нравится жене и родственникам, тем более цепко будет он
держаться за свой мандат. Уже по одному этому каждый человек
обладающий здоровым политическим инстинктом, будет казаться ему
личным врагом. В каждом новом свежем движении он видит
возможное начало своего собственного конца. В каждом более
крупном человеке - угрозу своему личному существованию.
Ниже мне придется еще более подробно говорить об этом виде
парламентских клопов.
Конечно и 30-летнему в течение его дальнейшей жизни
придется еще многому учиться, но для него это будет только
пополнением знании в рамках того миросозерцания, которое он уже
себе составил. Ему уже не придется теперь переучиваться в
основном и принципиальном, ему придется лишь пополнять свое
образование, и сторонникам его не придется испытывать
тягостного чувства от сознания того, что руководитель до сих
пор вел их по неправильному пути. Напротив, для всех очевидный
органический рост руководителя принесет удовлетворение его
сторонникам, ибо углубление образования руководителя будет
означать углубление их собственного образования. В их глазах
это может быть только доказательством правильности усвоенных
взглядов.
Тот руководитель, который вынужден отказаться от своей
платформы, так как убедился в ее неправильности, поступит
достойно лишь в том случае, если он сумеет сделать из этого
надлежащие выводы да конца. В этом случае он должен отказаться
по крайней мере от открытой политической деятельности. Если ему
случилось один раз впасть в ошибки в основных вопросах, то это
может и повториться. Он уже ни в коем случае не имеет права
рассчитывать на дальнейшее доверие со стороны своих сограждан,
а тем более не имеет права требовать такого доверия.
Как мало теперь думают о таких требованиях простого
приличия, можно судить хотя бы уже потому, как низок уровень
тех дрянных субъектов, которые в наше время чувствуют себя
призванными "делать политику".
Много званных, да мало избранных.
В годы моей молодости я решительно воздерживался принимать
участие в открытой политической деятельности, хотя я думаю, что
политикой я занимался и в те времена больше, чем многие другие.
Лишь в небольших кружках я решался тогда выступать по поводу
всего того, что меня интересовало и привлекало. Эти выступления
в узком кругу имели в себе много хорошего. Тут приходилось не
столько учиться "говорить", сколько изучать рядового
собеседника с его иногда бесконечно примитивными воззрениями и
возражениями. При этом я продолжал заниматься своим собственным
самообразованием, не теряя времени и не упуская ни одной
возможности. Нигде в Германии эти возможности в те времена не
были так благоприятны, как в Вене.
x x x
Общеполитическая мысль в те времена билась в придунайской
монархии интенсивнее, нежели в старой Германии, если не считать
отдельных частей Пруссии, Гамбурга и побережья Северного моря.
Говоря об "Австрии", я в данном случае имею в виду ту часть
великого государства Габсбургов, которая в силу заселения ее
немцами дала возможность этому государству вообще сложиться, я
говорю о той части населения, которая одна только и была в
состоянии на многие столетия наполнить внутренним содержанием
политическую и культурную жизнь этого столь искусственного
государственного образования. Чем дальше, тем больше будущность
государства и самое его существование зависели именно от этого
немецкого ядра.
Если старые наследственные провинции Австрии составляли
сердце государства, т. е. обеспечивали правильный приток свежей
крови в жилы культурной и государственной жизни страны, то Вена
была одновременно и мозгом и волей государства.
Уже одна прекрасная внешность Вены давала ей известное
право царствовать над этим конгломератом народов. Чудесная
красота Вены хоть немного заставляла забывать о ветхости
государства в целом.
За границей и в особенности в Германии знали только
прелестную Вену. За ней забывалась и кровавая борьба между
отдельными национальностями внутри габсбургской монархии и
судороги всего государства. В эту иллюзию можно было впасть тем
легче, что Вена в ту пору переживала последнюю полосу своего
расцвета. Под руководством тогдашнего поистине гениального
бургомистра Вена вновь проснулась к чудесной юной жизни и
превращалась в достойную резиденцию старого царства. Последний
великий выходец из рядов немцев, колонизировавших Восток, не
считался так называемым общепризнанным "государственным
деятелем", но именно доктор Люэгер в качестве бургомистра
"столицы и резиденции" - Вены добился огромных успехов во всех
областях коммунальной, хозяйственной и культурной политики.
Этим он в небывалой степени укрепил сердце всей империи и
благодаря этому стал на деле гораздо более великим
государственным деятелем, чем все тогдашние "дипломаты" вместе
взятые.
Если конгломерат народностей, называемый Австрией, в конце
концов все таки погиб, то это не говорит против политических
качеств немецкой части этого государства. Это только неизбежный
результат того, что 10 миллионов не могут в течение слишком
долгого времени управлять 50-миллионным государством, состоящим
из различных наций, если своевременно не созданы совершенно
определенные предпосылки для этого.
Австрийский немец мыслил в масштабах более чем крупных. Он
всегда привык жить в рамках большого государства и никогда не
терял сознания тех задач, которые отсюда вытекают. Он был
единственным в этом государстве, кто мыслил не только в рамках
своей национальной провинции, но и в рамках всего государства.
