существовала еще та громадная опасность, что придут красные и
сорвут собрание.
Наши дружины были еще слишком слабы для такого
колоссального помещения. Конкретного плана действий на случай
попыток срыва собрания у меня тоже еще не было. Мне тогда еще
казалось, что сорвать собрание в таком громадном помещении
вообще гораздо легче, чем в меньшем зале. Но опыт показал, что
в этом отношении я был совершенно неправ. Дело обстоит как раз
наоборот. В этом большом помещении гораздо легче справиться с
нарушителями порядка, чем в переполненном до краев меньшем
зале. Ясно было только одно: если нас постигнет неудача, мы
можем быть отброшены назад надолго. Если бы красным один раз
удалось разогнать наше собрание, это одним ударом лишило бы нас
ореола и придало бы противнику духу повторять такие попытки на
каждом нашем дальнейшем собрании. Это привело бы к саботажу
всех наших дальнейших собраний и прошло бы, быть может,
несколько месяцев, прежде чем мы смогли бы оправиться от удара.
Но решение было принято. Оставалось действовать. Для
распространения нашего листка и плакатов мы имели в своем
распоряжении только один день, а именно четверг. Уже с утра, к
нашему огорчению, пошел дождь. Были все основания опасаться,
что многие предпочтут остаться дома, чем по дождю и снегу идти
на собрание, где к тому же возможна кровопролитная драка.
В четверг утром я стал серьезно опасаться, удастся ли нам
собрать достаточно большую аудиторию, чтобы заполнить такое
гигантское помещение. Если бы это не удалось, вся вина пала бы
на мою голову и мое положение перед блоком было бы неважное. Я
решил тут же выпустить еще пару летучек. Немедленно я
продиктовал текст, дал напечатать листки и приступил к их
распространению. Летучки естественно содержали приглашение на
собрание. Затем я нанял два грузовика, задрапировал их красной
материей, водрузил на них несколько партийных знамен и посадил
на каждый из грузовиков по 15-20 товарищей. Они получили приказ
объехать все улицы города, разбросать всюду листки и вообще
вести пропаганду в пользу нашего собрания. Это был первый
случай, когда на улицах Мюнхена появились грузовики со
знаменами, принадлежавшими немарксистской партии. Буржуазное
население города с раскрытыми ртами следило за разъездами
красных грузовиков с нашими знаменами. В рабочих же кварталах
по адресу наших грузовиков раздавались проклятия, рабочие
грозили кулаками в воздух и ругались по поводу новейшей
"провокации по адресу пролетариев". Ведь до сих пор никто не
сомневался в том, что большие собрания имеют право созывать
только марксисты и разъезжать со своими знаменами на грузовиках
имеют право тоже только они.
К семи часам вечера помещение цирка не было еще полно.
Каждые десять минут мне сообщали по телефону о положении дел. Я
сам изрядно нервничал. Когда мы устраивали наши собрания в
других помещениях, то к семи часам или к семи с четвертью зал
уже обыкновенно бывал полон. Но скоро положение стало
разъясняться: я просто не учел гигантских размеров помещения
цирка. В прежних залах наших собраний тысяча человек составляла
уже заметную величину. В помещении же цирка Кроне такое
количество людей было совершенно незаметно. Минут через 20 я
стал получать уже более благоприятные сведения. В три четверти
восьмого мне сообщали, что помещение уже на четыре пятых
заполнено и что большие массы народа толпятся еще перед
билетными кассами. Тогда я отправился в цирк.
Я подъехал к помещению цирка без двух минут восемь. Перед
цирком все еще толпилась громадная масса людей. Частью это были
просто любопытствующие, но частью и противники из числа тех,
которые предпочитали выжидать событий на улице.
Когда я вошел в зал, я увидел перед собою гигантскую массу
людей, сердце мое забилось такой же радостью, как это было год
тому назад во время первого нашего большого собрания в большом
зале мюнхенской Придворной пивной. Насколько велик успех, это я
понял лишь тогда, когда, пробравшись через человеческую стену,
я взошел на трибуну и смог лучше обозреть аудиторию. Зал
показался мне похожим на гигантскую раковину, переполненную
тысячами и тысячами людей. Арена цирка также вся занята была
посетителями. Продано было более 5600 билетов. А если сюда
прибавить еще известное количество безработных, неимущих
студентов и нашу собственную охрану, то аудитория была никак не
меньше, чем шесть с половиной тысяч человек.
Мой доклад был озаглавлен: "Гибель или светлое будущее".
Когда я взглянул на аудиторию, сердце мое забилось
уверенностью: не гибель, а именно светлое будущее!
Я начал свой доклад и проговорил около двух с половиной
часов. Уже после первого получаса чувство подсказывало мне, что
настоящее собрание превратится в громадный наш успех. Я
почувствовал, что речь моя доходит до сердца каждого из
слушателей. Уже после первого часа меня начали прерывать все
более и более бурными аплодисментами. Спустя два часа в зале
наступила та напряженная и торжественная тишина, которую я
впоследствии не раз переживал в этом же помещении и которая
незабываема для всех участников таких наших собраний. Затаив
дыхание, гигантская толпа ловила каждый звук. А когда я
произнес последнее слово своей речи, толпа разразилась бурным
восторгом, вся поднялась с места, и из всех грудей вырвалось
могучее пение "Дейчланд убер алес".
Я сам находился под огромным впечатлением происшедшего.
Как завороженный продолжал я стоять на трибуне и наблюдать, как
гигантский человеческий поток в течение целых 20 минут
выливался из центральных дверей наружу. Когда народ разошелся,
я полный счастья медленно отправился домой.
