Я превозмог себя и стал теперь систематически читать эти
произведения марксистской печати. Мое отрицательное отношение к
ним стало бесконечно возрастать. Тогда я поставил себе задачу
поближе узнать, кто же фабриканты этих концентрированных
подлостей.
Начиная с издателя, все до одного были евреи.
Все это имело ту хорошую сторону, что по мере того, как
мне выяснились подлинные носители или распространители идей
социал-демократии, моя любовь к собственному народу стала
возрастать. Видя такую дьявольскую ловкость обманщиков, мог ли
я продолжать проклинать тех простых немецких людей, которые
становились жертвой обмана. Ведь сам я лишь с трудом избавился
от тех пут, которые расставляла мне лживая диалектика этой
расы. И сам же я убедился, как трудно иметь дело с этими
людьми, которым ничего не стоит лгать на каждом шагу, начисто
отрицать только что сказанное, через одну минуту переменить
свое мнение и т.д.
Нет, чем больше я узнавал еврея, тем больше я должен был
прощать рабочего.
Всю тяжесть вины я возлагал теперь не на рядового
рабочего, а на тех, кто не хочет взять на себя труд сжалиться
над ними и дать сыну народа то, что по всей справедливости ему
принадлежит, и кто не старается вместе с тем прижать к стенке
обманщика и вредителя.
Опыт повседневной жизни побудил меня теперь пристальней
заняться изучением самих источников марксистского учения.
Влияние этого учения стало мне ясным, его успехи бросались в
глаза каждый день. Последствия этих успехов также можно было
легко себе представить, если иметь хоть немножко фантазии. Для
меня оставался только еще неясным вопрос о том, понимали ли
сами создатели этого учения, к каким именно результатам должно
оно привести, видели ли они сами неизбежные окончательные
последствия их злого дела или сами они были жертвой ошибки.
Возможным казалось мне тогда и то и другое. В первом
случае обязанностью каждого мыслящего человека было войти в
лагерь этого несчастного движения, чтобы таким образом все-таки
помочь избегнуть наибольшего зла; во втором случае первые
виновники этой народной болезни должны были быть исчадием ада,
ибо только в мозгу чудовища, а не человека мог возникнуть
конкретный план создания такой организации, деятельность
которой должна привести к краху человеческой культуры, к
уничтожению мира.
В этом последнем случае спасти могла только борьба; борьба
всеми средствами, которые только знают человеческий дух,
человеческий разум и воля, независимо от того, какой стороне
судьба принесет окончательную победу.
Вот что привело меня к мысли о необходимости поближе
познакомиться с основателями этого учения и таким образом
изучить его истоки. Своей цели я достиг, быть может, скорей,
чем надеялся сам. Это произошло благодаря тому, что я имел уже
тогда некоторые, хотя и
Я стал скупать все доступные мне социал-демократические
брошюры и добиваться, кто же их авторы. Одни евреи! Я стал
приглядываться к именам почти всех вождей. В подавляющем
большинстве - тоже сыны "избранного" народа. Кого ни возьми -
депутатов рейхстрата, секретарей профсоюзов, председателей
местных организаций, уличных агитаторов - все евреи. Куда ни
глянешь - все та же тяжелая картина. Имена всех этих
Аустерлицев, Давидов, Адлеров, Эленбогенов навеки останутся в
моей памяти.
Одно мне стало теперь совершенно ясным: та партия, с
рядовыми представителями которой я в течение ряда месяцев вел
упорную борьбу, находилась под полным исключительным
руководством чужого народа, ибо, что еврей не является немцем,
это я теперь знал окончательно и бесповоротно.
Только теперь я окончательно узнал, кто является
обманщиком нашего народа.
Уже одного года моего пребывания в Вене было достаточно,
чтобы придти к убеждению: ни один рабочий не является настолько
ограниченным, чтобы нельзя было переубедить его, если подойти к
нему с лучшим знанием дела и лучшим уменьем объяснить ему суть.
Постепенно я хорошо ознакомился с учением социал-демократии, и
теперь это знание я мог хорошо использовать в борьбе за свои
убеждения.
Почти всегда успех оказывался на моей стороне.
Основную часть массы можно было спасти. Но только ценой
долгого времени и терпения.
Еврея же никогда нельзя было отклонить от его взгляда. В
те времена я был еще достаточно наивным, чтобы пытаться
доказать им все безумие их учения. В моем маленьком кругу я
спорил с ними до хрипоты, до мозолей на языке в полной
уверенности, что должен же я их убедить во вредоносности их
марксистских нелепостей. Результат получался противоположный.
Иногда казалось, что чем больше они начинают понимать
уничтожающее действие социал-демократических теорий в их
применении к жизни, тем упрямей продолжают они их отстаивать.
Чем больше я спорил с ними, тем больше я знакомился с их
диалектикой. Сначала они считают каждого своего противника
дураком. Когда же они убеждаются, что это не так, они начинают
сами прикидываться дураками. Если все это не помогает, они
делают вид, что не понимают в чем дело, или перескакивают
совсем в другую область. Или они с жаром начинают настаивать на
том, что само собою разумеется, и как только вы соглашаетесь с
ними в этом, они немедленно применяют это совсем к другому
вопросу. Как только вы их поймали на этом, они опять ускользают
от сути спора и не желают даже слушать, о чем же в
действительности идет речь. Как вы ни пытаетесь ухватить такого
апостола, рука ваша как будто уходит в жидкую грязь. Грязь эта
уходит сквозь пальцы и тотчас же каким то образом опять
облегает ваши руки. Но вот вам, хотя и с трудом, удалось побить
одного из этаких людей настолько уничтожающе, что ему ничего не
остается больше делать, как согласиться с вами. Вы думаете, что
вам удалось сделать по крайней мере один шаг вперед. Но каково
же ваше удивление на следующий день! На завтра же этот еврей
совершенно забывает все что произошло вчера, он продолжает
рассказывать свои сказки и дальше, как ни в чем не бывало. Если
вы, возмущенный этим бесстыдством, указываете ему на это
обстоятельство, он делает вид искренне изумленного человека; он
совершенно не может ничего вспомнить из вчерашних споров, кроме
того, что он вчера как дважды два четыре доказал вам свою
правоту.
