ранство. Она не заметила Майкла, пока тот не положил ей руку на плечо:
- Маленькая моя!
- Как сделать так, чтобы тебе не хотелось убить человека?
- Ах, ядовитый гаденыш! Твои прочли "Дейли фейз"? Динни кивнула.
- Какая реакция?
- Молчание и поджатые губы.
Майкл кивнул:
- Бедная девочка! И ты все-таки приехала?
- Да. Мы идем с Уилфридом в театр.
- Передай ему привет и скажи, что я буду у него, как только понадоб-
люсь. Да, вот что, Динни, постарайся дать ему почувствовать, что мы вос-
хищены тем, как он сжег мосты.
Динни подняла на Майкла глаза, и выражение их тронуло его.
- Он поступил так не от гордости, Майкл. В нем зреет что-то страшное.
В глубине души он не доверяет себе: ему кажется, что он отрекся из тру-
сости. Я знаю, он не может выбросить это из головы. По его мнению, он
обязан доказать, - и не столько другим, сколько себе, - что он не трус.
О, я-то знаю, что он не такой! Но пока он не докажет этого себе и окру-
жающим, от него можно ожидать всего.
Майкл кивнул. Из своей единственной встречи с Уилфридом он вынес при-
мерно такое же впечатление.
- А тебе известно, что он сам просил издателя написать письмо?
- Что же теперь будет? - беспомощно спросила Динни.
Майкл пожал плечами.
- Майкл, неужели никто не поймет, в каком положении он тогда оказал-
ся?
- Люди с воображением встречаются редко. Я не смею утверждать, что
сам могу понять его. А ты можешь?
- Только потому, что это - Уилфрид.
Майкл стиснул ей руку:
- Я рад, что у тебя старомодный недуг, а не просто современная "физи-
ологическая потребность".
XX
Пока Динни одевалась, к ней в комнату вошла тетка:
- Твой дядя прочел мне эту статью. Удивляюсь!
- Чему, тетя?
- Я знавала одно'о Колтема, но он умер.
- Этот тоже когда-нибудь умрет.
- Динни, где ты заказываешь такие лифы на косточках? Очень удобные.
- У Хэрриджа.
- Твой дядя говорит, что Дезерт должен выйти из свое'о клуба.
- Уилфриду решительно наплевать на клуб, - он за все время там и де-
сяти раз не был. Но я не надеюсь, что он напишет туда о своем выходе.
- Заставь е'о.
- Тетя, мне никогда не придет в голову заставлять его что-нибудь де-
лать.
- Это так ужасно, ко'да тебе кладут черные шары!
- Тетя, милая, можно мне подойти к зеркалу? Леди Монт пересекла ком-
нату и взяла с ночного столика тоненькую книжечку:
- "Барс"! Но он же изменил их, Динни.
- Нет, тетя. У него не было пятен, которые можно менять.
- А крещение, и вообще?
- Если в крещении есть какой-то смысл, значит, оно - надругательство
над детьми, которые не в состоянии понять, в чем оно заключается.
- Динни!
- Да, я так считаю. Нельзя ни на что обрекать людей без их согласия.
К тому времени, когда Уилфрид научился мыслить, у него уже не было веры.
- Значит, он не отрекся, а принял.
- Он это знает.
- Поделом этому арабу, - объявила леди Монт, направляясь к двери. -
Какая навязчивость! Если тебе нужен ключ от двери, возьми у Блора.
Динни торопливо закончила туалет и побежала вниз. Блор был в столо-
вой.
- Тетя Эм велела дать мне ключ, Блор, и вызовите, пожалуйста, такси.
Дворецкий позвонил на стоянку такси, принес девушке ключ и сказал:
- Миледи привыкла высказывать свои мысли вслух, так что я поневоле
все знаю, мисс. Утром я и говорю сэру Лоренсу: "Если бы мисс Динни могла
его увезти в горную Шотландию, куда газеты не доходят, это сберегло бы
им много нервов". В наше время, если замечали, мисс, что ни день - новое
событие, да и память у людей не такая, как прежде. Вы простите, что я об
этом заговорил.
Динни взяла ключ:
- Наоборот, я благодарна вам, Блор. Я и сама ничего лучшего не желала
бы. Только боюсь, он сочтет такой шаг недостойным.
- В наше время молодые леди умеют добиваться всего, чего захотят.
- Мужчинам все-таки приходится соблюдать осторожность, Блор.
