величайшей глупостью, а между тем эта глупость стала принципом
нашей государственной политики. Глупость эта еще возросла,
когда "мы" не стыдились приводить в пример Англию в
доказательство того, что такое мирное проникновение вполне
возможно. Вред, который в эту пору принесли наши профессора
истории, трудно поправим, это было просто преступлением. Это
легкомысленное изображение истории годится разве только как
пример того, как многие люди способны "изучать" историю без
того, чтобы что-нибудь понять в ней. История Англии годилась
как раз для того, чтобы доказать прямо противоположную теорию.
Ведь именно Англия была той страной, которая всех своих
экономических достижений добилась с наибольшей жестокостью.
Именно она подготовляла все свои завоевания в этой области
силой оружия и впоследствии отстаивала их той же силой. Самой
характерной чертой британской государственной политики является
то, что англичане превосходно умеют использовать политическую
власть для экономических завоеваний и наоборот экономические
завоевания - тотчас же превращать в политическую власть. При
этом прошу заметить: какая глупость предполагать, что англичане
лично являются слишком "трусливыми", чтобы отдавать свою кровь
для защиты экономической политики страны! То обстоятельство,
что Англия в течение долгого времени не обладала "народной
армией", ни в коем случае не свидетельствует о "трусости"
англичан. Форма организации военных сил никакого решающего
значения не имеет. Решают воля и готовность до конца
использовать ту форму военной организации, которой в данный
момент обладает нация. Ну, а Англия всегда обладала тем
вооружением, которое для данного момента было ей необходимо.
Англия всегда пускала в ход те орудия борьбы, которые обещали
успех. Англия воевала при помощи наемной армии, пока ею можно
было обойтись. Но Англия, когда нужно было, проливала
драгоценную кровь лучших своих сынов, раз только этого требовал
успех дела. И всегда неизменно Англия обнаруживала
решительность, настойчивость и самое величайшее упорство в
борьбе.
В Германии же мы создали карикатуру на англичан и на
Британскую империю. При посредстве школы, прессы,
юмористических журналов создавалось это карикатурное
представление, которое ничего кроме злейшего самообмана нам не
дало. Это нелепое представление об англичанах постепенно
заражало всех и вся. В результате получилась громадная
недооценка Англии, которая впоследствии отомстила за себя очень
сильно. Эта фальсификация была настолько глубока, что почти вся
Германия представляла себе англичанина как человека, способного
на всяческие мошенничества и в то же время невероятно
трусливого торгаша. Нашим профессорам и ученым,
распространявшим такое представление об Англии, даже и в голову
не приходил вопрос о том, какими же средствами подобный народ
мог создать великую мировую державу. Тех, кто предупреждал
против этой карикатуры, не хотели слушать, их предостережения
замалчивались. Я живо вспоминаю, как вытянулись лица у моих
коллег по полку, когда мы оказались на полях Фландрии лицом к
лицу с английскими Томми. Уже после нескольких дней боев все
наши парни начали отлично понимать, что эти шотландские
солдаты, с которыми нам теперь приходится сталкиваться, далеко
не похожи на ту карикатуру, которую рисовали в наших
юмористических листках да и в наших военных сводках,
печатавшихся в газетах.
Уже в те дни мне пришлось хорошенько пораздумать о том,
какова должна быть форма пропаганды, чтобы она была
действительно целесообразной.
Однако распространение таких фальшивых взглядов
относительно англичан до поры до времени приносило некоторую
пользу господам распространителям: на этом хотя и неправильном
примере демонстрировалась правильность теории мирного
хозяйственного завоевания земли. Люди говорили себе: то, что
удалось англичанам, уже наверняка удастся нам, немцам, тем
более что на нашей стороне имеется преимущество немецкого
прямодушия и что мы совершенно не похожи на англичан с их
специфическим английским "коварством". Этими приписываемыми
себе самим качествами у нас надеялись завоевать благосклонность
малых наций, а также доверие больших.
Что наше так называемое прямодушие для других является
острым ножом, это нам и в голову не приходило, хотя бы потому,
что мы сами всерьез верили в свое превосходство. Весь же
остальной мир в этом нашем поведении видел не что иное, как
выражение особенно рафинированной лживости. Только германская
революция к величайшему изумлению многих открыла им, насколько
мы, в сущности говоря, глупы. Нелепость этого
"мирно-хозяйственного завоевания" земли показывает с полной
ясностью также и то, насколько нелеп был наш тройственный союз.
При такой установке с каким же другим государством и было
вступать в союз? Военных завоеваний в союзе с Австрией конечно
нельзя было сделать, даже в одной только Европе. В этом-то и
заключалась слабость тройственного союза с первых же дней его
существования. Бисмарку можно было позволить себе на время
прибегнуть к этому суррогату. Но это уж совсем непозволительно
было для тупиц, преемников Бисмарка, в особенности в такую
эпоху, когда совершенно отсутствовали предпосылки для этого
союза, которые имелись во времена Бисмарка. Бисмарк мог еще
надеяться, что в лице Австрии он имеет дело с государством
немецким, а ведь с тех пор было введено всеобщее избирательное
право, и государство это совершенно явно превратилось в
национальный хаос, потеряло свой немецкий характер и к тому же
стало управляться парламентским способом.
