несправедливые упреки. В армии он должен упрочить свою веру в
собственную силу, воспитать свой корпоративный дух, воспитать в
себе глубокое убеждение в непобедимости собственной нации.
По окончание военной службы молодому немцу выдадут на руки
два документа: во-первых, его гражданский диплом, дающий
ему право заниматься общественной деятельностью, и во-вторых,
свидетельство о состоянии физического здоровья, дающее
ему право вступить в брак.
По аналогии с воспитанием мальчиков наше государство
поставит и дело воспитания девочек. И здесь центр тяжести будет
прежде всего в физическом воспитании и лишь затем в воспитании
моральном. Чисто школьное образование будет стоять на третьем
месте. Главная задача женского воспитания будет заключаться в
том, чтобы подготовить настоящих матерей.
x x x
Лишь во вторую очередь наше государство поставит дело
воспитания характера.
Основные черты характера каждого человека заложены в нем
конечно от рождения. Родившийся эгоистом, останется им
навсегда. Родившийся идеалистом, тоже так или иначе идеалистом
и останется. Однако надо иметь в виду и то, что между двумя
группами людей с резко выраженными характерами стоят миллионы и
миллионы людей с очень неопределенными и неясно выраженными
чертами характера. Прирожденный преступник, разумеется, был и
останется преступником. Но очень многие люди с некоторыми
преступными наклонностями могут благодаря правильному
воспитанию стать честными людьми и ценными членами общества и
наоборот благодаря плохому воспитанию многие колеблющиеся
характеры окончательно собьются на плохой путь.
Как часто во время войны приходилось слышать жалобы на то,
что наш народ не умеет молчать! Как трудно бывало из-за
этого сохранить от противника даже очень важные военные
секреты. Но разве же неуместно будет спросить себя: а что же до
войны сумело сделать немецкое воспитание, чтобы научить немца,
когда нужно, молчать? Разве неверно, что в нашей школе очень
часто маленького доносчика ставили в пример его
молчаливым товарищам. Разве в нашей школе и теперь не смотрят
на доносы как на признак похвальной "откровенности" и на
молчаливость как на признак позорной скрытности? Да разве наша
школа вообще давала себе когда-либо труд внушать своим
воспитанникам, что молчаливость есть ценное мужественное
чувство! Нет, в глазах всех нынешних школьных наставников все
это нестоящие внимания мелочи. А на деле из-за этих мелочей
наше государство несет зря многомиллионные судебные издержки,
ибо 90% всех наших судебных процессов 06 оскорблении личности и
т. п. возникают исключительно из того, что у нас не умеют
молчать. У нас привыкли легкомысленно повторять и
распространять всевозможные безответственные заявления. Наше
народное хозяйство систематически терпит большой ущерб от того,
что направо и налево разбалтываются важные производственные
секреты. Мало того! Даже известные секретные приготовления
военного характера делаются совершенно иллюзорными в результате
того, что мы разучились молчать и обо всем болтаем вслух. Во
время же самой войны такая болтливость может припасть еще
гораздо больший вред - вплоть до потери целых сражений, вплоть
до потери всей компании. Не приходится сомневаться в том, что
чего мы не воспитали в юности, того мы не увидим и в более
зрелом возрасте. Надо во что бы то ни стало добиться, чтобы
наше учительство раз навсегда перестало пользоваться
"сведениями", получаемыми от неразумных юных доносчиков, ибо
это воспитывает одно из самых плохих качеств характера.
Это только один из многих примеров. В настоящее время у
нас вообще не обращают никакого внимания на дело развития
благородных черт характера в школе. В свое время наше
государство должно будет обратить на это очень пристальное
внимание. Преданность, верность, готовность к
самопожертвованию, уменье молчать - вот добродетели,
которые очень нужны великому народу. Систематически
поддерживать и воспитывать в школе эти чувства - дело гораздо
более важное, чем многое из того, что заполняет ныне наши
учебные программы. Такой же важной задачей воспитания является
- систематически отучивать от слезливых жалоб, от вечного
хныканья и т. д. Наша школа должна воспитывать детей в той
мысли, что надо уметь, когда приходится, молча переносить и
страдания и справедливые удары. Если мы позабываем о такой
важной задаче, то не приходится потом удивляться и тому, что в
критическую минуту, скажем во время войны, когда на фронтах
находятся миллионы наших сынов, вся почта только и додает, что
перевозят взад и вперед письма, полные хныканья и жалоб. Если
бы в наших народных школах молодежь меньше накачивали школьной
премудростью, но зато систематически воспитывали бы в ней
чувство самообладания, то это очень и очень окупилось бы в
1915-1918 гг.
Таким образом наше государство должно будет обратить
особенное внимание на дело воспитания характера. Многие
моральные дефекты, от которых ныне страдает наш народный
организм, могут быть устранены только на этих путях. Если нам
не удастся устранить их полностью, то во всяком случае удастся
сильно смягчить эти болезненные явления.
x x x
Особенно большое значение придам мы воспитанию силы
воли и решимости, систематическому культивированию чувства
ответственности.
В старой армии мы любили говорить, что лучше жесткий
приказ, чем никакого приказа. Если перефразировать эти слова
применительно к воспитанию молодежи, то можно сказать: лучше,
чтобы молодежь отвечала на вопрос иногда не совсем правильно,
чем не отвечала вовсе. Нужно, чтобы у нас стыдились больше
бояться ответить из-за опасения сказать что-либо неправильное,
нежели дать быстрый ответ, хотя не всегда правильный. Уже в
этой примитивной форме надо воздействовать на молодежь в том
смысле, чтобы она имела мужество действовать.
