взглядов. Но такие собрания конечно не представляли большой
важности. Важно было завоевать тех людей, которые до сих пор, в
силу всего своего воспитания, в силу традиций, находились в
лагере противника.
Теперь мы смогли использовать в интересах своей пропаганды
и прокламации. Еще состоя на военной службе, я составил листок
на тему "Брест-Литовск и Версаль", вышедший очень большим
тиражом. Теперь я переиздал эту прокламацию и для партии.
Результаты были превосходны. На первых наших собраниях все
столы обыкновенно были завалены всевозможными листками,
газетами, брошюрами и т Л. Но главное значение имело все-таки
только устное слово. Одна только устная речь и способна
производить коренной переворот в умах. Дня этого имеются
достаточно важные психологические причины.
В первой части настоящего сочинения я уже показал, что
главным фактором величайших мировых переворотов всегда бывала
устная речь, а не печатное слово.
По поводу этого моего утверждения в буржуазной печати
поднялась дискуссия. Часть наших буржуазных мудрецов сочла
необходимым выступить с возражениями. Но каков был реальный
повод для этих возражений? Уже сами мотивы, по которым эти
господа выступили против меня, говорят о их неправоте и моей
правоте. На деле буржуазная интеллигенция протестует против
этого моего взгляда только потому, что сама она абсолютно
лишена дара устного воздействия на массу. Наша интеллигенция
целиком отдается писательской деятельности. Агитаторская устная
речь - не ее профессия. По мере того как наша интеллигенция
отучалась говорить с народом, она неизбежно теряла и в конце
концов совершенно потеряла способность понимать психологию
массы.
Оратор, выступивший перед народной массой, читает на лицах
аудитории, насколько она понимает то, что он говорит, насколько
она ему сочувствует. Аудитория тут же вносит известные поправки
к тому, что говорит оратор. Между оратором и его слушателями
всегда существует известный контакт. Ничего подобного не может
сказать о себе писатель. Ведь он своих читателей по большей
части никогда даже не видит. Уже по одному этому писатель
неизбежно придает своим писаниям совершенно общую форму. Перед
его глазами нет той аудитории, которую он бы видел
непосредственно. Это неизбежно лишает печатное слово
достаточной гибкости, достаточного понимания психологических
нюансов. Блестящий оратор по правилу будет и недурным
писателем, а блестящий писатель никогда не будет оратором, если
только он специально не упражнялся в этом искусстве. К тому же
надо еще учесть, что масса косна и ленива. Она неохотно берет в
руки печатное произведение, в особенности если человек из массы
не убежден заранее, что в данной книжке он найдет именно то, во
что он сам верит и на что он сам надеется. Книги определенного
направления обыкновенно читаются только людьми, которые сами
принадлежат к этому направлению. Только прокламация или плакат
могут еще рассчитывать на то, что ввиду краткости этих
произведений они будут прочитаны иногда и противниками и тем
окажут на них мимолетное влияние. Рисунок во всех его формах,
вплоть до фильма, имеет уже большие шансы. Здесь человеку уже
не приходится много шевелить мозгами. Ему достаточно взглянуть
на рисунок и самое большее прочитать краткий пояснительный
текст к нему. Это не то, что прочитать целую книжку или
брошюру.
Рисунок действует на человека быстро, можно сказать, одним
ударом. Тут не нужно много времени, как это бывает при чтении.
Самое же важное это то, что печатное произведение может
попасть в различные руки, а формулировка ведь всегда остается
одна и та же. Между тем, мы знаем, что формулировка имеет
большое значение и что каждое произведение оказывает тем
большее влияние, чем больше оно приспособлено именно к данному
кругу читателей. Книжка, предназначенная для широких масс,
должна быть написана совсем в другом стиле, нежели книжка,
имеющая в виду только узкий круг высшей интеллигенции.
Только в немногих отношениях печатное произведение может
также приспособляться к своей аудитории, как и устное слово.
Каждому оратору приходится конечно много раз говорить на
одну и ту же тему. Но если он действительно великий и
гениальный народный оратор, то он сумеет тот же самый материал
все же разнообразить по форме. Такой оратор всегда чувствует
свою аудиторию, и у него непроизвольно появляются именно те
слова, которые нужны, для того, чтобы добраться до сердца
данной аудитории. Если ему случится чуточку ошибиться, то он
тут же это почувствует и сразу же сделает необходимую поправку.
Я уже сказал, что настоящий оратор по лицам своих слушателей
читает и видит, во-первых, понимают ли они то, что он говорит,
во-вторых, способны ли они внимательно следить за его
изложением, и в-третьих, убеждает ли то, что он говорит. Если
он замечает, что аудитория его не понимает, то он тотчас же
меняет тон и начинает говорить гораздо более просто и
популярно, так что его поймет самый отсталый слушатель. Если он
замечает, что аудитории трудно следить за всем ходом изложения,
он тут же изменит темп речи и начнет излагать свою мысль
медленнее, подробнее и схематичнее, пока не почувствует, что
аудитория теперь вполне спокойно следит за нитью доклада. Если
же он, наконец, почувствует, что аудитория не вполне убеждается
его аргументами, он станет приводить все новые и новые доводы и
примеры, станет разбирать ходячие возражения, невысказанные
сомнения и будет систематически разжевывать свою мысль вплоть
до того момента, когда почувствует, что в зале исчезли
последние остатки оппозиции, пока он опять-таки по лицам своих
слушателей увидит, что аргументация понята и принята и что
последние сопротивлявшиеся слушатели капитулировали.