- Конечно, мисс. Родные - трудный народ, но все как-нибудь образует-
ся.
- Думаю, что мы выдержим эту свистопляску.
Дворецкий сокрушенно покачал головой:
- По-моему, тот, кто ее начал, изрядно виноват. Зачем без нужды при-
чинять другим неприятности? Такси у подъезда, мисс.
В машине девушка опустила оба боковых стекла и наклонилась вперед,
чтобы ей обдувало сквозняком разгоряченные щеки. Она была полна таким
сладостным волнением, что в нем тонули даже злоба и негодование, которое
вызвала у нее рецензия. На углу Пикадили она увидела плакат: "Все на
дерби!" Завтра дерби! Оказывается, она перестала замечать время! Дин ни
ехала в Сохо, где они с Уилфридом собирались пообедать у Блафара, но
такси двигалось медленно - накануне национального празднества уличное
движение было особенно оживленным. У дверей ресторана со спаниелем на
поводке стоял Стэк. Он протянул ей конверт:
- Мистер Дезерт послал меня к вам с запиской, а я прихватил с собой
пса, - пусть погуляет.
"Динни, родная,
Прости, что сегодня подвел. Весь день терзаюсь сомнениями. Дело вот в
чем: пока я не узнаю, как на меня посмотрят после этой истории, мне не
отделаться от мысли, что я не вправе компрометировать тебя. Ради тебя
самой я должен избегать появляться с тобою на людях. Надеюсь, ты прочла
"Дейли фейз"? Травля началась. С неделю хочу побыть один - посмотрю, как
все обернется. Я не сбегу, мы сможем переписываться. Ты меня поймешь.
Собака стала моей отрадой. Ею я тоже обязан тебе. До скорого свидания,
любимая.
Твой Уилфрид".
Динни стоило величайшего напряжения не схватиться руками за сердце на
глазах у шофера. Вот и свершилось то, чего она все время втайне боялась,
- она отрезана в самый разгар боя. Сделав над собой еще одно усилие, она
дрожащими губами выдавила: "Подождите минутку", - и повернулась к Стэку:
- Я отвезу вас с Фошем домой.
- Благодарю, мисс.
Девушка нагнулась над собакой. Панический страх все сильнее овладевал
ею. Собака! Вот связующее их звено!
- Посадите его в машину, Стэк.
По дороге она вполголоса спросила:
- Мистер Дезерт дома?
- Нет, мисс, он дал мне записку и ушел.
- Как он себя чувствует?
- По-моему, немного встревожен, мисс. Признаюсь честно, я бы не прочь
поучить манерам джентльмена из "Дейли фейз".
- Значит, вы тоже прочли?
- Прочел. Они не смели ее пропускать, - вот что я вам доложу.
- Свобода слова, - пояснила Динни. Собака прижалась мордой к ее коле-
ну. - Фош хорошо себя ведет?
- С ним никаких хлопот, мисс. Он у нас настоящий джентльмен. Верно,
старина?
Спаниель по-прежнему прижимался к ноге девушки, и его прикосновение
успокаивало ее.
Когда такси остановилось на Корк-стрит, Динни вынула из сумочки ка-
рандаш, оторвала чистый листок от письма Уилфрида и написала:
"Родной мой,
Делай как знаешь. Но помни: я с тобой навсегда. Нас не разлучит ник-
то, пока ты меня любишь.
Твоя Динни.
Ты не сделаешь этого, правда? Ох, не надо!"
Она лизнула оставшийся на конверте клей, вложила туда половинку лист-
ка и сдавила письмо в пальцах. Когда клей схватился, Динни вручила кон-
верт Стэку, поцеловала собаку в голову и сказала шоферу:
- Маунт-стрит, со стороны парка, пожалуйста. Спокойной ночи, Стэк.
- Спокойной ночи, мисс.
Взгляд и склад губ неподвижно стоявшего вестового выражали такое глу-
бокое понимание происходящего, что девушка отвернулась. И на этом закон-
чилась прогулка, которой она с нетерпением ждала с самого утра.
Динни вылезла на углу Маунт-стрит, зашла в парк и села на ту скамей-
ку, где раньше сидела с Уилфридом. Она забыла, что с ней нет провожато-
го, что она без шляпы и в вечернем платье, что пробило уже восемь, и си-
дела, подняв воротник, втянув каштановую головку в плечи и пытаясь стать
на точку зрения Уилфрида. Понять его нетрудно. Гордость! Она сама доста-
точно горда, чтобы его понять. Не впутывать других в свою беду - это же
элементарное правило. Чем дороже тебе человек, тем сильнее хочется и
оберечь его. Странная ирония судьбы: любовь разделяет людей именно тог-
да, когда они всего нужнее друг другу! И выхода, по-видимому, нет! Сла-
бые звуки гвардейского оркестра донеслись до слуха девушки. Что играют?