Часто мы жалуемся на то, что в декабре 1918 г. все,
начиная монархом я кончая последним солдатом, потеряли
способность принимать какое-либо самостоятельное решение.
Этот ужасный факт является грозным предостережением всему
нашему делу воспитания. В этой ужасной катастрофе нашло себе
выражение в гигантских размерах лишь то, что у нас
систематически воспитывалось в мелочах. Что и поныне лишает нас
силы к какому бы то ни было серьезному сопротивлению, так это
не недостаток оружия, а недостаток воли. Этот недостаток воли
угнездился глубоко в нашем народе, и именно он мешает нам
принимать какое бы то ни было решение, если оно связано с
серьезным риском. Как будто в самом деле величие решения не
заложено именно в том, что приходится дерзать.
Один из наших генералов, как известно, употребил формулу:
"Я предпринимаю тот или иной шаг лишь в том случае, если мне не
менее чем на 51 процент обеспечен успех". Сам того не желая,
этот немецкий генерал дал в своих словах классическую формулу
нашего глубоко печального безводья. В этом "51 проценте" весь
трагизм современного германского крушения. Люди не понимают
того, что кто сначала требует от судьбы какой-то гарантии
успеха, тот тем самым заранее отказывается от последних
остатков героизма. Ибо героизм заключается как раз в том, чтобы
в полном сознании грозящей смертельной опасности тем не менее
предпринять смелый шаг и может быть все-таки спасти положение.
Если человек болен раком, то ему не нужно 51 процента
уверенности, чтобы решиться на операцию, ибо без операции он
все равно умрет. Если эта операция обещает даже только
полпроцента на выздоровление, то мужественный человек и то
предпочтет операцию, чем просто плаксиво хныкать о своей
неизлечимой болезни.
Если мы сейчас переживаем такую тяжелую полосу полного
безволия людей, полного отсутствия какой бы то ни было
решительности, то это, несомненно, есть результат принципиально
неправильной постановки у нас дела воспитания. Ужасающие
последствия этой неправильной постановки дела воспитания затем
неизбежно сказываются на всей нашей жизни и неизбежно приводят
к тому, что и руководители государства начинают страдать от
недостатка гражданского мужества.
Сюда же относится и свирепствующая ныне новая модная
болезнь: трусость перед ответственностью. Здесь тоже приходится
видеть результат неправильной постановки воспитания. Недостаток
этот постепенно окрашивает всю общественную жизнь и находит
себе "бессмертное" завершение в институте парламентаризма.
Уже со школьной скамьи у нас отдают предпочтение
маленькому грешнику, быстро и охотно приносящему "клятвенное
раскаяние" в грехах, перед мальчиком, который открыто и
мужественно защищает свое мнение. Иному нашему современному
воспитателю последнее качество иногда даже прямо представляется
образчиком непоправимой испорченности характера. И такому
маленькому упрямцу иногда прямо сулят виселицу за его упорство,
не понимая того, что если бы этими чертами характера обладал
весь наш народ, то в этом приходилось бы видеть громадное
сокровище.
Наше государство будет воспитывать в юношестве со
школьной скамьи чувство ответственности и готовность
мужественно отстаивать свое мнение. Это необходимо нам так же,
как и систематическое воспитание в молодежи воли и решимости к
действию. Если государство сумеет полностью и до конца
понять эти задачи, то в результате очень длительной работы над
самими собой мы получим народный организм, действительно
свободный от тех слабостей, которые ныне роковым образом должны
были привести к нашему крушению.
x x x
Что касается чисто школьного образования, которое ныне у
нас является альфой и омегой всего, то наше государство в
будущем сможет его перенять, правда, с некоторыми небольшими
изменениями.
Эти изменения лежат в трех областях.
Во-первых, молодой мозг не должен быть обременен
вещами, которые ему на 95% не нужны и которые он поэтому быстро
забывает. Задача должна заключаться в том, чтобы каждому
учащемуся дать хотя бы небольшой, но самый важный запас тех
сведений, которые ему действительно необходимы для дальнейшей
жизни и которые он сможет применить с пользой для всего
общества. А именно этого как раз мы и не сможем сделать, если
просто будем навязывать молодому человеку чрезмерно большую
массу материалов, самую существенную часть которых он не в
состоянии удержать в памяти. Так например совершенно непонятно,
для чего это нужно, чтобы миллионы людей тратили ряд лет на
изучение двух или трех иностранных языков. На деле лишь очень
небольшая частичка этих людей применит это знание языков в
жизни. Громадное же большинство скоро просто-напросто позабудет
о них. Из ста тысяч учеников, изучающих, скажем, французский
язык, максимум две тысячи найдут этому серьезное практическое
применение, а 98 тысяч в течение всей своей дальнейшей жизни на
практике не воспользуются этими знаниями. Что же получается?
Только то, что из-за двух тысяч, которым эти знания полезны, 98
тысяч мучаются совершенно зря и совершенно бесполезно теряют
драгоценное время.
К тому же в данном случае дело идет о языке, о котором
нельзя сказать, например итого, что относится к латинскому
языку, т.е. что изучение его содействует вообще сильному
развитию логического мышления. По-нашему; было бы гораздо
полезнее, если бы молодому учащемуся мы дали только самое общее
понятие о данном языке, общий очерк его, дали понимание
