последняя инфузория разума в этом вселенском аквариуме безумия...
Сквозь туман я различаю стену. Я делаю несколько гребков. Стена
сложена из неровных камней, скрепленных, видимо, цементом. Это недавняя
постройка: нижние камни еще не успели обрасти скользкими прядями
водорослей. Это может быть волноломом, ограждением бухты или еще не знаю
чем. Я плыву вдоль стены, надеясь отыскать то, за что можно ухватиться. Я
чувствую себя лягушкой, плавающей в стеклянной банке. Но ей, лягушке,
гораздо легче - она хотя бы может передохнуть.
Мои опасения напрасны. Вскоре стена снижается и уходит под воду, в
этом месте ее не достроили до нужной высоты. Я слышу шум прибоя, значит,
берег недалеко.
18
Человек поднимает руку. Это приказ остановиться. Он выкрикивает
короткую рваную фразу на незнакомом мне языке. Язык груб и неровен. Я
останавливаюсь. Из пространства материализуются еще две темные фигуры; все
трое направляются во мне.
Они приближаются и кажется, будто я навожу резкость, фокусирую на
экране эти лица - одинаковые лица людей неизвестной расы. Еще одна ниточка
правды в легенде Александра - вот они, братья Керри.
"Братья" быстро и умело связывают мне руки за спиной. Я не
сопротивляюсь - кулаками защищается лишь тот, у кого нет головы.
Меня отводят к небольшому кирпичному дому с узкими окошками. Дом
напоминает миниатюрную тюрьму, напоминает сильно, до холодка в груди. По
дороге я пытаюсь завязать разговор, задавая вопросы по-английски. Мне
приказывают замолчать. Ну что же, язык они знают.
Мы входим в темный чулан - это камера, наверное, - и меня запирают. У
стены - деревянный топчан, здорово изъеденный чем-то. Снаружи уже совсем
светло, кажется, что прутья решетки даже отбрасывают тень. Нет, это
невозможно из-за тумана. За тонкой дверью - шаги, голоса, грохот чего-то
упавшего. Моя судьба кого-то серьезно интересует. Я съеживаюсь, легкий
сквозняк кусает мои намокшие плечи. Усталость сильнее холода. Я чувствую
тонкие, но сильные толчки пульса под мышкой, с каждым толчком мне все
больше хочется спать.
...Когда меня будят, мне холодно, как сосульке, объевшейся
мороженным; нет, сосульке все-таки легче, она привыкла к холоду. Пройдя
узкий коридорчик, я попадаю в океан тепла: комната, куда меня привели,
нагрета теплом живого тела, здесь на один-два градуса теплее.
- Присаживайтесь.
Я присаживаюсь. Стол, стул, лампа без абажура, свисающая на проводе с
потолка. Два окошка, почти не дающие света. Шкаф с выдвижными ящиками,
пронумерованными и обозначенными буквами английского алфавита. Зеленые
тусклые стены. На столе беспорядок бумаг и голубой глобус неизвестной мне
планеты. Своей нелепостью глобус напоминает плохую детскую игрушку. За
столом напротив меня провалился в кресло длинный парень лет двадцати. На
нем форма, видимо, военная. Он подстрижен кружком - одинаково со всех
сторон - но волосы на лбу уже вылезли. Рановато в таком возрасте.
- Ваше имя?
Я называю себя. Кто-то приоткрывает дверь и острая струйка холода
вгрызается мне в спину.
- Причины посещения Острова?
- Кораблекрушение. Я потерял направление в тумане и наткнулся на
стену. К берегу добрался вплавь. Очень промок, очень замерз и хочу есть. У
вас есть сухая одежда?
- Вы хотите сказать, что с вами плохо обращаются?
- А вы хотите сказать, что я сказал больше, чем я сказал?
Он молчит. Такой разговор ему не по душе. Значит, сейчас он начнет
меня пугать.
- Вы знаете, конечно, что всякий, кто проник на территорию Острова
без приглашения, совершил преступление?
