матери? Кто теперь придает значение таким вещам? Брачные законы и посей-
час те же, какими были в то время, когда Ирэн и Сомс не могли получить
развода и пришлось вмешаться тебе. Мы ушли вперед, а законы остались на
старом месте. Поэтому никто с ними не считается. Брак без приличной воз-
можности его расторжения - это одна из форм рабовладельчества; человек
не должен быть собственностью человека. Теперь каждый это понимает. Если
Ирэн нарушила подобный закон, что в этом дурного?
- Не мне возражать, - сказал Джолион, - но дело совсем не в том. Дело
в человеческом чувстве.
- Конечно! - вскричала Джун. - В человеческом чувстве этих двух моло-
дых созданий.
- Моя дорогая, - ответил Джолион мягко, но чувствуя, что теряет тер-
пение, - ты говоришь вздор.
- Отнюдь не вздор. Если окажется, что они действительно друг друга
любят, зачем же делать их несчастными во имя прошлого?
- Ты не переживала этого, прошлого. А я пережил - через чувства моей
жены; пережил собственными своими нервами и своим воображением, как
только может это пережить истинно любящий человек.
Джун тоже встала и беспокойно зашагала по комнате.
- Если б еще, - сказала она вдруг, - Флер была дочерью Фила Босини, я
скорей могла бы" тебя понять. Его Ирэн любила, а Сомса она не любила ни-
когда.
Джолион издал странный грудной звук - вроде того, каким итальянская
крестьянка понукает своего мула. Сердце его бешено заколотилось, но он
не обратил на это внимания, увлеченный своими чувствами.
- Твои слова показывают, как мало ты поняла. Ни я, ни Джон, насколько
я его знаю, не осудили бы любовного прошлого. Но брачный союз без любви
омерзителен. Эта девушка - дочь человека, который некогда обладал ма-
терью Джона, как рабыней-негритянкой. Этого призрака тебе не прогнать; и
не пробуй, Джун! Ведь ты требуешь от нас, чтоб мы смотрели спокойно, как
Джон соединится с плотью от плоти человека, который владел матерью Джона
против ее воли. Незачем смягчать выражения; надо выяснить раз навсегда.
А теперь прекратим разговор, или мне придется просидеть так всю ночь.
И Джолион прижал руку к груди, повернулся к дочери спиной и, отойдя к
окну, стал глядеть на Темзу.
Джун, по природе своей неспособная увидеть шершня, пока он ее не ужа-
лит, не на шутку встревожилась. Она подошла и взяла Джолиона под руку.
Отнюдь не убежденная, что он прав, а сама она ошибается - такое призна-
ние противоречило бы ее природе, - она была глубоко потрясена очевидным
обстоятельством, что эта тема очень ему вредна. Она потерлась щекой о
его плечо и ничего не сказала.
Переправив гостью, Флер не причалила сразу к пристани, а зашла в ка-
мыши, в полосу яркого света. Тихая прелесть дня на мгновение, зачаровала
девушку, не слишком склонную к мечтаниям и поэзии. В поле над берегом
запряженная сивой лошадью косилка снимала ранний покос. Флер следила, не
шевелясь, как через легкие колеса падает каскадом трава - прохладная и
свежая. Свист и щелк сливались с шелестом ракит и тополей и с ворко-
ваньем лесного голубя в звонкую речную песню. В глубокой зеленой воде,
точно желтые змеи, извиваясь и ныряя, стлались по течению водоросли; пе-
гие коровы на том берегу стояли в тени, лениво помахивая хвостами. День
располагал к мечтам. Флер вытащила письма Джона - не цветистые излияния,
нет, но в отчетах о виденном и сделанном они проникнуты были очень при-
ятной для нее тоской и все заканчивались словами: "Любящий тебя Джин".
Флер не была сентиментальна, ее желания были всегда конкретны и опреде-
ленны, но безусловно все, что было поэтического в дочери Сомса и Аннет,
за эти недели ожидания сосредоточилось вокруг ее воспоминаний о Джоне.
Они жили в траве и в листьях, в цветах и в струящейся воде. Когда, на-
морщив нос, она вдыхала запахи. Флер радовалась в них его близости.
Звезды ее убеждали, что она стоит с ним рядом в центре карты Испании; а
ранним утром капли росы на паутине, искристое марево и дышащее в саду
обещание дня были для нее олицетворением Джона.
