что у нас было, мы отдали, и если у тебя есть что-нибудь, окажи нам этим
милость.). - "Подайте мне лютню, которой не касалась рука", - сказал
слепец.
И я велел слуге принести новую лютню, и слепец настроил ее и заиграл
ни незнакомый лад и начал петь, говоря, такое двустишие:
"Летел, рассекая мрак, - а ночь так длинна была -
Любимый, который знал часы посещения.
И вот нас встревожили привет и слова его:
"Войдет ли возлюбленный, стоящий у ваших врат?"
И девушка взглянула на меня искоса и сказала: "Тайну, которая была
между нами, твоя грудь не сумела удержать даже и часа - ты поверил ее
этому человеку".
И я стал ей клясться и извиняться перед ней и принялся целовать ей
руки, щекотать ей груди и кусать щеки, пока она не засмеялась. И потом я
обратился к слепому и сказал ему: "Спой, о господин".
И слепец взял лютню и пропел такие два стиха:
"Красавиц я посещал не редко, и часто я
Касался рукою пальцев, ярко окрашенных.
Гранаты я щекотал груди и покусывал
Округлое яблоко прекрасной щеки ее".
"О госпожа, кто его осведомил о том, что мы делали?" - спросил я, и
девушка сказала: "Твоя правда!"
А потом мы отошли от слепого в сторону. И он сказал: "Я хочу помо-
читься!" И я крикнул: "Эй, слуга, возьми свечку и иди впереди".
И слепой вышел и задержался, и мы пошли его искать, но не нашли, и
оказалось, что ворота заперты и ключи в кладовой. И не знали мы, на небо
он поднялся или под землю опустился, и понял я тогда, что это - Иблис и
что он был для меня сводником.
И потом девушка ушла, и я вспомнил слова Абу-Новаса, который сказал
такие два стиха:
"Дивлюсь Иблису я с его гордостью
И мерзостью, которую он творит!
Из гордости не пал пред Адамом он,
И сводником он стал для детей его".
Рассказ об Ибрахиме и юноше
Рассказывают также, что Ибрахим, сын Исхака [582], говорил: "Я был все-
гда предан Бармакидам. И однажды, когда я сидел в своем жилище, в ворота
вдруг постучали, и мой слуга вышел и вернулся и сказал: "У ворот краси-
вый юноша, и он просит разрешения войти".
И я позволил, и вошел ко мне юноша со следами болезни и сказал: "Я
уже долгое время стараюсь встретиться с тобой, и у меня есть до тебя
нужда". - "А какая?" - спросил я. И юноша вынул триста динаров и, поло-
жив их передо мной, сказал: "Прошу тебя, прими их от меня и сочини мне
напев на двустишие, которое я скажу". - "Произнеси его мне", - сказал я.
И юноша произнес..."
И Шахразаду застигло утро, и она прекратила дозволенные речи.
Когда же настала шестьсот девяносто седьмая ночь, она сказала: "Дошло
до меня, о счастливый царь, что когда Ибрахим сказал юноше: "Произнеси
мне это двустишие", - юноша произнес:
"Аллахом молю: о глаз, мне печень терзающий,
Слезою ты погаси печали волнение.
Судьба в числе тех, кто нас хулит за любимую,
И мне не видать ее, хоть в саван я завернусь".
"И я сочинил ему напев, похожий на причитание, - говорил Ибрахим, - и
спел его, и юношу покрыло беспамятство, а потом он очнулся и сказал:
"Повтори!" И я стал заклинать его Аллахом и сказал: "Боюсь, что ты ум-
решь". - "О, если бы так было!" - воскликнул юноша. И он не переставал
унижаться и умолять, пока я не пожалел его и не повторил напева. И юноша
вскрикнул ужасным криком, и я подумал, что он умер и стал поливать его
розовой водой, пока он не очнулся и не сел. И я восхвалил Аллаха и, по-
ложив перед ним его динары, сказал: "Возьми свои деньги и уходи от ме-
ня!" - "Мне нет в них нужды, - ответил юноша, - и тебе будет еще столько
же, если ты повторишь напев".
И моя грудь расширилась для денег, и я сказал юноше: "Я повторю, но
только с тремя условиями: первое - чтобы ты остался у меня и поел моего
кушанья, чтобы укрепить твою душу; второе - чтобы ты выпил вина, которое
удержит в тебе сердце, и третье - чтобы ты мне рассказал твою историю".
