об этом?" - думал он. Но к чему, когда о своей собственной роли во всей
этой истории все равно придется умолчать?
А Джолли думал: "Пусть Холли сама расскажет ему. Если она этого не
сделает, значит она не хочет, чтобы он узнал, и тогда выйдет, что я до-
носчик. Во всяком случае, я приостановил это. И пока мне лучше не вмеши-
ваться!"
И они молча продолжали рыть, пока Джолион не сказал:
- Ну, я думаю, теперь достаточно.
Опершись на лопаты, они оба заглянули в яму, куда предзакатным ветром
уже занесло несколько листьев.
- Теперь я, кажется, не смогу; осталось самое мучительное, - вдруг
сказал Джолион.
- Дай, папа, я сам. Он никогда особенно не любил меня.
Джолион покачал головой.
- Мы тихонько подымем его вместе с листьями. Мне бы не хотелось ви-
деть его сейчас. Я возьму за голову. Ну!
Они с величайшей осторожностью подняли тело старого животного; блек-
ло-коричневая и белая шерсть проглядывала сквозь листья, шевелившиеся от
ветра; они опустили его - холодного, бесчувственного, тяжелого - в моги-
лу, и Джолли засыпал его листьями, в то время как Джолион, боясь обнару-
жить свои чувства перед сыном, начал быстро забрасывать землей это не-
подвижное тело. Вот и уходит прошлое! Если бы еще впереди было светлое
будущее. Словно засыпаешь землей собственную жизнь. Они тщательно покры-
ли дерном маленький холмик и, признательные друг другу за то, что каждый
пощадил чувства Другого, взявшись под руку, направились домой.
XI
ТИМОТИ ПРЕДОСТЕРЕГАЕТ
На Форсайтской Бирже весть о том, что Вал и Джолли записались в ар-
мию, а Джун, которая, конечно, не могла ни в чем остаться позади, гото-
вится стать сестрой милосердия, распространилась с необычайной быстро-
той. Эти события были так необычны, так противоречили духу истинного
форсайтизма, что произвели объединяющее действие на родню, и у Тимоти в
ближайшее воскресенье был настоящий наплыв родственников, пришедших ра-
зузнать, кто что об этом думает, и обменяться мнениями о семейной чести.
Джайлс и Джесс Хаймены больше уже не будут охранять побережье, а отправ-
ляются в Южную Африку; Джолли и Вал последуют за ними в апреле; что же
касается Джун, тут уж никто не может знать, что она еще надумает сде-
лать.
Отступление от Спион-Копа и отсутствие благоприятных известий с теат-
ра военных действий придавали всему атому характер вполне реальный, что
удивительным образом подтвердил сам Тимоти.
Младший из старшего поколения Форсайтов - ему еще не было восьмидеся-
ти, по общему признанию походивший на их отца, "Гордого Доссета", даже
самой популярной, наиболее характерной чертой, тем, что он пил мадеру, -
не показывался на людях столько лет, что стал чуть ли не мифом. Целое
поколение сменилось с тех пор, как в сорокалетнем возрасте, не выдержав
риска, связанного с издательским делом, он вышел из предприятия, имея
всего-навсего тридцать пять тысяч фунтов капитала, и, с целью обеспечить
себе существование, начал осторожно помещать деньги в процентные бумаги.
Откладывая из года в год и наращивая проценты на проценты, он за сорок
лет удвоил свой капитал, ни разу не испытав, что значит дрожать за
судьбу своих денег. Он откладывал теперь около двух тысяч в год и чрез-
вычайно заботился о своем здоровье, надеясь, как говорила тетя Эстер,
что проживет еще достаточно, чтобы вторично удвоить капитал. Что он по-
том с ним будет делать, когда сестры умрут и сам он умрет, этот вопрос
часто насмешливо обсуждался свободомыслящими Форсайтами, такими, как
Фрэнси, Юфимия и второй сын молодого Николаев, Кристофер, свободомыслие
которого зашло так далеко, что он заявил всерьез о своем намерении пос-
тупить на сцену. Но как бы там ни было, все соглашались, что об этом
лучше знать самому Тимоти, да, может быть, Сомсу, который никогда не
разглашает секретов.