Иногда это меня совершенно обезоруживало. Я просто не
знал, чему удивляться: хорошо привешенному языку или искусству
лжи.
Постепенно я начал их ненавидеть.
Я научился уже понимать язык еврейского народа, и именно
это обстоятельство помогло мне отделить теоретическую болтовню
апостолов этого учения от их реальной практики. Еврей говорит
для того, чтобы скрывать свои мысли или, по меньшей мере, для
того, чтобы их завуалировать. Его подлинную цепь надо искать не
в том, что у него сказано или написано, а в том, что тщательно
запрятано между строк.
Для меня наступила пора наибольшего внутреннего
переворота, какой мне когда-либо пришлось пережить. Из
расслабленного "гражданина мира" я стал фанатиком
антисемитизма.
Еще только один раз - это было в последний раз - я в
глубине души пережил тяжелый момент.
Когда я стал глубже изучать всю роль еврейского народа во
всемирной истории, у меня однажды внезапно опять промелькнула
мысль, что, может быть, неисповедимые судьбы по причинам,
которые нам, бедным людям, остаются еще неизвестными, все-таки
предначертали окончательную победу именно этому маленькому
народу.
Может быть этому народу, который испокон веков живет на
этой земле, все же в награду достанется вся земля?
Имеем ли мы объективное право бороться за самосохранение
или это право имеет только субъективное обоснование?
Когда я окончательно углубился в изучение марксизма и со
спокойной ясностью подвел итог деятельности еврейского народа,
судьба сама дала мне свой ответ.
Еврейское учение марксизма отвергает аристократический
принцип рождения и на место извечного превосходства силы и
индивидуальности ставит численность массы и ее мертвый вес.
Марксизм отрицает в человеке ценность личности, он оспаривает
значение народности и расы и отнимает таким образом, у
человечества предпосылки его существования и его культуры. Если
бы марксизм стал основой всего мира, это означало бы конец
всякой системы, какую до сих пор представлял себе ум
человеческий. Для обитателей нашей планеты это означало бы
конец их существования.
Если бы еврею с помощью его марксистского символа веры
удалось одержать победу над народами мира, его корона стала бы
венцом на могиле всего человечества. Тогда наша планета, как
было с ней миллионы лет назад, носилась бы в эфире, опять
безлюдная и пустая. Вечная природа безжалостно мстит за
нарушение ее законов. Ныне я уверен, что действую вполне в духе
творца всемогущего: борясь за уничтожение еврейства, я
борюсь за дело божие.
ГЛАВА III. ОБЩЕПОЛИТИЧЕСКИЕ РАЗМЫШЛЕНИЯ, СВЯЗАННЫЕ С МОИМ ВЕНСКИМ ПЕРИОДОМ
Ныне я убежден, что, как правило, - я не говорю о случаях
исключительной одаренности, - человек должен начать принимать
участие в политической жизни не раньше 30-летнего возраста. Не
следует делать этого раньше. В громадном большинстве случаев
только к этому именно времени человек вырабатывает себе, так
сказать, общую платформу, с точки зрения которой он может
определять свое отношение к той или другой политической
проблеме. Только после того как человек выработал себе основы
такого миросозерцания и приобрел твердую почву под ногами, он
может более или менее прочно занимать позицию в злободневных
вопросах. Лишь тогда этот более или менее созревший человек
имеет право принимать участие в политическом руководстве
обществом.
В ином случае существует опасность, что человеку придется
либо менять свою точку зрения в очень существенных вопросах,
либо остаться при старых взглядах тогда, когда разум и
убеждение давно уже говорят против них. В первом случае это
очень неприятно для данного лица, ибо, обнаруживая сам
колебания, он не может ожидать, чтобы его сторонники верили в
него с прежней твердостью. Такой поворот руководителя ставит в
беспомощное положение тех, кто следовал за ним, и нередко
заставляет их испытывать чувство стыда перед противником, Во
втором же случае наступает то, что приходится особенно часто
наблюдать теперь: чем больше руководитель сам потерял веру в
то, что он говорил, тем более пустой и плоской становится его
аргументация и тем более неразборчив он в выборе средств. Чем
менее сам он теперь намерен серьезно защищать свои откровения
(человек не склонен умереть за то, во что он сам перестал
верить), тем более настойчивые и в конце бесстыдные требования
начинает он предъявлять своим сторонникам. Наконец дело доходит
до того, что он теряет последнее качество вождя и становится
просто "политиканом", т.е. Примыкает к тому сорту людей,
единственным принципом которых является беспринципность,
сочетаемая с грубой навязчивостью и зачастую развитым до
бесстыдства искусством лжи. Ну, а если такой все еще продолжает
оставаться руководителем целого общества то вы можете быть
наперед уверены, что для него политика превратилась только в
"героическую" борьбу за возможно более продолжительное
обладание местечком. На парламент он смотрит, как на дойную
корову для себя и своей семьи. Чем больше эта "должность"
