меня в том мнении, что по-настоящему провести борьбу против
социал-демократии нет никакой возможности, пока мы не можем ей
противопоставить движение, которое представляло бы собою нечто
большее, чем обычная "парламентарная" партия.
В кругу моих близких товарищей я не раз высказывался в
этом смысле.
Именно в связи с этим у меня и возникла первая мысль
когда-нибудь все-таки заняться политикой.
Это и дало мне повод не раз в небольших кружках друзей
говорить о том, что по окончании войны я постараюсь стать
оратором, сохранив свою старую профессию.
Об этом я думал все время и, как оказалось, не зря.
ГЛАВА VI. ВОЕННАЯ ПРОПАГАНДА
Начав все глубже вникать во все вопросы политики, я не мог
не остановить своего внимания и на проблемах военной
пропаганды. В пропаганде вообще я видел инструмент, которым
марксистско-социалистические организации пользуются мастерски.
Я давно уже убедился, что правильное применение этого оружия
является настоящим искусством и что буржуазные партии почти
совершенно не умеют пользоваться этим оружием. Только
христианско-социальное движение, в особенности в эпоху Люэгера,
еще умело с некоторой виртуозностью пользоваться средствами
пропаганды, чем и обеспечивались некоторые его успехи.
Но только во время мировой войны стало вполне ясно, какие
гигантские результаты может дать правильно поставленная
пропаганда. К сожалению и тут изучать дело приходилось на
примерах деятельности противной стороны, ибо работа Германии в
этой области была более чем скромной. У нас почти полностью
отсутствовала какая бы то ни было просветительная работа. Это
прямо бросалось в глаза каждому солдату. Для меня это был
только лишний повод глубже задуматься над вопросами пропаганды.
Досуга для размышлений зачастую было более чем достаточно.
Противник же на каждом шагу давал нам практические уроки.
Эту нашу слабость противник использовал с неслыханной
ловкостью и поистине с гениальным расчетом. На этих образцах
военной пропаганды противника я научился бесконечно многому.
Те, кому сие по обязанности ведать надлежало, меньше всего
задумывались над прекрасной работой противника. С одной
стороны, наше начальство считало себя слишком умным, чтобы чему
бы то ни было учиться у других, а с другой стороны, не хватало
и просто доброй воли.
Да была ли у нас вообще какая бы то ни было пропаганда?
К сожалению, я вынужден ответить на этот вопрос
отрицательно. Все, что в этом направлении предпринималось, было
с самого начала настолько неправильно и никудышно, что никакой
пользы принести не могло, а зачастую приносило прямой вред.
Наша "пропаганда" была по форме непригодной, а по существу
совершенно шла вразрез с психологией солдата. Чем больше мы
присматривались к постановке пропаганды у нас, тем больше мы в
этом убеждались.
Что такое пропаганда - цель или средство? Уже в этом
первом простом вопросе наше начальство совершенно не
разбиралось.
На деле пропаганда есть средство и поэтому должна
рассматриваться не иначе, как с точки зрения цели. Вот почему
форма пропаганды должна вытекать из цели, ей служить, ею
определяться. Ясно также, что в зависимости от общих
потребностей цель может изменяться и соответственно должна
изменяться также и пропаганда. Цепь, стоявшая перед нами в
мировой войне, за достижение которой мы вели нечеловеческую
борьбу, представляла собою самую благородную цель, какая
когда-либо стояла перед людьми. Мы вели борьбу за свободу и
независимость нашего народа, за обеспеченный кусок хлеба, за
нашу будущность, за честь нации. Вопреки обратным утверждениям,
честь нации есть нечто реально существующее. Народы, не
желающие отстаивать свою честь, раньше или позже потеряют свою
свободу и независимость, что, в конце концов, будет только
справедливо, ибо дрянные поколения, лишенные чести, не
заслуживают пользоваться благами свободы. Кто хочет оставаться
трусливым рабом, тот не может иметь чести, ибо из-за нее ему
неизбежно придется входить в столкновения с теми или другими
враждебными силами.
Немецкий народ вел борьбу за человеческое существование, и
цель нашей военной пропаганды должна была заключаться в том,
чтобы поддержать эту борьбу и содействовать нашей победе.
Когда народы на нашей планете ведут борьбу за свое
существование, когда в битвах народов решаются их судьбы, тогда
все соображения о гуманности, эстетике и т. п. конечно
отпадают. Ведь все эти понятия взяты не из воздуха, а
проистекают из фантазии человека и связаны с его
представлениями. Когда человек расстается с этим миром,
исчезают и вышеупомянутые понятия, ибо они порождены не самой
природой, а только человеком. Носителями этих понятий являются
только немногие народы или, лучше сказать, немногие расы. Такие
понятия как гуманность или эстетика исчезнут, если исчезнут те
расы, которые являются творцами и носителями их.
Вот почему, раз тот или другой народ вынужден вступить в
прямую борьбу за само существование на этом свете, все
подобного рода понятия сразу получают только подчиненное
значение. Раз понятия эти идут вразрез с инстинктом
самосохранения народа, которому теперь приходится вести такую
кровавую борьбу, они не должны более играть никакой
сколько-нибудь решающей роли в определении форм борьбы.
Уже Мольтке сказал относительно гуманности, что во время
войны наиболее гуманным является - как можно скорее
расправиться с врагом. Чем беспощаднее мы воюем, тем скорее
кончится война. Чем быстрее мы расправляемся с противником, тем
меньше его мучения. Такова единственная форма гуманности,
доступная во время войны.