Пока она читала письма, два белых лебедя проплыли величественно мимо,
а за ними цепочкой их потомство: шесть молодых лебедей друг за дружкой,
выдерживая равную дистанцию между каждым хвостом и головой - флотилия
серых миноносцев. Флер спрятала письма, взялась за весла и выгребла лод-
ку к причалу. Поднимаясь по дорожке сада, она обдумывала вопрос: следует
ли рассказать отцу, что приходила Джун? Если он узнает о ее посещении
через лакея, ему покажется подозрительным, почему дочь о нем умолчала.
Вдобавок, рассказ откроет новую возможность выведать у отца причину ссо-
ры. Поэтому, выйдя на шоссе, Флер направилась ему навстречу.
Сомс ходил осматривать участок, на котором местные власти предполага-
ли построить санаторий для легочных больных. Верный своему индивидуализ-
му. Сомс не принимал участия в местных делах, довольствуясь уплатой все
повышавшихся налогов. Однако он не мог остаться равнодушным к этому но-
вому и опасному плану. Участок был расположен менее чем в полумиле от
его дома. Сомс был вполне согласен с мнением, что страна должна искоре-
нять туберкулез; но здесь для этого не место. Это надо делать подальше.
Он занял позицию, разделяемую каждым истинным Форсайтом: во-первых, чу-
жие болезни его не касаются, а во-вторых, государство должно делать свое
дело, никоим образом не затрагивая естественных привилегий, которые он
приобрел или унаследовал. Фрэнси, самая свободомыслящая из Форсайтов его
поколения (за исключением разве Джолиона), однажды с лукавым видом спро-
сила: "Ты когда-нибудь видел имя Форсайт на каком-нибудь подписном лис-
те. Сомс?" Как бы там ни было, а санаторий испортит окрестности, и он,
Сомс, непременно подпишет петицию о переносе его на другое место. Повер-
нув к дому с назревшим новым решением, он увидел Флер.
Последнее время она проявляла к отцу больше нежности, и, мирно прово-
дя с нею эти теплые летние дни. Сомс чувствовал себя помолодевшим; Аннет
постоянно ездила в город то за тем, то за другим, так что Флер предос-
тавлена была ему одному почти в той мере, как он того желал. Впрочем,
надо сказать, Майкл Монт повадился приезжать на мотоцикле чуть ли не
ежедневно. Молодой человек, слава богу, сбрил свои дурацкие усы и не был
теперь похож на скомороха! В доме гостила подруга Флер, заходил по-со-
седски кое-кто из молодежи, так что после обеда в холле было всегда по
меньшей мере две пары, танцевавшие под музыку электрической пианолы, ко-
торая без посторонней помощи, удивленно сверкая полировкой, исполняла
фокстроты. Случалось, что и Аннет грациозно пройдет по паркету в объяти-
ях какого-нибудь молодого человека. И Сомс, остановившись в дверях между
гостиной и холлом, поведет носом, посмотрит на них выжидательно, ловя
улыбку Флер; потом отойдет к своему креслу у камина в глубине гостиной и
развернет "Тайме" или каталог-прейскурант какого-нибудь коллекционера.
Его всегда настороженный глаз не улавливал никаких признаков того, что
Флер помнит о своем капризе.
Когда она подошла к отцу на пыльной дороге, он взял ее под руку.
- К тебе приходила гостья, папа! Но она не могла ждать. Угадай, кто?
- Я не умею отгадывать, - недовольно сказал Сомс. - Кто?
- Твоя племянница, Джун Форсайт.
Сомс бессознательно схватил девушку за руку.
- Что ей понадобилось от меня?
- Не знаю. Но ведь это - нарушение кровной вражды, не так ли?
- Кровной вражды? Какой?
- А той, что существует в твоем воображении, дорогой мой.
Сомс отпустил ее руку. Дразнит его девчонка или пробует поймать?
- Она, верно, хочет, чтоб я купил какую-нибудь картину, - сказал он
наконец.
- Не думаю. Может быть, ее привела просто родственная привязанность.
- Двоюродная племянница - не такое уж близкое родство, - пробурчал
Сомс.
- К тому же она дочь твоего врага.
- Что ты хочешь сказать?
