что его вынесут оттуда мертвым. Я сказал им, что сам я во что
бы то ни стало останусь в зале собрания и надеюсь, что никто из
них меня не покинет. Если же я замечу, что кто-нибудь из них
струсит, то я лично сорву с него повязку и отниму у него
партийный значок. Затем я дал им приказ при первых же попытках
внести беспорядок в собрание моментально наступать, памятуя,
что наступление есть лучшая защита.
Ребята ответили мне троекратным "ура". Голоса их были
взволнованы.
Вслед за этим я попал в большой зал. Теперь я мог
собственными глазами убедиться в том, какая создалась ситуация.
Противники сидели густыми рядами и пытались пронзить меня уже
одними взглядами. Многие из них смотрели на меня с нескрываемой
ненавистью, а другие стали делать совершенно недвусмысленные
замечания с мест. Сегодня нам "приходит конец", сегодня нам
"раз навсегда" закроют рот; многие намекали на то, что нам
прямо "выпустят кишки" и т. д. в том же духе. Господа эти
слишком были уверены в своем перевесе сил и чувствовали себя
соответственным образом.
Тем не менее собрание было открыто, и я приступил к
докладу. Мой стол в этом помещении обыкновенно ставился в
середине зала вдоль его большой стены. Таким образом я
обыкновенно находился в самом центре аудитории. Этим может быть
и объясняется то обстоятельство, что в данном зале мне
удавалось вызвать настроение более подъемное, чем в каком-либо
другом.
На этот раз перед самым моим носом, особенно слева от меня
сидели сплошь противники. Это были все физически крепкие люди,
главным образом молодежь с фабрик Кустермана, Маффея и др.
Вдоль всей левой стены зала они сидели очень густо, и ряды их
доходили вплоть до моего стола. Я сразу заметил, что они стали
накапливать около своих скамей возможно большее количество
кружек из-под пива. Они заказывали все новые и новые порции, а
опорожненные кружки ставили под стол. Так накопили они целые
батареи кружек. Трудно было ожидать, что при таких
обстоятельствах дело может кончиться сколько-нибудь
благополучно.
Тем не менее я уже успел проговорить около полутора часов
- несмотря на все цвишенруфы. Начинало уже казаться, что мы
овладели полностью положением. Вожаки, присланные для
устройства скандала, по-видимому сами начали так думать. Это
видно было по тому, как они становились все более и более
беспокойными, куда-то выходили, затем вновь возвращались и все
более и более нервно о чем-то нашептывали своей пастве.
Парируя один из цвишенруфов, я допустил небольшую
психологическую ошибку и сам почувствовал это тотчас же после
того, как слова слетели с моих уст. Это и послужило сигналом к
началу скандала.
Раздалось несколько гневных выкриков, и в этот момент
какой-то субъект внезапно вскочил на стул и заорал "свобода".
По этому сигналу печальные рыцари "свободы" и приступили к
делу.
В течение нескольких секунд весь громадный зал превратился
в свалку. Кругом - дико ревущая толпа, над головами которой как
снаряды летают бесчисленные глиняные кружки. Улюлюканье, крики
и вопли, треск сломанных стульев, звон разлетающихся вдребезги
кружек, словом ад!
Таков был этот сумасшедший спектакль. Я остался
невозмутимым на своем месте и смог отсюда наблюдать, как
превосходно исполняли свои обязанности мои молодцы.
Посмотрел бы я в аналогичной обстановке на любое
буржуазное собрание!
Скандалисты еще не успели войти в роль, как мои штурмовики
(так суждено было называться им с этого дня) уже перешли в
наступление. Как стаи разъяренных волков устремились на них мои
штурмовики, группируясь маленькими кучками по 8-10 человек.
Немедленно мои молодцы стали выкидывать скандалистов из зала.
Уже минут через пять со всех моих молодцов струилась кровь.
Многих из этой дружины я впервые тогда как следует узнал. Во
главе их стоял мой храбрый Морис. Затем я тут впервые узнал
Гесса, который ныне является моим личным секретарем, и многих,
многих других. Даже те из них, которые были ранены тяжело,
продолжали драться, пока сколько-нибудь держались на ногах.
Весь этот ад продолжался почти 20 минут. Затем однако,
противники, которых было не меньше 700-800 человек, были выбиты
из зала и летели стремглав с лестницы. Только в левом углу зала
еще держалась большая группа противников, оказывавшая
ожесточенное сопротивление. В это время у входной двери по
направлению к трибуне раздалось два револьверных выстрела,
после чего поднялась бешеная пальба. Мое сердце старого солдата
испытало настоящее удовольствие. Обстановка начинала напоминать
настоящую перестрелку на фронте.
Кто именно стрелял, уже нельзя было понять. Ясно было
только одно, что с этой секунды ярость моих обливающихся кровью
ребят только усилилась. В копне концов им удалось справиться с
последней группой противников и полностью очистить зал.
С момента начала боевых действий прошло примерно 25 минут.
Теперь зал выглядел так, будто в нем только что разорвалась
граната. Многим из моих сторонников пришлось сделать перевязки
тут же на месте, других пришлось, увезти в больницу. Но
господами положения остались мы. Председательствовавший на этом
собрании Герман Эссер встал и невозмутимо сказал: "Собрание
продолжается. Слово имеет докладчик". И я продолжал.
Когда мы уже закрыли собрание, внезапно вбежал
возбужденный полицейский чиновник и, дико размахивая руками,
закричал: "Собрание распускаю".
Невольно расхохотались мы при виде этого запоздавшего
блюстителя порядка. Как похоже это на этих героев! Чем мельче
масштаб эпос господ, тем больше они важничают и встают на
ходули.