Над его головой кружится муха. Мухам всегда нравилось приземляться на
лысины. Интересно, почему?
- В вашем вопросе мне больше всего понравилось слово "конечно". Вы
большой знаток человеческих душ.
Нет, больше я хамить не буду. Это примитивный стиль игры.
- А что вы сказали о приглашении? - я вспоминаю письмо, приглашавшее
меня насладиться прелестями Острова Воскресения. Теперь я чувствую себя
намного увереннее. - Да, у меня есть приглашение. Проверьте по своей
картотеке.
19
Главные вопросы задавать нельзя. Можно любые, кроме главных. Это еще
одно правило игры, которому научила меня жизнь. Это правило известно везде
- так играет и папуас и самоед, и, наверное, первые люди на земле играли
так же.
На Острове Воскресения я уже несколько дней. Все острова архипелага
носят одинаковое название, но только здесь этому придают значение. Я живу,
не задавая главных вопросов, поэтому на все остальные вопросы мне отвечают
охотно. Истина фантастична, но все же в нее можно поверить. Можно было бы,
если бы не главный вопрос.
Остров Воскресения довольно велик: около пяти километров в длину и
значительно меньше в ширину. Он действительно изогнут, как бумеранг, моя
карта оказалась верной. Это обычный вулканический остров с обрывами,
крутыми изломами спусков, каменными плитами, сдвинутыми в море. Кое-где
плиты совершенно плоские и их трещины напоминают узор на паркете. Второй
Остров Воскресения не так высок, как первый; он, вдобавок, разъедаем
беспокойной людской деятельностью. С утра до вечера сотни людей ломают,
рубят, пилят камни, отвозят камни на плотах в море и воздвигают стену.
Другие люди ныряют на мелководье и поднимают со дна плодородный морской ил
в корзинах. Может быть, это и не ил, но пахнет он препротивно. Остальные
занимаются земледелием или военными упражнениями. Некоторые готовят новую
Великую Революцию и никто этому занятию не мешает. Последняя Великая
Революция свершилась здесь четыре года назад.
Все жители острова похожи друг на друга. Я постоянно ошибаюсь, видя в
каждой женщине Керри. Вначале я объяснил это сходство вырождением
нескольких тысяч людей, оторвавших себя от человечества, но потом стал
думать иначе.
На Острове нет кладбища, нет и отдельных могил. Более того, здесь нет
и стариков. Все молоды, здоровы и красивы. По мощеным улицам бегает немало
крепких малышей. Местные жители объясняют это просто: он уверены в
собственном бессмертии. Я могу поверить по многое, но не в это, поэтому я
пытался проверить эту сказку. Никто из взрослых не назвал мне свой точный
возраст - бессмертные лет не считают; я называл события мировой истории,
никто не слышал об этих событиях.
Мое приглашение на остров оказалось настоящим. Нашлась даже копия
того странного письма.
Письменность здесь несколько отклонилась от мировой линии развития, в
частности, здесь исчезли знаки препинания. Когда-то эти знаки были
отменены декретом президента, как бесполезные. Никто не помнит, как давно
это случилось. Понятно, счета лет здесь не ведут. Здешний президент -
похоже, человек простой, не заносчивый. Я приглашен к нему в гости. Завтра
за мной пришлют машину.
20
Мы ничего не говорим вот уже несколько минут. Клубящийся жаркий
полдень заглядывает к нам на балкон, но не решается войти, пугаясь мягкой
струящейся тени широких виноградных листьев. На деревянных перилах балкона
кто-то выцарапал имя - может быть, свое, может быть, чужое - Энн. Странно,
но это успокаивает, лишает желаний, упрощает жизнь. Двор внизу вымощен
каменными плитами; плиты лежат не плотно, погруженные в зеленые пушистые
квадраты разрастающейся травы. В центре двора травы немного, но по краям
вечная природа окончательно расправляется с бренным творением рук
человеческих. Через двор изредка проходят люди в форме. У самых ворот
сидит женщина с девочкой на руках. Как все женщины здесь, и мать, и дочь,
похожи на Керри, но не очень из-за полноты. Зато друг на друга они похожи,
как два фотоснимка, сделанные с одного негатива. Дочь держит на коленях
куклу, тоже пухленькую и очень похожую на свою хозяйку.
