- Тогда я знаю, кто ты. Ты богиня, только богини живут всегда.
- Нет, неправда. Их забывают. Ты знаешь, сколько их уже забыто?
- Не знаю, Керри. А ты знаешь?
- Я знаю.
- Откуда?
- Но я ведь живу всегда, - она смеется.
- Ты зря смеешься. Я ведь умею разгадывать тайны.
- В этом нет никакой тайны, Генри. Спроси любого, и он скажет тебе,
что я живу всегда.
Она впервые назвала меня по имени. Она, похоже, намного моложе меня,
потому и не говорит и своем возрасте. Правильно, лучше говорить на равных.
Я ощущаю волну беспечной и какой-то детской радости, но быстро гашу в себе
это чувство. Мне пришлось пройти сквозь многое в этой жизни - в этой,
такой несовершенной, что каждый еще надеется на другую, лучшую. Испытания
либо ломали меня, либо делали меня тверже. Все же ломали, несколько раз.
Из этого я вынес убеждение: силен только тот, кто не имеет привязанностей.
Судьба, и те люди, которыми она пользуется, всегда бьет в саму слабую
точку, и ломает тебя, никогда не убивая, к сожалению. Она бьет по тем
людям, которых любишь ты. И ты можешь вынести все, но не это, и тогда ты
смиряешься, и вырываешь с корнем маленькое гордое деревце своей свободы и,
спустя много лет, сажаешь его снова. Но оно растет слишком медленно.
Свободен лишь тот, кто не имеет привязанностей.
- Почему ты молчишь? Ты думаешь обо мне?
- О твоих словах.
- Ну и что же?
- Свободен только тот, кто никого не любит.
- Но тогда зачем тебе твоя свобода?
Действительно, зачем? Я впервые спрашиваю себя об этом и не нахожу
ответа. Зачем, ведь миллиарды людей живут одинаково, как муравьи под
трухлявым пнем, и думают, и двигаются, и рождаются, и умирают одинаковые,
как муравьи. Пожалуй, большинство из них счастливы. Счастье - это так
просто, и так недоступно, если ты не можешь быть прост.
- Сегодня я провожу тебя, Керри.
Она отказывается. В ее голосе звучит нечто, напоминающее металл. Я не
ожидал этого.
- А хочешь, я разгадаю твою тайну?
- Нет, - на этот раз мягче.
- Разгадывать совсем несложно, Керри. Только что ты призналась, что у
тебя есть тайна. Не спорь, призналась. Ты не хочешь, чтобы я проводил тебя
- ты не хочешь, чтобы я знал, где ты живешь. Уходя, ты всегда переходишь
на тот берег ручья, а ведь в той стороне никто не живет.
- Я иду в город.
- Босиком по песку? Ты доберешься только к вечеру.
- У меня есть лодка.
- Почему же ты не оставляешь ее здесь?
- Я прихожу сюда по утрам потому, что здесь тихо. Это самое тихое
место на острове. Я не хочу разогнать тишину шумом мотора. Ты не умеешь
разгадывать тайны.
- Нет, Керри, я просто еще не начал. Если ты встречаешь сразу две
тайны, это значит, что ты встретился с одной, пустившей ростки в разные
стороны. Копай посредине и ты найдешь ответ.
В ее глазах испуг. Похоже, я угадал.
- На этих островах две тайны, Керри. Одна - это ты, странная женщина,
которую все видят, но о которой никто не знает ничего, я ведь спрашивал;
вторая - это остров, вон там, за горизонтом. Ты приезжаешь оттуда?
- Нет... Да.
- Значит, мне можно тебя проводить?
- Нельзя.
- Как знаешь. Но будь осторожна. Ты заметила новые палатки на
побережье - там, где кончается лес?
- Я знаю, Генри. Ты хочешь сказать, что эти люди опасны.
- Тогда в следующий раз подходи сразу сюда. Хорошо?
- Хорошо.
- Ты обещаешь?
- Да.
- Можно тебя поцеловать?
Ее губы сухие и жесткие. Я поднимаю глаза, солнце, наконец, стало
круглым; туман уходит; первый несмелый ветерок сегодняшнего утра уютно
устроился в ее волосах...
