- Наш викарий - просто чудо! - воскликнул он.
- Это мой брат, - сообщил Эдриен.
Полисмен взглянул на него гораздо почтительнее, чем раньше.
- Викарий - редкий человек, сэр.
- Согласен с вами. А ребенок очень плох?
- Без операции до ночи не доживет. Родители как нарочно тянули до
последнего. Еще счастье, что викарий оказался поблизости. Бывают же та-
кие - скорей помрут, чем лягут в больницу, а уж детей и подавно туда не
пустят.
- Чувство независимости, - пояснил Эдриен. - Я их понимаю.
- Ну, раз уж вы так рассуждаете, сэр, мне приходится соглашаться, но
все-таки странно: живут они жутко, а в больнице им дают все самое луч-
шее.
- Смирение - паче гордости, - процитировал Эдриен.
- И то верно. По-моему, они сами виноваты в том, что существуют тру-
щобы. Здесь кругом самые трущобные кварталы, а попробуйте людей с места
тронуть, - они вам покажут. Викарий вот затеял реконструкцию домов -
вроде бы так это называется. Хорошее дело! Я схожу за ним, если он вам
нужен.
- Ничего, я подожду.
- Удивительно, чего только люди не терпят, чтобы никто в их жизнь не
лез! - продолжал полисмен. - Эй, парень, проваливай! Нашел место, где
харкать!
Человек с ручной тележкой, который сложил губы так, словно собирался
выкрикнуть: "Ух ты!" - мгновенно изменил их положение.
Эдриен, заинтересованный путаной философией полисмена, медлил в на-
дежде услышать еще что-нибудь, но в этот момент появился Хилери и подо-
шел к ним.
- Не их вина будет, если она выздоровеет, - буркнул он, поздоровался
с полисменом и осведомился: - Ну как петунии, Белл? Растут?
- Растут, сэр. Моя жена на них не наглядится.
- Чудно! Вот что, Белл, когда сменитесь, зайдите в больницу, - вам
ведь по дороге, - и справьтесь там от моего имени, как девочка. Если
плохо, звоните мне.
- Обязательно зайду. Рад услужить вам.
- Благодарю, Белл. А теперь, старина, пойдем выпьем чаю.
Миссис Хилери была на собрании, и братья пили чай вдвоем.
- Я пришел насчет Динни, - объявил Эдриен и рассказал то, что было
ему известно.
Хилери долго раскуривал трубку, потом заговорил:
- "Не судите, да не судимы будете". До чего же удобная заповедь, пока
тебе самому никого судить не надо! А когда надо, так сразу видишь, что
ей грош цена: всякое действие основано на суждении, вслух или про себя -
неважно. Динни сильно влюблена?
Эдриен кивнул. Хилери сделал глубокую затяжку.
- Не предвижу ничего хорошего. Мне всегда хотелось, чтобы небо над
Динни было ясным, а эта история смахивает на самум. Мне кажется, сколько
ни разубеждай девочку с точки зрения постороннего человека, толку будет
все равно мало.
- По-моему, вовсе не будет.
- Ты хочешь, чтобы я предпринял какие-то шаги? Эдриен покачал голо-
вой:
- Я только хотел знать, как ты отреагируешь.
- Очень просто: огорчусь, что Динни придется пережить тяжелые минуты.
Что же касается отречения, то у меня при одной мысли о нем ряса дыбом
встает. Может быть, потому, что я священник, может быть, потому, что я
англичанин и воспитанник закрытой школы, - не знаю. Наверное, потому,
что я такой, как все.
- Если Динни решила за него держаться" мы обязаны ее поддержать, -
сказал Эдриен. - Я всегда считал так: если с человеком, которого ты лю-
бишь, делается такое, что тебе не по сердцу, выход один - со всем прими-
риться. Я постараюсь привыкнуть к Дезерту и понять его точку зрения.
- У него ее, вероятно, вовсе не было, - вставил Хилери. - Au fond [3]
он, как лорд Джим, просто взял и прыгнул. В душе он наверняка это созна-
ет.
- Тем трагичнее для обоих и тем обязательнее нужно их поддержать.
Хилери кивнул:
- Бедный старик Кон! Это для него тяжелый удар. Фарисеи-то до чего
обрадуются! Я уже воочию представляю себе, как дамы подбирают юбки, что-
бы случайно не коснуться парии.