Я рассматриваю эту идиллию без всякой нежности или других добрых
движений сердца. Для меня эта троица - символ бесполезности в жизни. Ты
рождаешься в муках, живешь в муках и умираешь в муках только затем, чтобы
создать точную свою копию, которая тоже не будет знать ничего, кроме мук -
больших или меньших, иногда называемых счастьем - и тоже создаст новую
копию себя. И так без конца. Без цели. Без смысла. Без спасения.
В траве лежит ярко-рыжая кошка с котятами. Котята переползают через
нее, падают, переползают снова. Ее голова поднята и неподвижна; взгляд
спокоен, как взгляд сфинкса. Эти огоньки жизни притягивают меня гораздо
больше; мне кажется, я уже люблю их, хотя смогу забыть через минуту.
Мария нарушает тишину:
- Почему вы молчите?
Я отвечаю своим мыслям:
- В человеке так мало любви, что ее хватает лишь на маленьких
созданий, например, на кошек.
- Совсем напротив. Человек переполнен любовью, как чаша. Любовь
переливается через край и ее капли падают на братьев наших меньших.
- Это совершенно религиозная точка зрения может быть у меня?
Мария - президент Острова. То, что президент оказался женщиной, было
для меня совершенной неожиданностью. Мария еще и глава здешней религиозной
общины: Великая Сестра Церкви Воскресения. Мария так похожа на Керри, что
мне страшно смотреть в ее сторону. Почему-то Керри, распыленная в сотнях
чужих лиц, притягивает меня сильнее, чем настоящая Керри. Душа всегда
стремится к невозможному - к звездам, к любви, в истине - а находит лишь
деньги, секс и сводки последних новостей. Жаль.
- А какая же еще точка зрения может быть у меня? И чего вы,
собственно, хотите?
- Я хочу, чтобы вы рассказали мне правду. Вы сможете сделать это
лучше, чем кто-то другой.
- Хорошо, может быть, вы здесь именно для этого.
- А что означают слова "может быть"?
- Может быть, это веление судьбы, но мы ведь не знаем, чего хочет
провидение. Вы верующий человек?
- Немного.
- Немного. Тогда истины, которые я сообщу вам, не особенно обидят
вас. Наша церковь - церковь Святого Воскресения - утверждают догматы,
которые вы, возможно, и не примете сердцем вначале. Известно ли вам, что
Сын Божий воскрес в субботу, на день раньше того часа, когда Мария из
Магдалы вошла в его гробницу?
- Мне это кажется не совсем вероятным. Но я слушаю вас.
- Вы спросите, а где же он находился в субботу, и почему он не явился
раньше своим ученикам. Дело в том, что сразу же после своего воскресения
он посетил наш остров, который с тех пор носит это имя. На острове он
явился человеку по имени Взок и дал ему дар бессмертия. Взок почитается у
нас как главный святой. С тех пор люди на острове вечно молоды, но не все
люди, а лишь те, кто приобщился к нашей вере и строго блюдет все ее
предписания. Иногда встречаются отступники, но они быстро умирают,
наказанные гневом божьим.
- А почему же вы не несете свой дар всему человечеству?
- Человечество погрязло в грехах. Как только человек из вашего
греховного мира встречается с просветленным братом церкви Святого
Воскресения, он умирает.
- А если встречается с просветленной сестрой?
- Мне не нравится ваша ирония. Это не имеет значения: после встречи с
членом на-шей церкви грешник всегда умирает.
- Тогда у меня есть к вам два вопроса: первый, почему все члены
церкви так похожи друг на друга, и второй, почему погибла девушка,
отправлявшая почту?
- На это нетрудно ответить: каждый человек, принявший нашу веру,
становится подобен своим братьям, вначале душой, затем и телом; что
касается второго вопроса, то мы бессмертны лишь в том отношении, что мы не
