перед ней и Джоном, ее тяготение к нему возросло в десять раз, как если
бы он был игрушкой с острыми краями или ядовитой краской, какие у нее,
бывало, отбирали в детстве. Если она не добьется своего и не получит
Джона навсегда, она, казалось ей, умрет от горя. Правдой или неправдой
она должна его получить - и получит! Круглое тусклое зеркало с очень
старым стеклом висело над розовым изразцовым камином. Она стояла и гля-
дела на свое отражение - бледное лицо, темные круги под глазами. Легкий
трепет прошел по ее нервам. Но вот раздался звонок, и, подкравшись к ок-
ну, она увидела, что Джон стоит перед дверью, приглаживая волосы и обли-
зывая губы, словно и он старался совладать с нервным волнением.
Когда он вошел, она сидела спиною к двери, на одном из двух стульев с
плетеными сиденьями, и сразу сказала:
- Садись, Джон, я хочу серьезно поговорить с тобой.
Джон сел на стол рядом с ней, и, не глядя на него, она продолжала:
- Если ты не хочешь меня потерять, мы должны пожениться.
Джон обомлел.
- Как? Ты узнала еще что-нибудь?
- Нет, но я почувствовала это в Робин-Хилле и после, дома.
- В Робин-Хилле... - Джон запнулся. - В РобинХилле все прошло гладко.
Мне ничего не сказали.
- Но нам будут препятствовать. Я это ясно прочла на лице твоей мате-
ри. И на лице моего отца.
- Ты видела его с тех пор?
Флер кивнула. Идет ли в счет небольшая добавочная ложь?
- Но, право, - пылко воскликнул Джон, - я не понимаю, как они могут
сохранять такие чувства после стольких лет!
Флер подняла на него глаза.
- Может быть, ты недостаточно любишь меня?
- Недостаточно люблю? Я! Когда я...
- Тогда обеспечь меня за собой.
- Не говоря им?
- Заранее - нет.
Джон молчал. Насколько старше выглядел он теперь, чем каких-нибудь
два месяца назад, когда она увидела его впервые, - на два года старше!
- Это жестоко оскорбило бы маму, - сказал он.
Флер отняла руку.
- Ты должен сделать выбор.
Джон соскользнул со стола и встал перед ней на колени.
- Но почему не сказать им? Они не могут помешать нам, Флер!
- Могут! Говорю тебе - могут!
- Каким образом?
- Мы от них в полной зависимости. Начнутся денежные стеснения и вся-
кие другие. Я не из терпеливых, Джон.
- Но это значит обмануть их.
Флер встала.
- Ты не любишь меня по-настоящему, иначе ты не колебался бы. "Иль он
судьбы своей боится..."
Джон силой заставил ее снова сесть. Она продолжала торопливо:
- Я все обдумала. Мы должны поехать в Шотландию. Когда мы поженимся,
они скоро примирятся. С фактами люди всегда примиряются. Неужели ты не
понимаешь, Джон?
- Но так жестоко оскорбить их! Так он скорей готов оскорбить ее, чем
своих родителей!
- Хорошо. Пусти меня!
Джон встал и заслонил спиною дверь.
- Должно быть, ты права, - медленно проговорил он, - но я хочу поду-
мать.
Она видела, что чувства в нем кипят, он им мучительно ищет выражения,
но не захотела ему помочь. Она в этот миг ненавидела себя и почти нена-
видела его. Почему он предоставляет ей одной защищать их любовь? Это не-
честно. А потом она увидела его глаза, полные обожания и отчаяния.
- Не смотри так. Я только не хочу терять тебя, Джон.
- Ты не можешь потерять меня, пока ты меня любишь.
- О нет, могу.
Джон положил руки ей на плечи.
- Флер, ты что-то узнала и не говоришь мне.
Вот он, прямой вопрос, которого она боялась! Она посмотрела ему в
глаза и ответила:
- Нет, - сожгла корабли. Лишь бы получить его. Он простит ей ложь. И,
обвив его шею руками, она его поцеловала в губы. Выиграла! Она по-
чувствовала это по биению его сердца на своей груди, по тому, как закры-
лись его глаза. - Я хочу обеспечить. Обеспечит! ", - шептала она. - Обе-
щай.
Джон не отвечал. На лице его лежала тишина предельного смятения. На-
конец он сказал:
- Это все равно что дать им пощечину. Я должен немного подумать.
Правда, Флер, должен.
