что Генрих фон Гольдринг является названным сыном высокопоставленного
гестаповца. Вот и придется всячески тешить Бертгольда надеждами на брак
Генриха с Лорой.
Как бы смеялась Моника, прочитав хоть одно Лорино письмо.
Сентиментальность мещаночки в соединении с глупостью и зазнайством дочки
сановной особы. И вот такая девушка имеет все. А красавица и умница Моника
должна прислуживать в ресторане пьяным немецким офицерам. И это с ее
характером! Правда, она так сумела себя поставить, что ее даже побаиваются.
Но стоит ей сделать один неосторожный шаг, вера в ее неприступность
пошатнется, и тогда офицеры дадут волю языкам и рукам... Необходимо, чтобы
никто не узнал об уроках, которые ему дает девушка, да и вообще не надо,
чтобы его имя связывали с ее. Если с ним что-либо случится, ее обязательно
потянут в гестапо, и кто знает, чем все это кончится. Свою непричастность к
