червонного золота, пять тысяч дирхемов, битых в Хаджаре [558], тысячу
одежд-плащей, и полосатых платьев, и пять желудков амбры" [559]. И я ска-
зал: "Будь по-твоему; согласен ли ты?" - говорил Абд-Аллах, и аль-Гитриф
ответил: "Согласен!"
И тогда Абд-Аллах послал несколько человек Ансаров в Медину-Осиянную,
и те привезли все, что он обязался дать. И зарезали овец и баранов, и
люди собрались, чтобы есть кушанье. И мы провели, - говорил Абд-Аллах, -
в таком положении сорок дней.
А потом аль-Гитриф сказал: "Берите вашу девушку!" И мы повезли ее на
носилках, и аль-Гитриф снабдил ее тридцатью верблюдами подарков. И затем
он простился с нами и уехал, а мы шли до тех пор, пока между нами и Ме-
диной-Осиянной не осталось одного перехода. И тут выехали против нас
всадники, чтобы напасть на нас (думаю я, что они были из Бену-Сулейм), и
Утба бросился на них и убил нескольких, а потом он склонился набок, по-
лучив удар копьем, и упад на землю. И пришла к нам поддержка от обитате-
лей этой местности, и они прогнали от нас тех всадников, а Утба окончил
свой срок. И мы закричали: "Увы, Утба!" И девушка услышала это и броси-
лась с верблюда и припала к Утбе и стала горько плакать, и говорила та-
кие стихи:
"Стараюсь я стойкой быть, но стойкости нет во мне,
Я тешу лишь тем мой дух, что он за тобой пойдет,
И будь справедливым, он, наверно, бы к гибели,
Он раньше тебя пришел, и всех обогнал бы он.
Никто, после пас с тобой, с друзьями не справедлив -
Не будет уже душа с душою в согласье жить!"
И она издала единый крик, и срок ее окончился. И мы вырыли им одну
могилу и закопали их во прахе, и я вернулся в землю моих родичей и про-
жил семь лет, а затем я возвратился в Хиджаз и вступил в Медину-Осиянную
для просвещения и сказал себе: "Клянусь Аллахом, я непременно вернусь к
могиле Утбы!"
И я пришел к ней и вдруг вижу: на ней высокое дерево с красными, жел-
тыми и зелеными лентами. "Как называется это дерево?" - спросил я хозяев
стоянки. И они сказали: "Дерево жениха с невестой".
И я пробыл на могиле Утбы один день и одну ночь и затем ушел, и было
это последним, что я знал о нем, помилуй его Аллах великий!"
Рассказ о Хинд, дочери ан-Нумана
Рассказывают также, что Хинд, дочь анНумана, была прекраснейшей жен-
щиной своего времени. И ее красоту и прелесть описали альХаджжаджу, и он
посватался за нее, не пожалев для нее больших денег, и женился на ней,
обязавшись дать ей, кроме приданого, еще двести тысяч дирхемов. И он во-
шел к ней и оставался с ней долгое время, а затем, в какой-то день, он
вошел к ней, когда она смотрела на свое лицо в зеркало и говорила:
"Поистине Хинд всегда была кобылицею
Арабской, породистой, и вот ее мул покрыл.
Кобылу когда родит - от господа дар ее,
А если родится мул, то мул и принес его".
И когда аль-Хаджжадж услышал это" он ушел обратно и больше не входил
к Хинд, а она не знала, что он ее слышал. И аль-Хаджжадж пожелал развес-
тись с нею и послал к ней Абд-Аллаха ибн Тахира, чтобы тот ее с ним раз-
вел. И Аод-Адлах ибн Тахир вошел к Хинд и сказал: "Говорит тебе
аль-Хаджжадж абу-Мухаммед, что за ним осталось для тебя от приданого
двести тысяч дирхемов. Вот они здесь со мной, и он уполномочил меня на
развод". - "Знай, о ибн Тахир, - сказала Хинд, - что мы были вместе, и,
клянусь Аллахом, я ни одного дня ему не радовалась, а если мы расстанем-
ся, то, клянусь Аллахом, я никогда не буду горевать. А эти двести тысяч
- дирхемов - подарок тебе за мое освобождение от сакифской собаки" [560].
А после этого дошла эта история до повелителя правоверных Абд-аль-Ме-
лика ибн Мервана [561], и ему описали ее прелесть и красоту, и стройность
ее стана, и нежность ее речей, и ее любовные взгляды, и он послал к ней,
чтобы за нее посвататься..."
И Шахразаду застигло утро, и она прекратила дозволенные речи.