- Смотри-ка, у тебя седой волос... - я провожу ладонью.
- Нет! Не может быть...
- Не волнуйся, это всего лишь седой волос, - я снова провожу ладонью
по ее коротким жестким волосам.
Она отворачивается, садится на песок и закрывает лицо руками.
Кажется, она плачет. Нет, женщин понять невозможно.
7
...Большую группу рабочих судоремонтной фирмы "Тосеко"...
В комнатах снова бубнит радиоголос. Кажется, Александр не любит
тишины. Это понятно, ведь дом оставался пуст очень долгое время. Я лишь
случайный человек, я пришел и уйду, а он снова останется один в большом
неуютном доме, пропитанном спокойствием и тишиной. Он будет бродить по
комнатам, наводить порядок, выметать пыль и тишину. Но тишины все равно
останется много.
...Глиняные зверюшки соседствовали на столе...
...Ясные цвета терракоты...
Я чувствую, что сосредоточиться мне не удастся. Собственно, в этом и
нет никакого смысла. Что толку во всех моих мыслях и планах? Даже если я и
напишу свою картину, это никого не сделает счастливее ни на йоту, даже
меня самого. Хорошо хоть, что я не ученый, изобретающий всю жизнь
какую-нибудь сверхужасную бомбу, а потом испытывающий ее на нашей и так
замученной войнами планете. Не пропадать же бомбе.
Я безопасен и бесполезен...
- Александр, а ведь вы соврали! Шестой остров существует. И та
девушка, с берега, каждый день приезжает оттуда к нам. Почему же острова
нет на картах?
Александр вздыхает и отвечает мне совсем официально, он обижен:
- Остров не обозначен на туристических картах потому, что он
непригоден для туризма.
- Но зачем же такая секретность? Знаете, Александр, я пожалуй, съезжу
туда просто из любопытства. А вы сами были там?
Александр, похоже, в растерянности. Сейчас я вытащу из него то, что
он знает.
- Вы не поедете туда. Остров опасен.
Я делаю небольшой мысленный расчет. Нет, не так уж опасен, если там
живет Керри. Впрочем, я никуда не собираюсь ехать.
- То, что он опасен, я знаю сам. Мне кажется, вы знаете что-то более
интересное.
Александр соглашается. Он начинает говорить - вначале медленно,
неловко и неуклюже пытаясь подбирать слова; затем его лицо освещается
теплым огнем воспоминаний; в его глазах появляется отражение жизни, долгой
жизни, - оно такое же, как и сама жизнь: уродливая пародия на
совершенство.
Тот остров всегда жил своей жизнью. О людях оттуда всегда
рассказывали, как помнит Александр, самые жуткие и неправдоподобные
истории. Одну из истории он рассказал мне; сначала я воспринял это как
сказку, но в этой сказке слишком многое сходилось с реальностью, с теми
обрывками знания, которые я уже имел. За сказкой стояла правда, некая
невидимая пока правда, я чувствовал ее, как чувствуют солнечный свет
сквозь закрытые веки...
...Когда-то, очень давно, в Острова пришли две лодки. В лодках было
шестеро мужчин и одна женщина. Никто не сомневался, что это братья и
сестра: они были очень похожи друг на друга. Они поселились на побережье,
в доме на окраине совсем еще маленького в те времена города. Многие
относились настороженно к чужакам, но были у них и друзья. Чужие люди вели
себя странно: они были безразличны к деньгам, не ходили в церковь и
говорили, что знают секрет вечной жизни. Может быть, этим они и привлекали
к себе людей: кому же не хочется жить вечно? Постепенно в доме на окраине
стали собираться люди, в основном старики, которые растратили свой ум с
годами, и теперь ждали чуда. Но чудес не происходило старики умирали.
Умирали слишком часто, местный врач подозревал что-то, но сделать ничего
не мог: старики умирали именно от старости. Вскоре дом на окраине стали
обходить стороной. Но этим дело не кончилось.