- Извини, дорогой. Я думала, он твой враг.
- Враг! - повторил Сомс. - Это давнишняя история. Не знаю, откуда ты
получила такие сведения.
- От Джун Форсайт.
Эта мысль осенила девушку внезапно: если он подумает, что ей уже все
известно или что она вот-вот догадается, он сам расскажет.
Сомс был ошеломлен, но Флер недооценила его осторожность и выдержку.
- Если тебе все известно, - сказал он холодно, - зачем же ты мне до-
кучаешь?
Флер увидела, что зашла слишком далеко.
- Я вовсе не хочу докучать тебе, милый. Ты прав, к чему мне знать
больше? К чему мне выведывать эту "маленькую тайну"? Je m'en fiche [22],
как говорит Профон.
- Этот бельгиец! - глубокомысленно произнес Сомс.
Бельгиец в самом деле играл этим летом значительную, хоть и невидимую
роль, ибо в Мейплдерхеме он больше не показывался. С того воскресенья,
когда Флер обратила внимание на то, как он "рыскал" в саду. Сомс много
думал о нем и всегда в связи с Аннет, хоть и не имел к тому никаких ос-
нований, кроме разве того, что она за последнее время заметно похороше-
ла. Его собственнический инстинкт, ставший более тонким и гибким со вре-
мени войны и менее подчиненный формальностям, научил его не давать воли
подозрениям. Как смотрят на американскую реку, тихую и приятную, зная,
что в тине притаился, может быть, аллигатор и высунул голову, не отличи-
мую от коряги, - так Сомс смотрел на реку своей жизни, чуя мсье Профона,
но отказываясь допускать до своего сознания что-нибудь более определен-
ное, чем простое подозрение о его высунутой голове. В эту пору своей
жизни он имел фактически все, чего желал, и был настолько близок к
счастью, насколько, позволяла его природа. Чувства его в покое; потреб-
ность привязанности нашла удовлетворение в дочери; его коллекция широко
известна, деньги надежно помещены; здоровье его превосходно, если не
считать редких неприятностей с печенью; он еще не начинал тревожиться
всерьез о том, что будет после его смерти, склоняясь к мысли, что не бу-
дет ничего. Он походил на одну из своих надежных акций с позолоченными
полями" а соскребать позолоту, разглядывая то, чего ему видеть нет необ-
ходимости, - это было бы, как он инстинктивно чувствовал, чем-то проти-
воестественным и упадочным. Те два помятых розовых лепестка - каприз его
дочери и высунутая из тины голова Профона - разгладятся, если получше их
отутюжить.
В этот вечер случай, врывающийся в жизнь даже самых обеспеченных Фор-
сайтов, дал ключ в руки Флер. Ее отец сошел к обеду без носового платка,
и вдруг ему понадобилось высморкаться.
- Я принесу тебе платок, милый, - сказала она и побежала наверх.
В саше, где она стала искать платок, старом саше из очень выцветшего
шелка было два отделения: в одном лежали платки, другое было застегнуто
и содержало что-то плоское и твердое. Повинуясь ребяческому любопытству,
Флер отстегнула его. Там оказалась рамка с ее собственной детской фотог-
рафией. Она смотрела на карточку, завороженная своим изображением. Кар-
точка скользнула, под ее задрожавшим пальцем, и Флер увидела за ней дру-
гую фотографию. Тогда она дальше выдвинула свою, и ей открылось показав-
шееся знакомым лицо молодой женщины, очень красивой, в очень старомодном
вечернем туалете. Вдвинув на, место срою фотографию. Флер достала носо-
вой платок и спустилась в столовую. Только на лестнице она вспомнила это
лицо. Конечно, конечно, мать Джона! Внезапная уверенность была точно
удар. Флер остановилась в вихре мыслей. Все понятно! Отец Джона женился
на женщине, которой домогался ее отец, - может быть, обманом отнял ее у
него. Потом, убоявшись, как бы лицо ее не выдало, что она открыла тайну
отца, Флер решила не думать дальше и, размахивая шелковым платком, вошла
в столовую.
- Я выбрала самый мягкий, папа.
- Гм! - пробормотал Сомс. - Эти я употребляю только при насморке. Ну
ничего!
Весь вечер Флер пригоняла одно к одному; она припомнила, какое выра-