Шестьсот восемьдесят вторая ночь
Когда же настала шестьсот восемьдесят вторая ночь, она сказала: "Дош-
ло до меня, о счастливый царь, что повелитель правоверных Абдаль-Мелик
ибн Мерван, когда дошла до него весть о красоте этой женщины и ее пре-
лести, послал к ней, чтобы за нее посвататься. И она прислала ему
письмо, в котором говорила после хвалы Аллаху и молитвы за пророка его
Мухаммеда (да благословит его Аллах и да приветствует): "Знай, о повели-
тель правоверных, что пес лакал в сосуде".
И когда повелитель правоверных прочитал ее письмо, он посмеялся ее
словам и написал ей слова пророка (да благословит его Аллах и да при-
ветствует!): "Когда полакает пес в сосуде кого-нибудь из вас, пусть вы-
моет его одна из них песком семижды." - И прибавил: - "Смой грязь с мес-
та употребления".
И когда Хинд увидела, что написал повелитель правоверных, ей нельзя
было ему прекословить, и она написала ему после хвалы Аллаху великому:
"Знай, о повелитель правоверных, что я соглашусь на брачный договор
только при условии. А если ты спросишь: "Какое это условие?" - я скажу:
"Пусть аль-Хаджжадж ведет мои носилки в тот город, где ты находишься, и
пусть он будет босой и в той одежде, которую носит".
И когда Абд-аль-Мелик прочитал это письмо, он засмеялся сильным и
громким смехом и послал к аль-Хаджжаджу, приказывая ему это сделать, и
аль-Хаджжадж, прочитав послание правителя правоверных, согласился, не
прекословя, и исполнил его приказание. И потом альХаджжадж послал к
Хинд, приказывая ей собираться, и она собралась и села на носилки, и
аль-Хаджжадж ехал со своей свитой, пока не подъехал к воротам Хинд. И
когда Хинд поехала в носилках и поехали вокруг рее невольницы и евнухи,
аль-Хаджжадж спешился, босой, взял верблюда за узду и повел его. И он
шел с Хинд, и та потешалась над ним и насмехалась и смеялась вместе со
своей банщицей и невольницами, а потом она сказала своей банщице: "От-
кинь занавеску носилок!" И банщица откинула занавеску, и Хинд оказалась
лицом к лицу с альХаджжаджем, и она начала над ним смеяться. И альХадж-
жадж произнес такой стих:
"И если смеешься ты, о Хинд, то ведь ночью я
Не раз оставлял тебя без сна и в рыданьях",
А Хинд отвечала ему таким двустишием:
"Не думаем мы, когда мы душу спасли и жизнь,
О том, что утратили из благ и богатства мы.
Богатства нажить легко, и слава вернется вновь,
Когда исцелится муж от хвори и гибели".
И она смеялась и играла, пока не приблизилась к городу халифа, а при-
быв в этот город, она бросила на землю динар и сказала аль-Хаджжаджу: "О
верблюжатник, у нас упал дирхем; посмотри, где он, и подай его нам". И
альХаджжадж посмотрел на землю и увидел только динар и сказал женщине:
"Это динар". - "Нет, это дирхем", - сказала Хинд. "Нет, динар", - сказал
аль-Хаджжадж. И Хинд воскликнула: "Хвала Аллаху, который дал нам вместо
павшего дирхема динар [562]. Подай нам его!" И аль-Хаджжаджу стало стыдно.
И потом он доставил Хинд во дворец повелителя правоверных Абд-аль-Мелика
ибн Мервана, и она вошла к нему и была его любимицей..."
И Шахразаду застигло утро, и она прекратила дозволенные речи.
Шестьсот восемьдесят третья ночь
Когда же настала шестьсот восемьдесят третья ночь, она сказала: "Дош-
ло до меня, что Хинд, дочь ан-Нумана, стала любимицей повелителя право-
верных, но это не удивительней" чем история об Икраме и Хуэейме.
Рассказ об Икриме и Хузейме
Дошло до меня, о счастливый царь, что был в дни повелителя правовер-
ных Сулеймана ибн Абд-аль-Мелика [563] один человек по имени Хузейма ибн
Бишр из племени Бену-Асад. Он отличался явным благородством и имел
обильные блага и был милостив и благодетелен к друзьям, и он пребывал в
таком положении, пока не обессилило его время и не стал он нуждаться в
своих друзьях, которым он оказывал милости и помогал деньгами. И они по-
могали ему некоторое время, а потом это им наскучило. И когда Хузейме
стала ясна их перемена к нему, он пошел к своей жене (а она была дочерью
его дяди) и сказал ей: "О дочь моего дяди, я вижу в моих братьях переме-
ну, и я решил не покидать дома, пока не придет ко мне смерть". И он за-
перся за дверями и питался тем, что у него было, пока запасы его не кон-
чились, И тогда Хузейма впал в недоумение.