- А может быть, современный скепсис возьмет да и скажет, пожав плеча-
ми: "Еще одному предрассудку конец"?
Хилери покачал головой:
- Людям в целом, в силу самой их природы, легче стать на иную точку
зрения: он унизился, чтобы спасти свою шкуру. Как бы скептически наши
современники ни относились к религии, патриотизму, империи, слову "джен-
тльмен" и прочему, они, грубо говоря, все-таки не любят трусости. Я не
хочу сказать, что среди них самих мало трусов, но тем не менее в других
они ее не любят и, когда эту нелюбовь можно высказать без риска для се-
бя, высказывают:
- А может быть, все останется в тайне?
- Нет, так или иначе, а всплывет. И чем скорее, тем лучше для молодо-
го Дезерта, потому что это даст ему возможность снова обрести себя. Бед-
няжка Динни! Какой экзамен для ее врожденного юмора! Ох, боже правый, я
чувствую, как старею! Что говорит Майкл?
- Не видел его со дня рождения Эм.
- А Эм и Лоренс знают?
- Вероятно.
- Для всех остальных это секрет, так?
- Да. Ну, мне пора двигаться.
- А я, - сказал Хилери, - вырежу свои чувства на римской галере. По-
сижу над ней полчаса, пока не узнаю, жива ли девочка.
Эдриен пошел по направлению к Блумсбери. По дороге он пытался поста-
вить себя на место человека, над которым внезапно нависла угроза смерти.
Впереди - ни минуты жизни, ни надежды еще раз увидеть тех, кого любишь,
ни упований, пусть даже смутных, на то, что в будущем тебя ждет нечто
похожее на земное бытие!
"Случай исключительный и неожиданный, как гром с неба, которому нет
дела до человека. Кто из нас выдержал бы такое страшное испытание?" -
думал Эдриен.
Его братья - солдат и священник - приняли бы смерть покорно, как тре-
бует их долг. Так же, видимо, поступил бы и его брат - судья, хотя он
постарался бы оспорить приговор и, возможно, переубедил бы своего пала-
ча. "А я? - спрашивал себя Эдриен. - Как ужасно умирать за убеждения,
которых не разделяешь, умирать на краю света, не утешаясь даже тем, что
твоя смерть кому-то принесет пользу, что о ней кто-то узнает!" Когда че-
ловеку не нужно защищать кастовую или национальную честь, когда его ста-
вят перед дилеммой, требующей немедленного решения, ему некогда взвеши-
вать и обдумывать свои поступки и приходится полагаться на интуицию. Тут
все зависит от характера. А если характер таков, каким, судя по стихам,
наделен молодой Дезерт; если человек привык противопоставлять себя окру-
жающим или, по крайней мере, внутренне отчужден от них; если он презира-
ет условности и прозаическую английскую твердолобость; если он втайне,
вероятно, больше симпатизирует арабам, чем своим соотечественникам, он
почти неизбежно должен выбрать то, что выбрал Дезерт. "Бог знает, как
поступил бы я сам, но я понимаю его и в какой-то мере сочувствую ему.
Что бы ни было" я на стороне Динни и помогу ей, как она помогла мне в
деле Ферза".
И, придя к заключению, Эдриен почувствовал, что ему стало легче.
Хилери вырезал модель римской галеры. В молодости он пренебрегал
классическими науками и по этой причине стал священником, хотя давно уже
перестал понимать, как это случилось. С чего ему тогда вздумалось, что
он создан для духовного сана? Почему он не сделался лесничим или, ска-
жем, ковбоем, не взялся за любое ремесло, которое позволило бы ему жить
на воздухе, а не в самом центре прокопченных городских трущоб? Верил он
или нет в свое призвание? А если не верил, то к чему же он был призван?
Размечая палубу корабля, подобную тем, под которыми по воле римлян, этой
древнейшей разновидности твердолобых, исходило потом великое множество
иноплеменников, Хилери размышлял: "Я служу идее, ставшей фундаментом для
такой надстройки, которая не выдерживает критического рассмотрения". А
все-таки на благо человечества стоит поработать! Каждый делает свое дело
- и врач, чья профессия сопряжена с шарлатанством и формализмом, и госу-
дарственный деятель, прекрасно сознающий, что демократия, которая сдела-
ла его государственным деятелем, олицетворяет собой ничтожество и неве-
жество. Каждый пользуется формами, в которые не верит; больше того, каж-
дый призывает ближних уверовать в эти формы. Практически жизнь - это
непрерывный компромисс. "Мы все - иезуиты и прибегаем к сомнительным
средствам во имя благих целей, - подумал Хилери. - Мой долг - умереть,
если нужно, за мое облачение, как солдат умирает за честь мундира. Но я,
кажется, понес ерунду!"