И юноша сделал это и сказал: "Я человек из жителей Медины. Я вышел
прогуляться и шел по дороге к альАкику [583] вместе с моими братьями, и
увидел девушку, среди других девушек, подобную ветке, покрытой росою. И
они оставались под тенью, пока день не окончился, а затем ушли, и по-
чувствовал я в сердце раны, медленно заживающие. И я вернулся и стал
распытывать о ней, но не нашел никого, кто бы знал ее, и заболел от го-
ря. И я рассказал мою историю одному родственнику, и он сказал мне: "Не
беда! Дни весны не кончились, небо скоро начнет дождить, и тогда она
выйдет, и я выйду с тобой, и делай то, что ты хочешь".
И успокоилась моя душа, и когда аль-Акик потек и люди вышли, я тоже
вышел с моими братьями и родственниками, и сели мы в том же месте и про-
сидели минуту, как девушки уже прибежали. И я сказал одной девушке из
моих родственниц: "Скажи той девушке: "Говорит вон тот человек: "Отли-
чился поэт, который сказал такой стих:
"Метнула она стрелу, пустившую сердца кровь,
Ушла и оставила в нем раны и шрамы".
И девушка пошла к ней и сказала это. И она молвила: "Скажи ему: "От-
личился тот, кто ответил таким стихом:
"Со мной то же самое. Терпи же, быть может, мы
Душе исцеление увидим и помощь".
И я не стал больше говорить, боясь позора, и поднялся, и девушка под-
нялась, и я последовал за нею, и она меня увидела. И я узнал, где ее жи-
лище, и она стала ходить ко мне, и я стал ходить к ней, и это участилось
и сделалось явным, и ее отец узнал об этом. А я все старался встретить
девушку и пожаловался моему отцу, и он собрал наших родных и отправился
к отцу девушки, желая посвататься за нее. "Если бы это явилось ко мне
прежде, чем он ее опозорил, - сказал отец девушки, - я бы, наверное,
согласился, но дело стало известно, и я не таков, чтобы подтвердить речи
людей".
И я повторил юноше песню, - говорил Ибрахим, - и между нами возникла
дружба. И потом Джафар ибн Яхья устроил прием, и я явился, по обычаю, и
спел ему стихи юноши, и Джафар пришел в восторг и спросил меня: "Горе
тебе, чья это песня?" И я рассказал ему историю юноши, и он приказал мне
поехать к нему и привести его. И я отправился к юноше и привел его, и
Джафар заставил повторить эту историю. И когда юноша рассказал, Джафар
воскликнул: "Ты под моей защитой, пока я не женю тебя на ней!"
И душа юноши успокоилась, и он остался с нами, и когда наступило ут-
ро, Джафар поехал к ар-Рашиду и рассказал ему эту историю, и халиф нашел
ее прекрасной. И он велел нам всем явиться и приказал повторить песню и
выпил под нее, а затем он велел написать письмо правителю аль-Хиджаза,
чтобы тот с почетом доставил к нему отца женщины и ее семью и не скупясь
бы тратил на них.
И прошло малое время, и они явились, и ар-Рашид велел привести отца
девушки. И когда тот явился, приказал ему выдать свою дочь замуж за юно-
шу и дал ему сто тысяч динаров, после чего он вернулся к своей семье. И
юноша был одним из сотрапезников Джафара, пока не случилось то, что слу-
чилось [584], и тогда юноша вернулся со своей семьей в аль-Медину, да по-
милует Аллах великий души их всех!"
Рассказ о везире Ибн Мерване и юноше
Рассказывают также, о счастливый царь, что везирю Абу-Амиру ибн Мер-
вану [585] подарили мальчика из христиан (не падали взоры на когонибудь
более прекрасного!), и заметил его аль-Мадик анНасир и спросил у его
господина: "Откуда у тебя этот?" - "Он от Аллаха", - отвечал Абу-Амир, и
ан-Насир сказал ему: "Разве ты пугаешь нас звездами и хочешь взять нас в
плен лунами?" И везирь извинился перед ним. И затем он постарался соб-
рать подарок и послал его ан-Насиру с этим мальчиком и сказал ему: "Будь
частью этого подарка; если бы не необходимость, моя душа не согласилась
бы отдать тебя". И он написал и послал с ним такие два стиха:
"Владыка мой, вот луна отправилась к небесам,
А небо достойнее луны, чем земля, поверь.
Душой ублажаю вас, хотя дорога душа;
Не видел я никого, душою кто ублажал".