Те немногие из Форсайтов, которые видели его, говорили, что это плот-
ный крепкий человек, не очень высокого роста, с седыми волосами, с ко-
ричнево-красным лицом, не отличавшимся той благородной утонченностью,
которую большинство Форсайтов унаследовало от жены "Гордого Доссета",
женщины красивой и кроткой. Известно было, что он проявил необычайный
интерес к войне и с самого начала военных действий втыкал в карту флаж-
ки, и все очень боялись, как же будет, если англичан загонят в море и он
уже не сможет правильно сажать флажки. Что же касается его осведомлен-
ности о семейных делах и какого мнения он держался на этот счет, об этом
мало что было известно, кроме того, что тетя Эстер постоянно заявляла
всем, что он очень расстроен. Поэтому всем Форсайтам показалось чем-то
вроде предзнаменования, когда, съехавшись к Тимоти в воскресенье после
отступления от Спион-Копа и входя друг за дружкой в гостиную, они, один
за другим, обнаруживали присутствие некой особы, которая, прикрыв нижнюю
часть лица мясистой рукой, восседала в единственном удобном кресле, спи-
ной к свету, и их встречал благоговейный шепот тети Эстер:
- Ваш дядя Тимоти, дорогой мой (или дорогая моя).
Тимоти же каждого входящего приветствовал одной и той же фразой, или,
вернее, даже не приветствовал, а пропускал мимо себя:
- Здрасте, здрасте! Извините, я не встаю.
Явилась Фрэнси, Юстас приехал в своем автомобиле; Уинифрид привезла
Имоджин, и лед недовольства ее судебным процессом растаял в семейном
одобрении геройства Вэла; за ней явилась Мэрией Туитимен с последними
известиями о Джайлсе и Джессе. Так что в этот день с тетей Джули и Эс-
тер, молодым Николасом, Юфимией и - вообразите себе! - Джорджем, который
приехал с Юстасом в автомобиле, собрание представляло собой зрелище,
достойное дней процветания семьи. В маленькой гостиной не было ни одного
свободного стула, и чувствовалось опасение, как бы не приехал кто-нибудь
еще.
Когда натянутость, вызванная присутствием Тимоти, немножко прошла,
заговорили о войне Джордж спросил тетю Джули, когда она думает отпра-
виться на фронт с Красным Крестом, чем даже развеселил ее; затем, повер-
нувшись к Николасу, он сказал:
- Юный Ник тоже, кажется, отважный воин. Когда же он облачится в ха-
ки?
Молодой Николае, улыбнувшись кроткой виноватой улыбкой, нерешительно
заметил, что, конечно, мать очень беспокоится.
- Два Дромио, я слышал, уже собираются в путь, - продолжал Джордж,
повернувшись к Мэрией Туитимен, - скоро мы все там будем. En avant [27],
Форсайты! Бей, коли, стреляй! Кто на гауптвахту?
Тетя Джули фыркнула. Джордж такой забавный! Может быть, Эстер прине-
сет карту Тимоти? И тогда он всем покажет, в каком положении дело.
Тимоти издал какой-то неопределенный звук, принятый за согласие, и
тетя Эстер вышла из комнаты.
Джордж продолжал изображать наступление Форсайтов, произведя Тимоти в
фельдмаршалы, а Имоджин, которую он сразу отметил как "славную кобылку",
- в маркитантки; и, поставив цилиндр между колен, начал бить по нему во-
ображаемыми барабанными палочками. Это представление вызвало у аудитории
разнородные чувства. Все смеялись - Джорджу все разрешалось; но все
чувствовали издевательство над семьей, и это казалось им неестественным
именно теперь, когда семья отдавала пятерых своих членов на службу коро-
леве. Джордж может зайти слишком далеко; поэтому все вздохнули с облег-
чением, когда он встал и, предложив руку тете Джули, торжественно напра-
вился к Тимоти, отдал ему честь и, с комической пылкостью расцеловав те-
тушку, сказал:
- Я так счастлив, папаша! Идем. Юстас, - и вышел, сопровождаемый важ-
ным, невозмутимым Юстасом, который ни разу не улыбнулся.
Изумленные возгласы тети Джули: "Подумайте, он даже не дождался кар-
ты! Уж ты не обижайся на него, Тимоти! Он такой шутник!" - нарушили мол-
чание, и Тимоти отнял руку ото рта.
- Не знаю, к чему все это приведет, - раздался его голос. - Что это
за разговоры о том, что все едут туда? Это не поможет победить буров.
