они, ступая по увядшей траве, вошли под платаны Хайд-парка.
- Слишком рано, - заметил сэр Лоренс. - Дневной свет нас спасает. На-
рушение приличий принимается во внимание только с восьми. Сомневаюсь,
стоит ли нам сидеть, Динни. А ты сумеешь распознать агента в штатском?
Это совершенно необходимо. Прежде всего на нем котелок - чтобы кто-ни-
будь не стукнул по голове чересчур неожиданно. В уголовных романах эта
штука всегда сваливается. Далее, он старается как можно меньше походить
на агента. Рот энергичный - им в полиции бесплатно вставляют зубы. Глаза
опушены, если, конечно, не вылуплены на тебя. Главная примета - равно-
мерно опирается на обе ноги и держится так, словно проглотил линейку.
Ботинки, разумеется, общепринятого фасона.
Динни заворковала:
- Я знаю, что мы можем сделать, дядя Лоренс. Инсценировать пристава-
ние! У Пэддингтонских ворот всегда стоит полисмен. Я немножко обгоню
вас, а когда вы подойдете, начну к вам приставать. Что я должна гово-
рить?
Сэр Лоренс наморщил лоб:
- Насколько мне помнится, что-нибудь вроде: "Как живем, котик? Свобо-
ден вечером?"
- Итак, я подхожу и выпускаю всю обойму под носом у полисмена.
- Он раскусит, в чем дело, Динни.
- Идем на попятный?
- Видишь ли, уже так давно никто не принимает всерьез моих предложе-
ний. Кроме того, "жизнь прекрасна, жизнь чудесна, не в тюрьме ж ее кон-
чать".
- Дядя, я разочаровываюсь в вас.
- Я к этому привык, дорогая. Подожди, вот станешь серьезной и почтен-
ной дамой и тоже будешь постоянно разочаровывать молодежь.
- Но только подумайте, сколько дней подряд газеты посвящали бы нам
целые полосы: "Инцидент с приставанием у Пэддингтонских ворот. Ложные
ссылки на дядю". Неужели вы не жаждете оказаться лжедядей и оттеснить
европейские события на последнюю страницу? Наделать хлопот полиции? Дя-
дя, это малодушие!
- Soit! [3] - заметил сэр Лоренс. - Один дядя в полиции за день -
этого вполне довольно. Ты опаснее, чем я предполагал, Динни.
- Нет, правда, за что арестовывать этих девушек? Это все остатки
прошлого, когда женщина была зависима.
- Полностью разделяю твою точку зрения, Динни, но что поделаешь, - в
вопросах нравственности мы все еще пуритане, да и полиции надо чем-то
заниматься. Численность ее уменьшить нельзя, иначе возрастет безработи-
ца. А бездействующая полиция - угроза для кухарок.
- Когда вы станете серьезным, дядя?
- Никогда, дорогая! Что бы нам ни уготовила жизнь - никогда. Впрочем,
предвижу время, когда вместо нынешней единой библейской морали введут
варианты для мужчин и для женщин. "Сударыня, хотите пройтись?" - "Сэр,
желательно ли вам мое общество?" Это будет век если уж не золотой, то по
крайней мере позолоченный. Ну, вот и Пэддингтонские ворота. И у тебя
хватило бы духу обмануть этого почтенного блюстителя порядка? Идем на ту
сторону.
- Твоя тетка, - продолжал сэр Лоренс, когда они вошли в Пэддингтонс-
кий вокзал, - сегодня уже не встанет. Поэтому я пообедаю с тобой в буфе-
те. Выпьем по бокалу шампанского. Что касается остального, то, насколько
я знаком с нашими вокзалами, мы получим суп из бычьих хвостов, треску,
ростбиф, овощи, жареный картофель и сливовый пирог - все очень добротные
блюда, хотя чуточку слишком английские.
- Дядя Лоренс, - спросила Динни, когда они дошли до ростбифа, - что
вы думаете об американцах?
- Динни, ни один патриот не скажет тебе по этому поводу "правду, одну
правду, только правду". Впрочем, американцев, как и англичан, следует
разделять на две категории. Есть американцы и американцы. Иными словами
- симпатичные и несимпатичные.
- Почему мы с ними не ладим?