И это понравилось ан-Насиру, и он одарил везиря большими деньгами, и
власть Абу-Амира укрепилась.
А потом подарили везирю девушку, одну из достойнейших женщин земли. И
испугался везирь, что донесут об этом ан-Насиру, и тот ее потребует, и
будет с ней такая же история, как с мальчиком. И он собрал подарок еще
больший, чем первый, и отослал его с девушкой..."
И Шахразаду застигло утро, и она прекратила дозволенные речи.
Шестьсот девяносто восьмая ночь
Когда же настала шестьсот девяносто восьмая ночь, она сказала: "Дошло
до меня, о счастливый царь, что везирь Абу-Амир собрал подарок еще
больший, чем первый и отослал его, а с ним и девушку, и написал такие
стихи:
"Владыка - вот солнце (а луна была первою)
Идет, чтобы с месяцем они повстречались.
Вот, жизнью клянусь я, встреча, счастье несущая.
Так будь с ними в Каусаре [586] и в райских селеньях.
Аллахом клянусь, им нет по прелести третьего,
Тебе же по власти нет над миром второго".
И удвоилась власть везиря у ан-Насира, а потом ктото из его врагов
донес ан-Насиру, что у него сохранился остаток любви к мальчику и что он
всегда предается воспоминаньям о нем. И ан-Насир сказал доносчику: "Не
болтай языком, не то я заставлю отлететь твою голову!" - и написал вези-
рю от имени мальчика записку, в которой стояло: "О мой владыка, ты зна-
ешь, что ты был для меня единственным, и я всегда с тобою благоденство-
вал. И если я теперь у султана, то все же хочу уединиться с тобою. Но я
боюсь ярости царя; придумай хитрость, чтобы вызвать меня от него". И На-
сир послал эту записку с маленьким мальчиком и наказал ему сказать: "Эта
записка от такого-то, и царь никогда с ним не говорил".
И когда Абу-Амяр прочитал записку и евнух наврал ему, он почуял яд в
напитке и написал на обороте письма такие стихи:
"Пройдя испытания судьбы, подобает ли
Мужам рассудительным бежать в чащу львиную?
Нет, я не из тех, чей ум любовь одолеть могла,
И ведомы хорошо мне речи завистников.
Хоть был ты моей душой, послушно я дал тебя,
И как же душа вернется, тело покинувши?"
И когда ан-Насир прочитал ответ, он удивился догадливости везиря и не
хотел больше слушать доносчиков на него. И потом он спросил везиря: "Как
ты выпутался из сетей?" И тот ответил: "Мой ум не опутан сетями любви".
Рассказ о Далиле-Хитрице и Али-Зейбаке каирском
Рассказывают также, о счастливый царь, что был во время халифата Ха-
руна ар-Рашида один человек по имени Ахмед-ад-Данаф и другой - по имени
Хасан-Шуман. И были они творцами козней и хитростей и совершали дивные
дела, и по эй причине наградил халиф Ахмеда-ад-Данафа почетной одеждой и
назначил его начальником правой стороны, и наградил он Хасана-Шумана по-
четной одеждой и назначил его начальником левой стороны, и положил каж-
дому из них жалованье - всякий месяц тысячу динаров. И находилось у каж-
дого из них под рукою сорок человек. И было предписано Ахмеду-ад-Данафу
наблюдение за сушей.
И выехали Ахмед-ад-Данаф с Хасаном-Шуманом и теми, кто был под их
властью, на копях, и эмир Халидвали был с ними, и глашатай кричал: "Сог-
ласно приказанию халифа, нет в Багдаде начальника правой стороны, кроме
начальника Ахмеда-ад-Данафа, и нет в Багдаде начальника левой стороны,
кроме начальника Хасана-Шумана, и слова их должно слушаться, и уважение
к ним обязательно!"
А была в городе старуха по имени Далила-Хитрица, и была у нее дочь,
по имени Зейнаб-мошенница; и они услышали крик глашатая, и Зейнаб сказа-
ла своей матери Далиле: "Посмотри, матушка, этот Ахмед-ад-Данаф пришел
из Каира, когда его оттуда прогнали, и играл в Багдаде всякие штуки, по-
ка не приблизился к халифу и не стал начальником правой стороны. А тот
шелудивый парень, Хасан-Шуман, сделался начальником левой стороны, и у
него накрывают стол по утрам и по вечерам, и положено им жалованье -
каждому тысяча динаров во всякий месяц. А мы сидим в этом доме без дела,