Флер выскользнула из его объятий.
- Ах так! Хорошо.
И внезапно она разразилась слезами разочарования, стыда и чрезмерного
напряжения. Последовало пять остро несчастных минут. Раскаянию и нежнос-
ти Джона не было границ; но он не дал обещания. Она хотела крикнуть:
"Отлично! Раз ты недостаточно любишь меня, прощай!" - но не смела. С
детства привыкшая к своеволию, она была ошеломлена отпором со стороны
такого юного, нежного и преданного существа. Хотела оттолкнуть его прочь
от себя, испытать, как подействует на него гнев и холод, - и не смела.
Сознание, что она замышляла толкнуть его вслепую на непоправимое, ослаб-
ляло искренность обиды, искренность страсти; и даже в свои поцелуи она
не смогла вложить столько обольстительности, сколько хотела. Это бурное
маленькое столкновение окончилось, ничего не разрешив.
- Не выпьете ли чаю, gnadiges Fraulein?
Оттолкнув от себя Джона, она крикнула:
- Нет, нет, благодарю вас! Я сейчас ухожу.
И, прежде чем он успел ее остановить, ушла.
Она шла крадучись, отирая горевшие пятнистым румянцем щеки, испуган-
ная, разгневанная, донельзя несчастная. Так сильно разволновала она Джо-
на и все-таки ни о чем не договорилась, не добилась от него обещания. Но
чем темней, чем ненадежней казалось будущее, тем упорней "воля к облада-
нию" впивалась щупальцами в плоть ее сердца, как притаившийся клещ.
На Грин-стрит никого не было дома. Уинифрид пошла с Имоджин смотреть
пьесу, которую одни находили аллегорической, другие - "очень, понимаете,
возбуждающей". Уинифрид и Имоджин соблазнились отзывом "других". Флер
поехала на вокзал. Ветер дышал в окно вагона запахом поздних покосов и
кирпичных заводов Вест-Дрэйтона, овевал ее неостывшие щеки. Еще недавно
казалось, что так легко сорвать цветы, а теперь они были все в шипах и
колючках. Но тем прекрасней и желанней был для ее упрямого сердца золо-
той цветок, вплетенный в венок из терновника.
IX
ПОЗДНО ЖАЛЕТЬ
Прибыв домой, Флер, как ни была она поглощена своими переживаниями,
не могла не почувствовать странности царившей вокруг атмосферы. Мать бы-
ла мрачна и неприступна; отец удалился в теплицу размышлять о жизни. Оба
точно воды в рот набрали. "Это из-за меня? - думала Флер. - Или из-за
Профона?" Матери она сказала:
- Что случилось с папой?
Мать в ответ пожала плечами.
У отца спросила:
- Что случилось с мамой?
- Что случилось? А что с ней может случиться? - ответил Сомс и вонзил
в нее острый взгляд.
- Кстати, - уронила Флер, - мсье Профон отправляется в "маленькое"
плаванье на своей яхте, к островам Океании.
Сомс рассматривал лозу, на которой не росло ни единой виноградинки.
- Неудачный виноград, - сказал он. - Ко мне приходил молодой Монт. Он
просил меня кое о чем касательно тебя.
- А-а! Как он тебе нравится, папа?
- Он... он продукт времени, как вся нынешняя молодежь.
- А ты чем был в его возрасте, папа?
Сомс хмуро улыбнулся.
- Мы занимались делом, а не всякой ерундой - аэропланами, автомобиля-
ми, ухаживаниями.
- А ты никогда не ухаживал?
Она избегала смотреть на него, но видела его достаточно хорошо. Блед-
ное лицо его залила краска, брови, в которых чернота еще мешалась с се-
диною, стянулись в одну черту.
- Для волокитства у меня не было ни времени, ни наклонности.
- Ты, может быть, знал большую страсть?
Сомс пристально посмотрел на нее.
- Да, если хочешь, и ничего хорошего она мне не дала!
Он отошел, шагая вдоль труб водяного отопления. Флер молча семенила
за ним.
- Расскажи мне об этом, папа!
- Что тебя может интересовать в таких вещах в твоем возрасте?
- Она жива?
Он кивнул головой.
- И замужем?
- Да.
- Мать Джона Форсайта, правда? И она была твоею первой женой?