Многому важному научились мы в ходе этого собрания.
Противники тоже однако получили уроки, которые не скоро забыли.
До самой осени 1923 г. местная с.-д. газета ("Мюнхенская
почта") не решалась нам больше угрожать "мускулистой рукой
рабочего".
ГЛАВА VIII. СИЛЬНЫЕ БОЛЬШЕ ВСЕГО КРЕПКИ СВОЕЙ САМОСТОЯТЕЛЬНОСТЬЮ
Выше я упоминал о блоке немецких патриотических союзов.
Здесь я хочу коротко остановиться на проблеме таких блоков
вообще.
Обыкновенно под блоком понимают соглашение нескольких
союзов или организаций, которые, чтобы облегчить свою работу,
вступают в известное сотрудничество, создают общие руководящие
органы с большей или меньшей компетенцией и затем приступают к
совместным действиям. Уже из одного этого ясно, что тут дело
должно идти о союзах или партиях, цели и пути которых не должны
слишком отличаться друг от друга. Обыкновенно так и считают.
Средний обыватель бывает обыкновенно очень обрадован, когда
слышит, что такие-то и такие-то организации наконец образовали
блок, отодвинули на задний план "все то, что их разъединяет", и
выдвинули вперед "то, что их объединяет". При этом обыкновенно
полагают, что в результате такого объединения непременно
получается невесть какое увеличение сил, что слабые дотоле
отдельные группы теперь внезапно выросли в огромную силу.
По большей части это совершенно неверно.
Чтобы как следует разобраться в этой проблеме, по-моему,
надо прежде всего поставить себе вопрос: если данные группы и
организации утверждают, что все они преследуют одну и ту же
цель, то как же, спрашивается, объяснить самый факт
возникновения различных организаций? Ведь логика, казалось бы,
говорит за то, что если цель совершенно одинакова, то нет
никаких разумных оснований для возникновения нескольких
организаций, преследующих одну и ту же цель.
Обыкновенно так и бывает, что данную определенную цель
сначала преследует только одна организация. Один определенный
деятель, познав определенную истину, провозглашает ее в
определенной среде, а затем вызывает к жизни движение,
призванное бороться за осуществление этой цели.
Так и создается союз или партия, которые в зависимости от
своей программы либо ставят себе задачей устранение
определенных существующих порядков, либо стремятся к созданию
новых порядков в будущем.
Раз такое движение вызвано к жизни, оно этим самым
практически приобретает права приоритета. Казалось бы,
что все люди, преследующие такую же цель, должны бы без дальних
слов просто-напросто примкнуть к уже существующему движению,
стараясь его усилить и тем приблизить достижение обшей цели.
На деле это зачастую получается не так. И причин для этого
две. Одна из них заслуживает название трагической; другая же
заложена в человеческих слабостях, в жалких чертах характера
иных людей.
Глубочайшей основой обеих этих групп явлений я считаю
факторы, сами по себе способные увеличивать силу воли, энергию
и интенсивность действий людей, а тем самым стало быть
способные приблизить разрешение возникающих проблем и в
последнем счете содействовать повышению человеческой энергии.
Трагическую причину того, что при разрешении определенной
задачи дело не ограничивается одной единой организацией, мы
видим в следующем. Каждое действие большого стиля на нашей
земле обыкновенно является выражением стремлений, давно уже
живущих в миллионах сердец. Бывает даже и так, что какое-либо
страстное стремление к разрешению определенной проблемы живет в
сердцах миллионов людей в течение целых столетий. Люди все
больше и больше чувствуют непереносимость таких-то и таких-то
несправедливостей, стонут под игом этих несправедливостей, а
внешнее выражение этих стремлений все еще заставляет себя
ждать. Бывает и так, что народы, стонущие под игом таких
несчастий, в течение очень долгого срока не находят никакого
героического разрешения проблемы. Такие народы мы и называем
импотентными. Если же у данного народа достаточно жизненной
силы и энергии, тогда в его среде непременно найдется
отмеченный божьим перстом человек, который покажет правильную
дорогу к освобождению, к исполнению заветной мечты, к
устранению горькой нужды, к успокоению исстрадавшейся души
миллионов и миллионов.
Поэтому вполне в порядке вещей, что в деле разрешения
таких великих проблем эпохи неизбежно участвуют тысячи и тысячи
людей, как неизбежно и то, что очень многие считают именно себя
призванными показать людям дорогу. Сама судьба по-видимому
выдвигает очень много кандидатур, предоставляя затем в
свободной борьбе сил победить тому, кто способней, кто крепче.
Этому последнему жизнь тогда вручает окончательное разрешение
соответствующей проблемы эпохи.
Так бывало и в области религии. Люди испытывали глухое
недовольство данным положением вещей в течение долгих столетий.
Все это время они страстно стремились к обновлению. Это
напряженное стремление людей к одной цели неизбежно выдвигало
из их среды десятки деятелей, каждый из которых чувствовал себя
призванным показать дорогу и найти выход религиозному
недовольству. Многие из этих людей считали себя пророками
нового учения и многие из них во всяком случае становились
выдающимися борцами в этой области.
Конечно и здесь в силу естественного порядка вещей великая
миссия в конце концов выпадает на долю самого сильного. Однако,
что самым сильным является именно данное единственное лицо, это
всем остальным претендентам становится ясно лишь с трудом.
Напротив, эти претенденты всегда сначала склонны думать, что
все они имеют одинаковые права стать главными выразителями
данного направления или настроения. Да и окружающий мир сначала
тоже с трудом разбирается в вопросе о том, кто же из