Даже в тот момент, когда ему уже угрожала судьба быть
оторванным от общего отечества, он все еще продолжал думать и
бороться за то, чтобы удержать для немецкого народа те позиции,
которые в тяжелой борьбе завоевали на Востоке его предки. При
этом надо еще не забывать и того, что силы его были расколоты:
лучшая часть австрийских немцев в сердце и в помышлении никогда
не теряла связи с общей родиной, и только часть австрийских
немцев целиком отдавала себя австрийской родине.
Общий кругозор австрийских немцев всегда был относительно
велик. Их экономические отношения часто обнимали почти всю
многонациональную империю. Почти все действительно крупные
предприятия находились в руках немцев. Весь руководящий
персонал техников, чиновников большею частью составляли немцы.
В их же руках находилась и внешняя торговля, поскольку на нее
не успели наложить руку евреи, для которых торговля - родная
стихия. В политическом отношении только немцы и объединяли всю
империю. Уже в годы военной службы немецкая молодежь
рассылалась по всем частям страны. Австро-немецкие рекруты
попадали правда в немецкий полк, но самый этот полк отлично мог
попасть и в Герцеговину, и в Галицию, не только в Вену.
Офицерский корпус все еще состоял почти исключительно из
немцев, а высшее чиновничество - в преобладающей части из них.
Искусство и наука также представлены были главным образом
немцами. Если не считать халтуры в области новейшего
"искусства", на которую способен был даже такой народ как
негры, то можно смело сказать, что носителями действительного
искусства в это время в Австрии были только немцы. Вена
представляла собою живой и неиссякаемый источник для всей
Австро-Венгрии как в области музыки, так и в области
скульптуры, как в области художества, так и в области
строительного искусства.
Наконец немцы были также носителями всей внешней политики
монархии, если не говорить об очень небольшой группе венгров.
И тем не менее всякая попытка сохранить это государство
была тщетной. Не хватало самой существенной предпосылки.
Австрийское национальное государство располагало только одной
возможностью преодоления центробежных сил отдельных наций.
Государство должно было образоваться и управляться либо самым
централизованным образом, либо оно не могло существовать вовсе.
В отдельные светлые минуты понимание этого обстоятельства
становилось достоянием также "самых высоких" сфер. Но уже через
короткое время забывали это или откладывали практическое
проведение в жизнь ввиду сопряженных с ним трудностей. Всякая
мысль о построении государства на более или менее федеративных
началах неизбежно должна была потерпеть крушение по причине
отсутствия такого государственного ядра, которое имело бы
заведомо преобладающее значение. К этому надо прибавить, что
внутренние предпосылки австрийского государства вообще были
совершенно иными, нежели в германской империи времен Бисмарка.
В Германии дело шло только о преодолении известных политических
традиций, ибо в культурном отношении общая почва существовала
всегда. Прежде всего было важно то обстоятельство, что
германское государство, если не считать небольших
чуженациональных осколков, объединяло людей только одной нации.
В Австрии обстоятельства были прямо противоположные.
Политические воспоминания о собственном прежнем величии здесь
совершенно отсутствовали у отдельных наций, если не считать
венгров. Во всяком случае эти воспоминания принадлежали лишь
очень отдаленному периоду и были стерты временем почти
окончательно. С другой стороны, в эпоху, когда национальный
принцип начал играть крупную роль, в отдельных частях
австро-венгерской монархии начали формироваться
националистические силы, преодолеть которые было тем трудней,
что в пределах Австро-Венгрии на деле начали образовываться
национальные государства. При том внутри этих национальных
государств преобладающая нация в силу своего родства с
отдельными национальными осколками в Австрии имела теперь
большую притягательную силу для этих последних нежели
австрийские немцы.
Даже Вена теперь не могла на продолжительное время
состязаться в этом отношении со столицами провинций.
С тех пор как Будапешт сам стал крупным центром, у Вены
впервые появился соперник, задачей которого было не усиление
монархии в целом, а лишь укрепление одной из ее частей. В
скором времени этому примеру последовали также Прага, затем
Лемберг, Лайбах и т.д. Когда эти прежние провинциальные города
поднялись и превратились в национальные центры отдельных
провинций, тем самым созданы были сосредоточия все более и
более самостоятельного культурного развития.
Национально-политические устремления теперь получили глубокую
духовную базу. Приближался момент, когда движущая сила
отдельных наций стала сильнее, чем сила общих интересов
монархии. Тем самым решалась судьба Австрии.
Со времени смерти Иосифа II этот ход развития
прослеживается очень явственно. Быстрота этого развития
зависела от целого ряда факторов, одни из которых заложены были
в самой монархии, другие же были результатом той внешней
политики, которую в разные периоды вела Австрия.
Чтобы серьезно начать и завершить борьбу за единство этого
государства, оставалось только вести упорную и беспощадную
политику централизации. Для этого нужно было прежде всего
принципиально провести единый государственный язык. Этим
подчеркнут был бы хотя бы принцип формальной принадлежности к
единому государству, а административным органам было бы дано в
руки техническое средство, без которого единое государство
вообще существовать не может. Только таким путем могла быть
создана возможность через школу воспитать в течение длительного