Союз с Австрией был просто вреден и с точки зрения расовой
политики. Германия терпела образование новой большой славянской
державы на границах своего государства, хотя было совершенно
ясно, что раньше или позже это славянское государство займет по
отношению к Германии совершенно другую позицию нежели, скажем,
Россия. Союз с Австрией становился слабей и внутренне
опустошался с каждым годом еще и потому, что отдельные крупные
носители идеи союза все больше и больше теряли влияние в
австрийской монархии и все больше вытеснялись с их прежних
руководящих постов.
На рубеже XX века союз Германии с Австрией, в сущности
говоря, вступил примерно в ту же стадию, что и союз Австрии с
Италией.
Здесь тоже были только две возможности: либо продолжать
состоять в союзе с габсбургской монархией и тогда молчать по
поводу вытеснения немецкого влияния в Австрии, либо обратное.
Было вполне ясно, что если Германия начнет хоть сколько-нибудь
протестовать против вытеснения немецкого влияния в Австрии, то
открытая борьба будет неизбежна.
Уже с психологической точки зрения ценность тройственного
союза была очень мала, ибо прочность любого союза всегда
становится тем меньше, чем более всего его цели исчерпываются
только сохранением существующего положения вещей. И наоборот,
любой союз становится тем сильней, чем более отдельные
контрагенты, участвующие в этом союзе, могут надеяться при его
помощи реализовать совершенно конкретные цели экспансии. И
здесь, как и в любой другой области, сила не в обороне, а в
наступлении.
В разных местах это уже тогда отлично понимали. Не
понимали этого только к сожалению так называемые "призванные".
В частности Людендорф, тогда полковник большого генерального
штаба, счел своим долгом указать на эти слабости в особой
докладной записке, поданной им в 1912 г.; но разумеется, наши
"государственные мужи" не обратили ни малейшего внимания на
этот документ. Ясное понимание таких простых вещей свойственно
только нам, обыкновенным смертным; что же касается господ
"дипломатов", то они принципиально неспособны понимать их.
Для Германии было еще счастьем, что война 1914 г. возникла
из-за конфликта, в котором Австрия была замешана
непосредственно, так что Габсбургам ничего не оставалось как
принять участие в войне. Если бы события разыгрались по-иному.
Германия наверняка осталась бы одна. Габсбургское государство
никогда не захотело бы и не смогло бы принять участие в войне,
которая возникла бы непосредственно из-за Германии. То, за что
впоследствии так сурово осуждали Италию, наверняка еще раньше
случилось бы с Австрией. Австрия осталась бы "нейтральной" и
тем попыталась бы уберечь себя от того, чтобы революция
началась уже при самом возникновении войны. Австрийское
славянство при такой обстановке предпочло бы уже в 1914 г.
скорее сбросить монархию, нежели допустить, чтобы Австрия
воевала из-за Германии. Лишь очень немногие тогда понимали те
опасности и те лишние трудности, которые создает себе Германия
благодаря политике союза с Австрией.
Достаточно уже одного того, что у Австрии было слишком
большое количество врагов, помышлявших только о том, чтобы
скорей получить наследство умирающего габсбургского
государства. Совершенно ясно, что с течением времени против
Германии должна была накопиться вражда за одно то, что в ней
видели причину замедления распада австрийской монархии -
распада, которого все с нетерпением ждали именно в надежде
получить кусок наследства. В конце концов все стали приходить к
тому выводу, что до наследства Вены можно добраться, только
если свести счеты с Берлином. Это - во-первых.
Во-вторых, благодаря союзу с Австрией, Германия теряла все
лучшие богатейшие перспективы заключения других союзов.
Наоборот, ее отношения с Россией и даже с Италией становились
все более и более напряженными. При этом необходимо отметить,
что в Риме общее настроение по отношению к Германии было вполне
дружественным, между тем как отношение к Австрии было
враждебным. В душе любого итальянца постоянно жило враждебное
чувство к Австрии, и оно неоднократно выливалось наружу.
Раз Германия взяла курс на политику усиленной
индустриализации и усиленного развития торговли, то, в сущности
говоря, уже не оставалось ни малейшего повода для борьбы с
Россией. Только худшие враги обеих наций заинтересованы были в
том, чтобы такая вражда возникала. И действительно оно так и
было: именно евреи и марксисты в первую очередь всеми
средствами натравливали эти два государства друг на друга.
Наконец, в-третьих, союз Германии с Австрией таил в себе
бесконечные опасности еще и потому, что многие государства
легко было соблазнить перспективой раздела Австрии и известного
вознаграждения их за счет бывших австрийских земель.
Против придунайской монархии легко было поднять всю
восточную Европу, в особенности же Россию и Италию. Если бы
Германия не состояла в союзе с Австрией, наследство которой
представляло такой соблазн для других государств, то мировая
коалиция, которая начала образовываться с легкой руки короля
Эдуарда, никогда бы не осуществилась. Только из-за несчастного
союза с Австрией противникам Германии удалось так легко
объединить в одном фронте государства со столь различными
устремлениями и целями. Вступая в совместную борьбу против
Германии, все эти государства надеялись на то, что они смогут
расширить свои границы за счет Австрии. А то обстоятельство,
что к Германии втихомолку примыкала еще Турция, только
усиливало эту опасность в необычайной степени.
А интернациональный еврейский капитал пользовался будущим
