собственную охрану собраний, как затем мы должны были создать
специальные отряды охраны и как потом перед нами встал вопрос
об организационных формах дальнейшего строительства таких
отрядов.
По внешности наши отряды отчасти напоминали так называемые
военные союзы, но в действительности они ничего общего с ними
не имеют. Я уже упоминал, что немецкие военные организации
никакой собственной сколько-нибудь определенной политической
идеи не имели. Это были действительно только союзы самообороны,
организованные на более или менее целесообразных началах, и они
в сущности являлись только некоторым нелегальным придатком к
легальным военным силам государства. Если они носили
добровольческий характер, то не в том смысле, что это были
свободные дружины, боровшиеся за свою собственную
освободительную идею и имевшие свои собственные политические
взгляды, но просто только в том смысле, что с формальной
стороны они возникали как бы в самом деле добровольно.
Отдельные вожаки этих союзов, а иногда и целые союзы были
настроены более или менее оппозиционно к республике, но это не
меняло дела. Ведь мало еще придти к убеждению, что данный
порядок вещей и данные государственные учреждения недостаточно
хороши. Надо знать самим, какие же новые порядки и новые
учреждения хочешь ты создать в противовес старым. И надо затем
проникнуться действительной решимостью бороться до конца за
этот новый идеал. Лишь тогда можно сказать, что данная
организация обладает своей собственной более высокой идеей.
Этим-то наши национал-социалистические отряды обороны и
отличались от всех остальных военных организаций, что они ни в
малейшей мере не отдавали себя под руководство учреждений,
созданных революцией, а напротив, целиком отдавали себя в
распоряжение новой великой идеи борьбы за новую Германию.
Наши отряды, правда, ставили себе вначале задачей только
охрану порядка на наших собраниях. Их задачи сначала были очень
ограничены: отряды имели целью только обеспечит нашим собраниям
порядок и не дать противникам возможности срывать их. Наши
отряды с самого начала были воспитаны в духе слепой дисциплины
и строго наступательной тактики. Многие дураки даже из
"патриотических" кругов населения зубоскалили по поводу того,
что-де наши отряды являются слепыми поклонниками резиновой
дубинки. Этим дурням было и невдомек, что к резиновым дубинкам
мы прибегли только потому, что не хотели, чтобы чужими
резиновыми дубинками избивали наших людей. Да кроме того разве
не знаем мы из истории, что не раз величайшие деятели
человечества падали жертвами от руки самых ничтожных убийц.
Наша задача заключалась отнюдь не в том, чтобы насилие сделать
самоцелью; задача наша заключалась в том, чтобы охранить
великих провозвестников наших идеалов от насилия других. И наше
движение сразу поняло, что оно не может и не должно
рассчитывать на охрану со стороны государства, раз государство
это не в состоянии охранить интересов нации. Наше движение
поняло, что наоборот мы должны взять на себя дело защиты нации
и дело борьбы против всех тех, кто угрожает уничтожить и народ,
и государство.
После описанного нами выше сражения в зале мюнхенской
Придворной пивной наши отряды в память о том штурме, который
они тогда так успешно провели, получили название штурмовых
отделов. Уже одно название показывает, что мы имеем дело лишь с
одной определенной отраслью движения, с одним отделом его. Это
такие же отделы, как отдал пропаганды, отдел печати, научные
институты и другие составные части нашей партии.
Насколько штурмовые отряды были необходимы, мы могли
убедиться не только на примере мюнхенского собрания, но и на
примере собраний в других городах, когда мы попытались выйти за
пределы Мюнхена. Марксисты убедились, что мы становимся
опасными и поэтому поставили себе задачей душить каждое наше
собрание уже в зародыше. К каким бы грязным мерам ни прибегали
тут красные, вожаки стояли за них стеной и всюду и везде
защищали эти мероприятия. Что марксисты радовались каждой своей
удаче в борьбе против нас - это понятно. Но что сказать о тех
буржуазных партиях, которые во многих местах просто не
осмеливались устраивать открытых собраний и в то же время
радовались, когда видели, что там или сям нам тоже не удается
отстоять своих собраний от нападений марксистов? Буржуазные
деятели, не умевшие сами справиться с марксистами и местами
целиком капитулировавшие перед ними, радовались, когда видели,
что и нам не удается сломить этого противника. Что сказать
далее о таких государственных чиновниках, полицей-президентах и
даже министрах, которые внешне любили изображать из себя
сторонников "национального" движения и в то же время самым
бессовестным образом помогали марксистам против нас,
национал-социалистов? Что сказать о людях, которые в своем
самоунижении заходили настолько далеко, что за жалкий
комплимент в еврейской газете готовы были преследовать людей,
героизму которых они собственно и обязаны тем, что в 1919 г.
бунтующая толпа не вздернула их на первых попавшихся фонарях.
Жалкие людишки! Недаром же наш незабвенный Пенер, который
до глубины души ненавидел всех этих лакеев, со свойственной ему
прямотой однажды сказал: "иск) жизнь я хотел быть прежде всего
немцем, а затем государственным чиновником; но никогда в жизни
я не хотел бы, чтобы меня смешивали хотя бы на одну минуту с
этими чиновными проститутками, которые в любую минуту готовы
продаться каждому, кто их покупает".