Нередко оратору приходится наталкиваться на предрассудки,
являющиеся только продуктом чувства, а вовсе не разума.
Зачастую тут приходится встречаться с инстинктивным
недоброжелательством, бессознательной ненавистью, предвзято
отрицательным отношением. Преодолеть такие бессознательные
настроения гораздо труднее, чем побороть тот или другой
ошибочный принципиальный взгляд, покоящийся на непонимании,
скажем, той или другой научной истины.
Ошибочные научные взгляды, неправильное политическое
понимание можно побороть аргументами рассудка. Внутреннее
сопротивление людей, основанное на чувствах, этим путем не
преодолеешь никогда. Тут приходится действовать уже
исключительно только апелляцией к таинственной области чувств.
Такая задача уж совершенно непосильна писателю. Тут нужен
только оратор.
За примерами недалеко ходить. Вот перед нами стоустая
буржуазная пресса. Ее газеты ведутся очень ловко. Тиражи их
достигают многих миллионов. Пресса эта наводняет все углы
страны. И что же? Все это не мешает тем не менее широким слоям
народа оставаться непримиримейшими врагами буржуазного мира.
Вся эта газетная и книжная волна отскакивает от низших слоев
народа, как горох от стены. Все усилия нашего интеллектуального
мира в этом отношении пропадают даром. Что же это доказывает?
Одно из двух - либо то, что все печатные произведения
современного буржуазного мира совершенно никуда не годятся,
либо то, что печатные произведения вообще не доходят до сердца
широких народных масс. Последнее особенно верно, если печатные
произведения совершенно не соответствуют психологии массы, что
в данном случае и имеет место.
И пусть не говорят нам (как это сделала недавно одна
берлинская газета из лагеря дейч-национале), будто пример
марксизма и главного сочинения Карла Маркса опровергает наши
рассуждения. Нет ничего более поверхностного, как это ошибочное
утверждение. Свое гигантское влияние на массу марксизм на деле
получил не благодаря тем его печатным произведениям, в которых
изложено формальное учение еврейской мысли, а исключительно
благодаря грандиозной устной пропаганде, которая воздействует
на массы уже в течение многих лет. Можно ручаться, что из ста
тысяч немецких рабочих максимум сто человек знают Марксов
"Капитал". Это сочинение изучается главным образом только
интеллигенцией и в особенности евреями, а вовсе не широкой
массой сторонников марксизма из низших слоев народа. Да
сочинение это и написано вовсе не для широких масс, а
исключительно для еврейских руководителей, обслуживающих машину
еврейских захватов. В качестве топлива для всей этой машины
марксисты употребляют совсем другой материал, а именно:
ежедневную прессу. Марксистская ежедневная пресса радикально
отличается от буржуазной тем, что в марксистских газетах
пишут агитаторы, а буржуазную, с позволения сказать, агитацию
ведут писаки. Рядовой редактор социал-демократической
газеты приходит в помещение своей редакции прямо с народного
собрания. Он знает свою паству превосходно. Буржуазный же
писака вообще редко расстается со своим кабинетом. На народные
собрания он не ходит вовсе. А если и придет туда, то тут же
заболеет от одного плохого воздуха. Вот почему его печатное
слово остается совершенно беспомощным и бессильно оказывать
влияние на широкие массы.
Миллионы сторонников из числа рабочих марксизму дали не
печатные произведения марксистских отцов церкви, а неутомимая и
поистине грандиозная пропагандистская работа десятков тысяч
неутомимых агитаторов, начиная с самых крупных апостолов травли
и кончая мелкими чиновниками профсоюзов, мелкими секретарями и
дискуссионными ораторами.
Эта именно пропаганда подготовила тот контингент людей,
которые затем стали постоянными читателями
социал-демократической прессы. Да притом и сама эта пресса тоже
пишется больше на разговорном языке. В их газетах не пишут, а
"говорят". Деятели буржуазного лагеря - профессора, ученые,
теоретики, всевозможного вида писатели - иногда пытаются
выступать и как ораторы. Марксистские же ораторы почти всегда
выступают также и в роли писателей. В последнем случае дело
идет ведь главным образом об евреях.
Вот действительная причина того, почему буржуазный
газетный мир не в состоянии оказывать никакого сколько-нибудь
серьезного влияния на настроения самых широких слоев нашего
народа. Известную роль при этом конечно играет и то, что сами
эти газеты находятся в руках евреев, а эти последние совершенно
не заинтересованы в том, чтобы чему-нибудь хорошему научить
массу.
Крайне трудно бывает, как мы уже сказали, преодолевать
бессознательно враждебное настроение аудитории, предрассудки,
основанные на чувстве, предвзятые мнения, неясные ощущения и т.
д. Тут приходится считаться прямо таки с невесомыми факторами.
Чуткий оратор скажет вам, что успех собрания в немалой степени
зависит даже от такого фактора, как часы, когда это собрание
происходит. Тот же самый оратор, читающий тот же самый доклад
на ту же самую тему, оставит совершенно иное впечатление на
аудиторию, если собрание происходит в десять часов утра, или в
три часа дня, или вечером. Когда у меня не было еще
достаточного опыта, я сам назначал собрания на утро. И я очень
хорошо еще помню неуспех собрания, которое мы назначили утром в
помещении мюнхенского ресторана "Киндл" с целью протеста
"против безобразий в занятых иностранными войсками немецких
территориях". Это было тогда самое большое помещение в Мюнхене,
и риск наш бью довольно велик. И вот мы решили, что народу