Только у Фрэнси хватило смелости спросить:
- А что же тогда поможет, дядя Тимоти?
- Все это новомодное волонтерство - мотовство, только утечка денег из
страны.
Как раз в эту минуту тетя Эстер вошла с картой, неся ее бережно, точ-
но ребенка, покрытого сыпью. С помощью Юфимии карту разложили на рояле -
маленьком салонном "колвуде", на котором последний раз играли, кажется,
тринадцать лет назад, летом, перед тем как умерла тетя Энн. Тимоти
встал. Он подошел к роялю и наклонился, разглядывая карту, в то время
как все столпились вокруг него.
- Вот, - сказал он, - вот позиция, которую мы занимаем на сегодня, и
довольно-таки скверная. Гм!
- Да, - сказала отчаянно смелая Фрэнси, - но как же ее можно изме-
нить, дядя Тимоти, если не хватает людей?
- Людей! - сказал Тимоти. - Нам не нужно людей, которые выматывают
деньги из страны. Нам нужен Наполеон - он покончил бы с этим в один ме-
сяц.
- Но если его нет, дядя Тимоти?
- Это их дело, - ответил Тимоти. - А для чего же, спрашивается, мы
армию содержим? Чтобы она бездельничала в мирное время? Постыдились бы
они просить помощи у страны! Каждый должен заниматься своим делом, тогда
все будет идти как нужно.
И, окинув всех взглядом, он прибавил почти гневно:
- Волонтерство - тоже! Бросанье денег на ветер! Мы копить должны!
Сохранять энергию - вот единственный выход.
И, то ли засопев, то ли фыркнув, он наступил на ногу Юфимии и вышел,
оставив позади себя ошеломленных гостей и легкий запах ячменного сахара.
Когда что-нибудь говорится с убеждением, да еще человеком, который
явно делает над собой усилие, чтобы сказать это, впечатление получается
значительное. И восемь Форсайтов, оставшихся в гостиной, все женщины, за
исключением молодого Николаев, некоторое время молча стояли вокруг кар-
ты. Наконец Фрэнси сказала:
- Нет, правда, знаете, по-моему, он прав. В конце концов для чего же
тогда армия? Они должны были предвидеть все. А это только поощряет их.
- Но, дорогая моя, - воскликнула тетя Джули, - ведь они такие передо-
вые! Подумать только, ведь они пожертвовали своими алыми мундирами. Они
так всегда гордились ими. А теперь они все похожи на арестантов. Мы с
Эстер только вчера говорили об этом, им, наверно, очень тяжело. Нет, вы
подумайте, что бы сказал Железный Герцог! [28]
- Новый цвет очень красивый, - сказала Уинифрид, - Вэлу очень идет.
Тетя Джули вздохнула.
- Не могу представить себе, какой сын у Джолиона. Подумать только,
что мы никогда его не видели! Наверно, отец очень гордится им.
- Его отец в Париже, - сказала Уинифрид.
Плечо тети Эстер внезапно дернулось кверху, словно для того, чтобы
предупредить следующую фразу сестры, потому что морщинистые щеки тети
Джули вдруг вспыхнули.
- К нам вчера заходила милая миссис Мак-Эндер, она только что верну-
лась из Парижа. И как бы вы думали, кого она встретила там на улице? Ни
за что не угадаете!
- Мы, тетечка, не будем и пытаться, - сказала Юфимия.
- Ирэн! Вообразите себе! - После стольких лет; и она шла по улице со
светлой бородкой...
- Тетечка! Я с ума сойду! Светлая бородка...
- Я хотела сказать, - строго сказала тетя Джули, - с джентльменом со
светлой бородкой. И она ничуть не постарела, ведь она была очень хороша,
- прибавила она словно себе в оправдание.
- Ах, расскажите нам про нее, тетечка! - вскричала Имоджин. - Я ее
еле-еле помню. Она точно фамильное привидение, о ней никогда не говорят.
А это так интересно!
Тетя Эстер села. Ну вот, Джули договорилась!
- Она мало похожа на привидение, насколько мне помнится, - пробормо-
тала Юфимия, - во всяком случае, с довольно округлыми формами.
- Дорогая моя! - сказала тетя Джули. - Что за странная манера выра-
жаться - не совсем удобно!
- Ну все-таки, какая же она была? - не отставала Имоджин.
- Я тебе скажу, детка, - сказала Фрэнси, - представь себе нечто вроде