- Вопрос нетрудный. Несимпатичные англичане не ладят с ними потому,
что у них больше денег, чем у нас. Симпатичные англичане не ладят с ними
потому, что американцы обидчивы и тон их режет английское ухо. Или ска-
жем по-другому: несимпатичные американцы не ладят с англичанами потому,
что тон англичан режет им ухо; симпатичные - потому, что мы обидчивы и
высокомерны.
- Не кажется ли вам, что они слишком уж стараются все делать посвое-
му?
- Так поступаем и мы. Не в этом суть. Образ жизни - вот что нас раз-
деляет. Образ жизни и язык.
- Язык?
- Мы пользуемся языком, который когда-то был общим, но теперь это
фикция. Следует ожидать, что развитие американского жаргона скоро заста-
вит каждую из сторон изучать язык другой.
- Но мы же всегда говорим об общем языке как о связующем звене.
- Откуда у тебя такой интерес к американцам?
- В понедельник я встречаюсь с профессором Халлорсеном.
- С этой боливийской глыбой? Тогда, Динни, прими мой совет: соглашай-
ся с ним во всем и сможешь с ним делать все что захочешь. Если начнешь
спорить, не добьешься ничего.
- О, я постараюсь сдерживаться.
- Словом, держись левой стороны и не толкайся. А теперь, если ты кон-
чила, дорогая, нам пора: без пяти восемь.
Сэр Лоренс посадил ее в вагон и снабдил вечерней газетой. Когда поезд
тронулся, дважды повторил:
- Смотри на него боттичеллиевским взглядом, Динни! Смотри на него
боттичеллиевским взглядом.
VII
В понедельник вечером, приближаясь к Челси, Эдриен размышлял об этом
районе, который теперь так сильно изменился. Он помнил, что даже в позд-
невикторианское время местные жители чем-то напоминали троглодитов. Все
они были немножко пришибленные, хотя и среди них попадались типы, дос-
тойные внимания историка. Прачки, художники, питающие надежду уплатить
за квартиру, писатели, существующие на шесть-семь пенсов в день, леди,
готовые раздеться за шиллинг в час, супружеские пары, созревшие для бра-
коразводного процесса, любители промочить глотку и поклонники Тернера,
Карлейля, Россетти Уистлера соседствовали там с грешными мытарями, хотя
в Челси, как и всюду, преобладали те, кто четыре раза в неделю ест бара-
нину. Чем дальше линия домов отступала от реки, приближаясь к дворцу,
тем все респектабельней они становились, пока наконец, достигнув неуго-
монной Кингз-род, не превращались в бастионы искусства и моды.
Домик, который снимала Диана, находился на Оукли-стрит. Эдриен помнил
те времена, когда это здание не отличалось никакими индивидуальными осо-
бенностями и было населено семейством пожирателей баранины. Однако за
шесть лет пребывания в нем Дианы дом стал одним из самых уютных гнезды-
шек Лондона. Эдриен знал всех разбросанных по высшему свету краса-
виц-сестер Монтжой, но самой молодой, красивой, изящной и остроумной
среди них была, конечно, Диана, одна из тех женщин, которые, обладая бо-
лее чем скромными средствами и безупречной репутацией, умеют тем не ме-
нее окружать себя такой элегантностью, что возбуждают всеобщую зависть.
Все в доме - от двух ее детей до овчарки-колли (одной из немногих остав-
шихся в Лондоне), старинных клавикордов, кровати с пологом, бристольских
зеркал, обивки мебели и ковров - дышало вкусом и успокаивало глаз. Такое
же спокойствие навевал и весь облик Дианы: превосходно сохранившаяся фи-
гура, ясные и живые черные глаза, удлиненное лицо цвета слоновой кости,
привычка отчетливо выговаривать слова. Эта привычка была свойственна
всем сестрам Монтжой, унаследовавшим ее от матери, урожеанки Горной Шот-
ландии, и за последние тридцать лет, без сомнения, оказана значительное
влияние на выговор высшего общества: из глотающего "г" мяуканья он прев-
ратился в гораздо более приятное произношение с подчеркнуто выделенными
"р" и "л".
Когда Эдриен раздумывал, почему Диана при ее ограниченных средствах и
душевнобольном муже все-таки принята в свете, ему всегда рисовался сред-
неазиатский верблюд. Два горба этого животного воплощали для Эдриена два
слоя высшего общества - Знати: между ними, как между двумя половинками
прописного З, лежит промежуток, усидеть в котором редко кому удается.