С этого собрания в цирке Кроне были сделаны снимки. Эти
фотографии лучше чем какие угодно слова показывают величие
собрания. Некоторые буржуазные газеты напечатали снимки и дали
небольшие заметки, в которых говорилось о том, что это была
"национальная" манифестация, но по обыкновению замалчивались
имена устроителей.
Это собрание впервые подняло нашу партию над уровнем
обычных шаблонных партий. Теперь никто уже не мог пройти мимо
нашего движения. Чтобы подчеркнуть, что перед нами не просто
мимолетный успех, не случайный эпизод, я тотчас же принял меры
к тому, чтобы на следующей неделе повторить такое же собрание в
этом же помещении. Успех получился такой же. Гигантское
помещение было опять переполнено настолько, что я тут же решил
на следующей же неделе устроить третье такое собрание. Это
третье собрание было переполнено в такой же мере и прошло с
таким же подъемом.
Так начался для нас 1921 г. в Мюнхене. Теперь я перешел к
устройству двух, а иногда и трех массовых собраний в неделю.
Теперь наши собрания постоянно происходили именно в цирке, и
все вечера имели одинаково большой успех.
В результате число сторонников быстро возросло; сильно
увеличилось также число членов партии.
Такие успехи не могли конечно оставить равнодушными и
наших противников. Мы уже сказали, что противники прибегали то
к замалчиванию нашего движения, то к террору. Теперь они
убедились, что ни то ни другое не помогло. После некоторых
колебаний противники вновь приняли решение прибегнуть к
террору, но сделать это с такой силой, чтобы надолго отучить
нас от устройства собраний.
Внешним поводом они избрали некое очень таинственное
покушение на их депутата Эргардта Ауэра. На этого Эргардта
Ауэра будто бы кто-то ночью напал с револьвером. Правда, он не
был ранен и вообще неизвестно, стреляли ли в него, но версия
была пущена такая, что имело место покушение. Конечно
изумительное присутствие духа и необычайное мужество
социал-демократического вождя не только помешали преступному
покушению совершиться, но и обратили в бегство таинственных
преступников. Преступники убежали так быстро, что полиции так
никогда и не удалось набрести даже на их след. Но именно этот
повод показался красным подходящим, чтобы опять начать
безмерную травлю нашего движения и опять начать хвастаться, как
беспощадно они разделаются с нами. Теперь - угрожала местная
с.-д. газета - приняты уже вполне достаточные меры, чтобы раз
навсегда раздавить нас. Мускулистая рука рабочих положит-де
предел всем нашим крикливым успехам. Спустя несколько дней,
красные назначили и срок нападения. С этой целью они
остановились на собрании, в котором должен был выступать я
лично. Дело шло о собрании в большом зале Придворной пивной.
4 ноября 1921 г. между 6 и 7 часами пополудни я получил
точные известия, что решено во что бы то ни стало взорвать наше
собрание и что с этой целью со многих красных предприятий
посланы специально большие массы рабочих.
Только благодаря несчастному стечению случайных
обстоятельств, мы не получили этого сообщения гораздо раньше.
Дело в том, что как раз в этот день мы меняли помещение своей
партийной организации и переходили в новое. Но в новом
помещении продолжали работать, и мы не сразу могли там
устроиться. В старом помещении телефон уже был снят, а в новое
мы не успели еще его перенести. Несколько раз в течение дня нам
пытались звонить, чтобы сообщить нам о готовящемся скандале, но
вследствие указанных обстоятельств не могли дозвониться.
Так как мы не знали о готовящихся событиях, то случилось
так, что на собрании присутствовала только очень слабая наша
дружина. Не было даже целой сотни. Присутствовавший отряд
насчитывал всего 46 человек. Наш осведомительный аппарат в то
время был налажен еще плохо, и при тогдашней службе связи мы в
течение какого-нибудь одного часа не в состоянии были
мобилизовать достаточное подкрепление. К тому же в прошлом не
раз бывали ложные тревоги и получавшиеся сведения не
оправдывались. Недаром старая пословица говорит, что заранее
назначенные революции никогда не происходят. Это правило
подтвердилось и на опыте наших собраний.
В результате всех этих обстоятельств мы не смогли принять
всех тех мер, которые были бы приняты, если бы мы
заблаговременно знали о готовящемся.
Данное помещение к тому же казалось нам менее удобным для
упражнения красных. Обыкновенно мы больше боялись за цирк,
вообще за собрания, происходившие в более крупных помещениях.
Но в этот день мы получили урок, убедивший нас в противном. Все
эти проблемы мы впоследствии изучили досконально, можно
сказать, научно. Результаты, к которым мы пришли, были крайне
поучительны и сослужили большую службу нашим отрядам
штурмовиков на будущее.
Когда я в три четверти восьмого вошел в небольшой зал,
прилегающий к главному помещению, где должно было происходить
собрание, не было уже никаких сомнений в том, что красные
действительно подготовили провокацию. Главный зал был уже
переполнен, и полиция больше никого уже не пускала. Противники
явились очень рано и заняли много мест в зале. Большинство же
наших сторонников уже не могли проникнуть в помещение собрания.
Наш маленький отряд штурмовиков поджидал меня в небольшом зале,
прилегавшем к главному помещению. Я приказал закрыть двери,
ведущие в главное помещение, и решил переговорить сначала с
моими штурмовиками. Без дальних слов я объяснил своим молодцам,
что сегодня им вероятно впервые представится случай показать на
деле, насколько они преданы нашему движению. Я заявил, что
никто из нас не должен и не смеет покинуть зал собрания - разве