Зазвонил телефон, и в трубке раздалось:
- Викария!.. Да, сэр!.. По поводу девочки. Оперировать поздно. Хорошо
бы вам приехать, сэр.
Священник положил трубку, схватил шляпу и выбежал из дому. Бдение у
смертного одра Хилери считал самой тягостной из своих многообразных обя-
занностей, и, когда он выскочил из такси у подъезда больницы, на его
морщинистом лице читалось подлинное смятение. Такая малышка! И он ничем
ей не поможет, разве что пробормочет несколько молитв да подержит ее за
руку. Родители преступно запустили болезнь, оперировать поздно. Их стои-
ло бы упрятать в тюрьму, но прежде нужно засадить туда всю британскую
нацию, которая до последней минуты не позволяет ущемить свою независи-
мость, а когда наконец позволит, уже бывает поздно!
- Сюда, сэр! - сказала сиделка.
В приемном покое, сверкающем белизной и порядком, Хилери увидел расп-
ростертую под белой простыней фигурку с окаменевшим и помертвевшим ли-
цом. Он сел рядом, подыскивая слова, которые могли бы скрасить последние
минуты ребенка.
"Молиться не буду, - решил он. - Слишком молода".
Глаза девочки, поборов вызванное морфием оцепенение, испуганно забе-
гали по комнате и наконец остановились - сперва на белой фигуре сиделки,
затем на халате врача. Хилери предостерегающе поднял руку и попросил:
- Вы не оставите меня с ней на минутку? Доктор и сестра вышли в со-
седнюю палату.
- Лу! - тихонько окликнул Хилери, Звук его голоса отвлек девочку и
рассеял ее испуг. Глаза ее перестали блуждать, - она поймала улыбку свя-
щенника.
- Здесь чисто, хорошо, правда? Лу, что ты больше всего любишь?
С бескровных запекшихся губ слетел чуть слышный ответ: "Кино".
- Тут показывают его каждый день, два раза в день. Ты подумай только!
Теперь закрой глазки и как следует усни, а когда проснешься, начнется
кино. Закрой глазки! Я тебе кое-что расскажу. Ничего здесь с тобой не
случится, - я же рядом, видишь?
Ему показалось, что ребенок закрыл глаза, но внезапно боль снова про-
низала девочку. Она захныкала, потом вскрикнула.
- Боже милостивый! - тихо простонал Хилери. - Доктор, еще укол, ско-
рее!
Врач впрыснул морфий.
- Оставьте нас опять вдвоем.
Врач выскользнул из комнаты, и улыбка Хилери медленно притянула к се-
бе взгляд девочки. Он притронулся пальцами к исхудалой ручонке:
- Ну, слушай, Лу.
Шел плотник берегом морским плечом к плечу с моржом
И горевал, зачем там все усеяно песком.
"Коль семь служанок, - молвил морж, - семь метел взяли б враз,
Они бы берег привели в порядок хоть сейчас".
"Навряд ли!" - плотник возразил, смахнув слезинку с глаз.
Хилери все читал и читал "Алису в Стране Чудес". И под его шепот гла-
за девочки закрылись и ручонка ее похолодела.
Почувствовав, как холод леденит руку и ему, Хилери мысленно восклик-
нул: "А теперь, господи, если ты существуешь, покажи ей кино!"
XV
Когда утром, после ночного разговора с отцом, Динни открыла глаза,
она сперва никак не могла понять, что ее тревожит, а поняв, так и оста-
лась сидеть в постели, охваченная ужасом. Что, если Уилфрид решит бежать
- обратно на Восток или еще подальше?
"Я не могу ждать до четверга, - подумала она. - Нужно ехать. Если бы
только у меня были деньги на случай..." Девушка вытащила свои безделушки
и сгребла их в кучу. Два джентльмена с Саут-Молтон-стрит! В деле с изум-
рудной подвеской Джин они вели себя вполне достойно. Динни отобрала все,
что можно было заложить, и сделала из этого небольшой пакетик, не тронув