Монтжой, древний землевладельческий род из Дамфришира, в прошлом связан-
ный с аристократией бесчисленными брачными узами, располагал чем-то вро-
де наследственного места на переднем горбу - места, впрочем, довольно
скучного, так как с него из-за головы - верблюда мало что видно. Поэтому
Диану часто приглашали в знатные дома, где важные персоны охотились,
стреляли, благотворительствовали, занимались государственными делами и
предоставляли дебютанткам известные шансы. Эдриен знал, что она редко
принимает такие приглашения. Она предпочитала сидеть на заднем горбу,
откуда, поверх верблюжьего хвоста, открывался широкий и увлекательный
вид. О! Здесь, на заднем горбу, собралась занятная компания. Многие, по-
добно Диане, перебрались сюда с переднего, другие вскарабкались по хвос-
ту, кое-кто свалился с небес или - как люди порой называли их - Соеди-
ненных Штатов. Чтобы получить сюда доступ, - Эдриен знал это, хотя ни-
когда его не имел, - необходимо было обладать некоторыми способностями в
известных вопросах, - например, либо природной склонностью к остросло-
вию, либо превосходной памятью, дающей возможность достаточно точно пе-
ресказать то, что прочел или услышал. Если же вы не обладали ни той, ни
другой, вам позволяли появиться на горбу один раз - и не более. Здесь
полагалось быть индивидуальностью - без особой, разумеется, эксцентрич-
ности, но такой, которая не, зарывает свои таланты в землю. Выдающееся
положение в любой области - желательно, но отнюдь не sine qua non. [4]
Воспитанность - также, но при условии, что она не делает вас скучным.
Красота могла служить пропуском сюда, но лишь в том случае, если она со-
четалась с живостью характера. Деньги были опять-таки желательны, но са-
ми по себе еще не обеспечивали вам места. Эдриен замечал, что познания в
искусстве, если они высказывались вслух, ценились здесь выше, чем твор-
ческий талант, а способность к руководству получала признание, если не
проявлялась в слишком сухой и немногословной форме. Бывали люди, которые
попадали сюда благодаря своей склонности к закулисным политическим инт-
ригам или причастности к различного рода делам. Но главным достоинством
считалось умение говорить. С этого горба во все стороны тянулись нити,
но Эдриен не знал, действительно ли они управляют движением верблюда,
хотя многие из тех, кто дергал за них, думали именно так.
Он знал другое: Диана имела такое прочное и постоянное место за сто-
лом у этой разношерстной группы, что могла от рождества до рождества пи-
таться бесплатно и не возвращаться на Оукли-стрит, чтобы провести там
конец недели. И он был тем более благодарен ей за то, что она неизменно
жертвовала всем этим, стремясь почаще бывать с детьми и с ним. Война
разразилась сразу же после ее брака с Роналдом Ферэом. Поэтому Шейле и
Роналду, родившимся уже после возвращения отца с фронта, было сейчас
всего семь и шесть лет. Эдриен никогда не забывал повторять Диане, что
дети - настоящие маленькие Монтжой. Они безусловно напоминали мать и
внешностью и живым характером. Но лишь один Эдриен знал, что тень, набе-
гавшая на лицо Дианы в минуты покоя, объяснялась только страхом за них:
в ее положении детей лучше не иметь. И опять-таки один Эдриен знал, что
напряжение, которого потребовала от нее жизнь с таким неуравновешенным
человеком, каким стал Фрез, убила в ней всякие плотские желания. Все эти
четыре года она прожила вдовой, даже не испытывая потребности в любви.
Он верил, что Диана искренне привязана к нему, но понимал, что страсти в
ней пока что нет.
Он явился за полчаса до обеда и сразу же поднялся на верхний этаж в
классную комнату, чтобы взглянуть на детей. Гувернантка француженка пои-
ла их перед сном молоком с сухариками. Они встретили Эдриена шумным вос-
торгом и требованием продолжать сказку, которую тот не закончил в прош-
лый раз. Француженка, знавшая, что последует за этим, удалилась. Эдриен
уселся напротив детей и, глядя на два сияющих личика, начал с того мес-