"Фауста"? Нет, "Кармен"! Любимая опера Уилфрида! Динни встала и по тра-
ве, напрямик, направилась туда, где играла музыка. Сколько здесь народу!
Девушка отошла в сторону, отыскала свободный садовый стул, вернулась на-
зад и села под кустом рододендронов. Хабанера! Первые такты всегда вызы-
вают дрожь. Какая дикая, внезапная, непонятная и неотвратимая вещь - лю-
бовь! "L'amour est 1'enfant de Boheme..." [5]. В этом году поздние родо-
дендроны. Какой красивый вон тот, темно-розовый! В Кондафорде у нас свои
такие же... Ох, где он, где он сейчас? Почему, даже любя, нельзя сорвать
с себя плотские покровы, чтобы призраком скользить рядом с Уилфридом,
вложив в его руку свою? Лучше уж держаться за руку призрака, чем ос-
таться одному! И неожиданно Динни почувствовала, что такое одиночество,
почувствовала так остро, как ощущают его только по-настоящему влюбленные
люди, когда мысленно рисуют себе жизнь без любимого существа. Отрезанная
от Уилфрида, она поникнет, как поникают цветы на стебельках. "Хочу по-
быть один - посмотрю, как все обернется". Сколько он захочет пробыть
один? Всю жизнь? При мысли об этом девушка вздрогнула. Какой-то прохо-
жий, предположив, что она собирается с ним заговорить, остановился и
взглянул на нее. Лицо девушки внесло поправку в его первое впечатление,
и он пошел дальше. Динни предстояло убить еще два часа: она не желает,
чтобы родные догадались, как печально кончился для нее вечер. Оркестр
завершает концерт арией тореадора. Самая популярная и самая банальная
мелодия оперы! Нет, не банальная, она нужна для того, чтобы ее грохот
заглушил безысходность смерти, точно так же, как страсть двух влюбленных
тонет в грохоте окружающего их мира. Что он такое, как не бессмысленные
и безжалостные подмостки, по которым движутся статисты-люди, сталкиваясь
и на мгновение обнимая друг друга в темных закоулках кулис? Как странно
звучат аплодисменты на открытом воздухе! Динни взглянула на ручные часи-
ки. Половина десятого. Окончательно стемнеет не раньше чем через час, но
уже стало прохладно, в воздухе поплыл аромат трав и листвы, краски родо-
дендронов потускнели, пенье птиц смолкло. Люди шли и шли мимо Динни. Она
не замечала в них ничего необычного, и они не замечали ничего необычного
в ней. Динни подумала: "Да бывает ли вообще в жизни что-нибудь необыч-
ное? Бывает, - я не обедала". Зайти в кафе? Пожалуй, слишком рано. Но не
может быть, чтобы здесь нигде нельзя было поесть! Не обедать, завтракать
кое-как и не пить чаю, - кажется, так и полагается при любовных терзани-
ях? Динни направилась к Найтс-бридж, убыстряя шаг скорее инстинктивно,
чем на основании опыта, потому что впервые бродила по Лондону в такой
поздний час. Она без приключений добралась до ворот, пересекла проспект
и пошла по Слоун-стрит. На ходу ей было легче, и Динни отметила про себя
это обстоятельство. "Когда томишься от любви, - ходи!" Широкая и прямая
улица была почти пуста, на Динни некому было обращать внимание. Тща-
тельно запертые высокие и узкие дома с казенного вида фасадами и желез-
ными шторами на окнах, казалось, еще более подчеркивали равнодушие упо-
рядоченного мира к переживаниям одиноких прохожих вроде нее. На углу
Кингз-род стояла женщина.
- Не скажете, где здесь поблизости можно поесть? - осведомилась Дин-
ни.
Только после этого она заметила, что у женщины, к которой она обрати-
лась, круглое скуластое лицо с сильно подведенными глазами, добродушный
рот, губы немного мясистые, нос тоже. Выражение глаз было такое, словно
они утратили соприкосновение с душой, - следствие постоянной привычки
попеременно казаться то неприступными, то обольстительными. На темном