А его знал Икрима-аль-файяд ар-Риби, правитель альДжезиры. И когда он
однажды сидел в своей приемной зале, вдруг вспомнили Хузейму ибн Вишра,
и Икрима-альфайяд спросил: "В каком он положении?" - "Од дошел до поло-
жения неописуемого, - ответили ему, - запер ворота и не покидает дома".
И сказал Икрима-аль-файяд: "Это случилось с ним только из-за его великой
Щедрости! И как не находит Хузейма ибн Бишр помощника и приносящего под-
держку!" - "Он не нашел ничего такого", - сказали присутствующие. И ког-
да наступила ночь, Икрима пошел и взял четыре тысячи динаре" и положил
их в один кошелка потом он велел оседлать своего коня и вышел тайком от
родных и доехал с одним из своих слуг, который вез деньги. И он ехал,
пока не остановился у ворот Хузеймы, а потом он взял у своего слуги ме-
шок и, приказав ему удалиться, подошел к воротам и сам толкнул их.
И Хузейма вышел, и Икрима подал ему мешок и сказал: "Исправь этим
свое положение". И Хузейма взял мешок и увидал, что он тяжелый, и, вы-
пустив его из рук, схватился за узду коня и спросил Икриму: "Кто ты, да
будет моя душа за тебя выкупом?" - "Эй, ты, - сказал Икрима, - я не по-
тому приехал к тебе в подобное время, что хочу, чтобы ты узнал меня". -
"Я не отпущу тебя, пока ты не дашь мне себя узнать", - сказал Хузейма. И
Икрима сказал: "Я - Джабир-Асарат-аль-Кирам" [564]. - "Прибавь еще!" -
сказал Хузейма, и Икрима ответил: "Нет!" И уехал.
А Хузейма вошел к дочери своего дяди и сказал ей: "Радуйся, принес
Аллах близкую помощь и благо. Если это дирхемы, то их много. Встань заж-
ги светильник". - "Нет пути к светильнику", - сказала его жена. И Хуэей-
ма провел ночь, гладя мешок рукой, и чувствовал твердость динаров и не
верил, что это динары.
Что же касается Икримы, то он вернулся домой и увидел, что его жена
хватилась его и спрашивала о нем. И когда ей сказали, что он уехал, она
заподозрила его и усомнилась в нем. "Правитель аль-Джезиры выезжает,
когда прошла часть ночи, один, без слуг и тайно от родных только к дру-
гой жене или к наложнице" - я сказала она Икриме. И тот ответил: "Знает
Аллах, что я ни к кому не выезжал". - "Расскажи мне, зачем ты уезжал", -
сказала жена Икримы. И он молвил: "Я выехал в такое время лишь для того,
чтобы никто обо мне не знал". - "Неизбежно, чтобы ты мне рассказал!" -
воскликнула жена Икримы, и тот спросил: "Сохранишь ли ты тайну, если я
расскажу тебе?" - "Да", - ответила его жена. И Икрима рассказал ей в
точности всю историю и то, что с ним было, и спросил: "Хочешь ли ты,
чтобы я еще тебе поклялся?" - "Нет, нет, - сказала его жена, - мое серд-
це успокоилось и доверилось тому, что ты говоришь".
Что же касается Хузеймы, то он утром помирился с заимодавцами и исп-
равил свое положение, а затем он стал собираться, желая направиться к
Сулейману ибн Абд-альМелику (а тот находился в те дни в Палестине). И
когда Хузейма остановился у дверей халифа и попросил позволения войти у
его царедворцев, один из них вошел к Сулейману и рассказал, где находит-
ся Хузейма, - а он был знаменит своим благородством, и Сулейман знал об
этом. И он позволил Хузейме войти, и тот, войдя, приветствовал его, как
приветствуют халифов, и Сулейман ибн Абд-аль-Мелик сказал ему: "О Хузей-
ма, что задержало тебя вдали от нас?" - "Плохое положение", - ответил
Хузейма. "Что же помешало тебе отправиться к нам?" - спросил халиф.
"Слабость, о повелитель правоверных", - ответил Хузейма. "А на что же ты
поднялся теперь?" - спросил Сулейман. И Хузейма ответил: "Знай, о пове-
литель правоверных, что я был у себя дома, когда уже прошла часть ночи,