Спустя полгода, начали умирать не старые люди, все, которые
когда-либо посещали тот дом. Они умирали странным образом: старели и очень
быстро умирали от старости. Сколько бы им ни было лет - тридцать, сорок
или пятьдесят - они превращались в стариков за несколько месяцев: у них
седели волосы, выпадали зубы, слезились глаза. Тогда кто-то из тех людей,
которым уже нечего было терять, взял винтовку и отправился к дому на
окраине. За ним пришла большая толпа, но люди боялись и оставались в
стороне.
Из дома вышел один из братьев, он был одет во все черное. Старик
прицелился и выстрелил, но черный человек только рассмеялся. Он сказал,
что у них на острове все бессмертны; но, чтобы оставаться молодыми, им
нужно отнимать чужую жизнь. И тогда люди испугались и никто ничего не
сделал черному человеку. Потом эти люди уехали, мужчины больше не
возвращались, но женщина стала приезжать на Остров очень часто. Она только
заходила на почту и гуляла по берегу - ничего больше. На почте она
отправляла конверты, но никогда не получала ответов. На конвертах были
странные рисунки, похожие на листья папоротника.
Я перебиваю Александра:
- И еще одно: когда она подписывала конверт, то не ставила ни точек,
ни запятых, правильно?
- Да. Это та самая женщина, которую вы встретили на берегу.
- В этом случае ей должно быть лет сто.
- Больше. Она живет вечно. Каждые десять-пятнадцать лет она снова
молодеет и становится совсем юной, как девочка. И в это время стареет
кто-то из людей на Острове.
- Вы видели хотя бы одного такого человека, Александр?
- Да, однажды. Он и рассказал мне эту историю. Я был очень молод
тогда. Наши семьи жили по соседству. Я прекрасно помню, как он состарился
и умер меньше, чем за год.
- Но тогда, выходит, я в большой опасности?
- А вы не смейтесь. Посмотрите в зеркало на ваши виски. ВЫ слишком
быстро начали седеть.
8
Неделю спустя. Восьмой день. Понедельник.
Все это время я не видел Керри, она просто не приезжала на Остров.
Это немного выводит меня из равновесия; я понимаю, что потянул за звено
цепи, на конце которой может быть все, что угодно. В рассказ о бессмертных
людях я не верю, но что-то серьезное здесь все же происходит и, возможно,
я нахожусь в центре этого водоворота - не в самом безопасном месте.
Сегодня, около шести утра, когда небо только начинало светлеть и
первые птицы пробовали свои голоса, я услышал звук мотора, и эта
механическая трель была красивее трелей всех птиц мира. Через полчаса я
уже спускался к пляжу, я пересек ручей - особенно теплый и быстрый сегодня
- и, раздвинув матовые молочно-зеленые ленты лиан, пошел через лес
короткой дорогой. И тут я услышал удары топора.
Я выхожу на пляж; вся компания уже в сборе. Айзек разговаривает с
незнакомым мне отвратительным типом, остальные воздвигают на песке что-то
напоминающее китайскую пагоду, основательно разрушенную землетрясением.
Очевидно, здесь будет большой костер. Три лодки вытащены на песок. Ребята
хотят немного пожить дикой жизнью, иначе они разорвутся от распирающих их
диких инстинктов. Я не раз встречал подобных людей, они все одинаковы, в
воем роде; у каждого из них жена и дети, двое скорее всего, и каждый из
них рад избавиться от своей семьи хотя бы ненадолго. Милая мужская
компания.
Отвратительный тип, с которым слегка поругивается Айзек, выглядит
иначе. На нем обвислый спортивный костюм, разрисованный цветными полосами
без всякого порядка и понимания высокой сущности красоты; сам тип невысок
и квадратен, особенно квадратна его нижняя челюсть невероятных размеров.
Его рот все время полуоткрыт, так, что кажется вот-вот потечет слюна.
Прекрасная натура. Если бы я был авангардистом, я бы изобразил его в виде
квадрата, пожирающего юных невинных треугольничков. Треугольнички,
пожираемые живьем, будут желтого цвета.
Айзек манит меня пальцем - жест совершенно хамский: так добрая
мамочка подзывает своего провинившегося оболтуса. Такие вещи прощать
нельзя. Маленький Принц был прав, каждый день вырывая ростки баобабов,