Самое печальное было то, что именно этому сорту
государственных чиновников постепенно удавалось не только
подчинить себе десятки тысяч действительно честных и
мужественных слуг немецкого государства, но и заразить многих
своей собственной бессовестностью. Тех, кто оставался верен
себе и не терял чести, они постепенно вытесняли и заменяли
покорными субъектами. А сами себя эти негодяи еще имели
наглость всегда выдавать за людей, сочувствующих
"национальному" движению! Ждать какой бы то ни было помощи и
поддержки со стороны этой части чиновников нам конечно не
приходилось. Лишь в редких случаях мы получали помощь от
государственных органов. Только создав собственную охрану, мы
могли обеспечить известную свободу своих собраний и только
таким путем могли мы внушить известное уважение к себе, ибо
уважают только тех, кто умеет сам себя защищать.
Приступая к организации наших штурмовых отрядов, мы прежде
всего стремились дать участникам их надлежащую возможность
физического воспитания и вместе с тем стремились сделать из них
убежденных сторонников национал-социалистической идеи.
Дисциплина в этих отрядах должна была господствовать
строжайшая.
Мы создавали свои штурмовые отряды так, чтобы они ничего
общего не имели с обычными буржуазными военными организациями,
но также ничего общего не имели и с нелегальными организациями.
Борясь самым резким образом против того, чтобы штурмовые
отряды германской национал-социалистической рабочей партии были
похожи на так называемые военные союзы, я исходил из следующих
соображений.
Уже по существу дела мне было ясно, что дать военное
образование целому народу через частные военные союзы - дело
совершенно невозможное, ибо для этого требуются грандиозные
государственные средства. Кто думает иначе, тот в сильнейшей
степени переоценивает свои собственные силы. На основе так
называемой "добровольной дисциплины" мощно построить
организации лишь сравнительно очень небольшие. Совершенно
исключено, чтобы можно было тут пойти дальше определенных
размеров военной организации. Ибо тут похватало бы важнейшей
вещи: чтобы повелевать, надо иметь право наказывать; нужно
специальное законодательство о наказаниях, нужна принудительная
сила. Осенью 1918 г. или, вернее, весною 1919 г. конечно можно
было создавать так называемые "добровольческие корпуса". Но
это, во-первых, потому что в своем большинстве эти корпуса
вербовались из фронтовиков, а во-вторых, потому что люди,
вступавшие в эти корпуса, тогда на деле безусловно подчинялись
еще военной дисциплине, хотя и на ограниченный только срок.
Ни на что это претендовать не может "добровольческая
военная организация" нынешнего времени. Чем больше разрастается
такой союз количественно, тем слабее становится его дисциплина,
и тем меньшие требования приходится предъявлять к отдельным
участникам союза. Так постепенно получается, что военные
организации современности приобретают старый хорошо известный
нам характер аполитичных воинских союзов и объединений
ветеранов войны.
Добровольная военная подготовка, если за ней не стоит
безусловная сила принуждения, возможна только для очень
ограниченного количества людей. Готовность добровольно
подчиниться дисциплине всегда проявят лишь немногие, и только в
регулярной армии дисциплина является действительно чем-то само
собою разумеющимся.
Да, наконец, проведение действительно всеобщей военной
подготовки через частные военные союзы невозможно еще и потому,
что такие союзы обычно располагают только до смешного малыми
денежными средствами. А ведь именно дело всеобщей военной
подготовки является теперь самым важным. Не забудем, что со
времени окончания войны истекло уже восемь лет и что в течение
этого времени мы не дали ни одной возрастной группе молодежи
надлежащей военной подготовки.
Военные союзы не могут ставить себе задачей только
охватить те возрасты, которые уже прошли военную подготовку,
ибо тогда можно было бы тут же математически установить, когда
через эту корпорацию пройдут последние из обучавшихся военному
делу молодых людей. Даже самый молодой солдат эпохи 1918 г.,
спустя 20 лет, будет небоеспособен. А ведь мы быстро
приближаемся именно к этому сроку. Так и получается, что все
нынешние так называемые военные союзы все более приобретают
характер старых объединений бывших воинов. Но ведь это не может
являться задачей учреждений, которые смотрят на себя не как на
организацию бывших воинов, а как на военную организацию
современности, что видно уже из их названия. Ведь современные
военные союзы ставят себе задачей не просто сохранение старых
связей и традиций бывших солдат, а видят свою миссию в создании
действительно серьезной военной силы и в пропаганде военной
идеи.
Чтобы выполнить такую задачу, нужно иметь реальную
возможность действительно охватить всю молодежь, не проходившую
до сих пор военного обучения. Если обучать молодежь только в
течение одного или двух часов в неделю, то так солдата не
создашь. При тех повышенных требованиях, которые военная служба
теперь предъявляет каждому отдельному солдату, двухлетний срок
службы едва-едва достаточен, чтобы из необученного молодого
человека сделать обученного солдата. Ведь все мы на фронтах
сами могли убедиться, к каким ужасным последствиям приводило то
обстоятельство, что часть нашей молодежи приходила на фронт без
достаточной военной подготовки. Ведь даже те отряды
добровольцев, которых с железной энергией обучали в течение
15-20 недель, на фронте тем не менее представляли собою только
пушечное мясо. Их приходилось распределять по другим военным
частям и только в рядах опытных старых солдат эти, обучавшиеся
в течение 4 - 6 месяцев рекруты могли приносить некоторую
пользу. Лишь под руководством "стариков" добровольцы эти