Когда же в таких вещах начинают болтать об эстетике и т.
п., тогда приходится ответить только так: раз на очередь
становятся вопросы о самом существовании народа, то это
освобождает нас от всяких соображений о красоте. Самое
некрасивое, что может быть в человеческой жизни, это ярмо
рабства. Или наши декаденты находят, быть может, очень
"эстетичной" ту судьбу, которая постигла наш народ теперь? С
господами евреями, в большинстве случаев являющимися
изобретателями этой выдумки об эстетике, можно вообще не
спорить.
Но если эти соображения о гуманности и красоте перестают
играть реальную роль в борьбе народов, то ясно, что они не
могут больше служить и масштабом пропаганды.
Во время войны пропаганда должна была быть средством к
цели. Цепь же заключалась в борьбе за существование немецкого
народа. Критерий нашей военной пропаганды мог таким образом
определяться только вышеназванной целью. Самая жестокая форма
борьбы являлась гуманной, если она обеспечивала более быструю
победу. Любая форма борьбы должна была быть признана
"красивой", если она только помогала нации выиграть бой за
свободу и свое достоинство.
В такой борьбе на жизнь и смерть это был единственный
правильный критерий военной пропаганды.
Если бы в так называемых решающих инстанциях
господствовала хоть какая-нибудь ясность в этих вопросах, наша
пропаганда никогда не отличалась бы неуверенностью в вопросах
формы. Ибо пропаганда является тем же орудием борьбы, а в руках
знатока этого дела - самым страшным из орудий.
Другой вопрос решающего значения был следующий: к кому
должна обращаться пропаганда? К образованной интеллигенции или
к громадной массе малообразованных людей.
Нам было ясно, что пропаганда вечно должна обращаться
только к массе.
Для интеллигенции или для тех, кого ныне называют
интеллигентами, нужна не пропаганда, а научные знания. Как
плакат сам по себе не является искусством, так и пропаганда по
содержанию своему не является наукой. Все искусство плаката
сводится к умению его автора при помощи красок и формы
приковать к нему внимание толпы.
На выставке плакатов важно только то, чтобы плакат был
нагляден и обращал на себя должное внимание. Чем более плакат
достигает этой цели, тем искуснее он сделан. Кто хочет
заниматься вопросами самого искусства, тот не может
ограничиться изучением только плаката, тому недостаточно просто
пройтись по выставке плаката. От такого человека надо
требовать, чтобы он занялся основательным изучением искусства и
сумел углубиться в отдельные крупнейшие произведения его.
То же в известной степени можно сказать относительно
пропаганды.
Задача пропаганды заключается не в том, чтобы дать научное
образование немногим отдельным индивидуумам, а в том, чтобы
воздействовать на массу, сделать доступным ее пониманию
отдельные важные, хотя и немногочисленные факты, события,
необходимости, о которых масса до сих пор не имела и понятия.
Все искусство тут должно заключаться в том, чтобы
заставить массу поверить: такой-то факт действительно
существует, такая-то необходимость действительно неизбежна,
такой-то вывод действительно правилен и т. д. Вот эту простую,
но и великую вещь надо научиться делать самым лучшим, самым
совершенным образом. И вот, так же как в нашем примере с
плакатом, пропаганда должна воздействовать больше на чувство и
лишь в очень небольшой степени на так называемый разум. Дело
идет о том, чтобы приковать внимание массы к одной или
нескольким крупным необходимостям, а вовсе не о том, чтобы дать
научное обоснование для отдельных индивидуумов, и без того уже
обладающих некоторой подготовкой.
Всякая пропаганда должна быть доступной для массы; ее
уровень должен исходить из меры понимания, свойственной самым
отсталым индивидуумам из числа тех, на кого она хочет
воздействовать. Чем к большему количеству людей обращается
пропаганда, тем элементарнее должен быть ее идейный уровень. А
раз дело идет о пропаганде во время войны, в которую втянут
буквально весь народ, то ясно, что пропаганда должна быть
максимально проста.
Чем меньше так называемого научного балласта в нашей
пропаганде, чем больше обращается она исключительно к чувству
толпы, тем больше будет успех. А только успехом и можно в
данном случае измерять правильность или неправильность данной
постановки пропаганды. И уж во всяком случае не тем, насколько
удовлетворены постановкой пропаганды отдельные ученые или
отдельные молодые люди, получившие "эстетическое" воспитание.
Искусство пропаганды заключается в том, чтобы правильно
понять чувственный мир широкой массы; только это дает
возможность в психологически понятной форме сделать доступной
массам ту или другую идею. Только так можно найти дорогу к
сердцам миллионов. Что наше чересчур умное начальство не поняло
даже этого, лишний раз говорит о невероятной умственной
косности этого слоя.
Но если правильно понять сказанное, то отсюда вытекает
следующий урок.
Неправильно придавать пропаганде слишком большую
многосторонность (что уместно, может быть, когда дело идет о
научном преподавании предмета).
Восприимчивость массы очень ограничена, круг ее понимания
узок, зато забывчивость очень велика. Уже по одному этому
всякая пропаганда, если она хочет быть успешной, должна
ограничиваться лишь немногими пунктами и излагать эти пункты
кратко, ясно, понятно, в форме легко запоминаемых лозунгов,
повторяя все это до тех пор, пока уже не может быть никакого
сомнения в том, что и самый отсталый из слушателей наверняка