Флер сказала это по наитию. Несомненно, причиной его сопротивления
был страх, как бы дочь не узнала о той давнишней ране, нанесенной его
гордости. Но она сама испугалась своих слов. Этот старый и такой спокой-
ный человек передернулся, точно обожженный хлыстом, и острая нота боли
прозвучала в его голосе:
- Кто тебе это сказал? Если твоя тетка, то... Для меня невыносимо,
когда об этом говорят.
- Но, дорогой мой, - мягко сказала Флер. - Ведь это было так давно.
- Давно или недавно, я...
Флер стояла и гладила его руку.
- Я всегда старался забыть, - вдруг заговорил он. - Я не хочу, чтобы
мне напоминали. - И затем, как будто давая волю давнему и тайному разд-
ражению, он добавил: - В наши дни люди этого не понимают. Да, большая
страсть. Никто не знает, что это такое.
- А вот я знаю, - сказала Флер почти шепотом.
Сомс, стоявший к ней спиной, круто обернулся.
- О чем ты говоришь - ты, ребенок!
- Я, может быть, унаследовала это, папа.
- Как?
- К ее сыну.
Он был бледен как полотно, и Флер знала, что и сама не лучше. Они
стояли, глядя друг другу в глаза, в парной жаре, напоенной рыхлым запа-
хом земли, герани в горшках и вызревающего винограда.
- Это безумие, - уронил наконец Сомс с пересохших губ.
Еле слышно Флер прошептала:
- Не сердись, папа. Это сильнее меня.
Но она видела, что он и не сердится; только он был потрясен, глубоко
потрясен.
- Я думал, что с этим дурачеством давно покончено.
- О нет. Это стало в десять раз сильнее.
Сомс стукнул каблуком по трубе. Это беспомощное движение растрогало
девушку, нисколько не боявшуюся отца, нисколько.
- Дорогой, что должно случиться, от того не уйти.
- "Должно", - повторил Сомс. - Ты не знаешь, о чем говоришь. Мальчику
тоже все известно?
Кровь прилила к ее щекам.
- Нет еще.
Он опять от нее отвернулся и, подняв одно плечо, пристально разгляды-
вал склепку труб.
- Мне это крайне противно... - сказал он вдруг. - Противней быть не
может. Сын того человека. Это... это извращение.
Флер почти бессознательно отметила, что он не сказал: "Сын той Женщи-
ны", - и снова заработала интуиция. Значит, призрак той большой страсти
еще таится в уголке его сердца?
Она взяла его под руку.
- Отец Джона совсем больной и дряхлый: я его видела.
- Ты? " - Я ездила туда с Джоном, я видела их обоих.
- И что же они тебе сказали?
- Ничего. Они были очень вежливы.
- Еще бы!
Он вернулся к созерцанию склепки и потом вдруг сказал:
- Я должен это обдумать, вечером мы с тобой поговорим еще раз.
Флер знала, что сейчас ничего больше не добьется, и тихо вышла, оста-
вив его разглядывать склепку труб. Она прошла во фруктовый сад и бродила
среди малины и смородины, без малейшего желания полакомиться. Два месяца
назад у нее было легко на сердце, два дня назад - пока Проспер Профон не
раскрыл ей тайну. А теперь она опутана паутиной страстей, законных прав,
запретов и бунта, узами любви и ненависти. В этот темный час уныния даже
она, такая по природе стойкая, не видела выхода. Как быть? Как Подчинить
обстоятельства своей воле и добиться того, что желанно сердцу? И вдруг,
обогнув высокую самшитовую, изгородь, она едва не столкнулась со своею
матерью, которая шла быстро, зажав в руке развернутое письмо. Грудь ее
вздымалась, глаза расширились, щеки пылали. Флер мгновенно подумала:
"Яхта! Бедная мама!"
Аннет кинула на нее испуганный взгляд широко раскрытых глаз и сказа-
ла:
- J'ai la migraine [25].
- Мне очень жаль, мама.
- О да, жаль - тебе и твоему отцу.
- Но, мама, мне правда жаль. Я знаю, каково это.
Испуганные глаза Аннет раскрылись еще шире, так что над синевой пока-
зался белок.
- Бедное невинное дитя, - сказала она.
Это говорит ее мать, образец самообладания и здравого смысла! Все
стало страшным. Ее отец, ее мать, она сама. А только два месяца назад,
казалось, у них было все, чего они желали.
Аннет скомкала в руке письмо. Флер поняла, что реагировать на этот
жест нельзя.
- Не могу ли я чем-нибудь облегчить твою мигрень, мама?
