конец. Это полностью объясняет действия полиции и поведение доктора
Хольта. Объясняет, но не извиняет. На Острове я не видел никого с
симптомами болезни, наверное, таких больных переселяют в другое место или
уничтожают. Скорее всего уничтожают: никакие гуманные законы внешнего мира
здесь силы не имеют. Хотя здесь есть удобное место для отселения -
небольшой остров примерно в двух километрах от восточной стены. Несколько
сот человек могли бы прожить там, наверное если им не нужно долго жить.
Люди, у которых остались считанные недели жизни. Может быть, среди них
есть Керри. Бедная, она так плакала из-за первого седого волоса. Это было
прощанием с жизнью - я думаю, она никогда не верила с свое бессмертие.
Лекарство, которое эти несчастные получают в церкви, скорее всего
позволяет прожить несколько лишних лет, но никого не излечивает. Вирус,
живущий у них в крови уже много поколений, делает их похожими друг на
друга - это еще один симптом болезни - что-то вроде выпученных глаз при
недостатке гормонов. Итак, человек живет лет 25 или 30, затем быстро
стареет и умирает. Если заболевает старый человек, то он умирает сразу.
Найти лекарство от этого так же невозможно, как найти лекарство от
старости. А что случится, если болезнь проникнет в наш мир?
Но есть и еще одна загадка - кажется, я перестал стареть. В последние
дни я выгляжу почти что так, как до болезни. Прибавилось немного седых
волос, вот и все. Я чувствую выздоровление, я не ошибаюсь. Значит, этим
можно переболеть и остаться жить. Но тогда почему же не выздоравливает
никто из островитян? Не выздоравливает, не смотря на лекарства. Сейчас я
не могу решить эту проблему. Может быть, мне поможет время.
Я замечаю невдалеке тонкую полоску света. Я присматриваюсь и полоска
превращается в прямоугольник. Мои глаза уже достаточно привыкли к темноте.
Я подхожу, ступая очень медленно и осторожно, чтобы ничего не перевернуть.
Это именно то, что мне нужно - дверь в соседнюю комнату.
23
Я стою, глядя в окно. Окно - это, пожалуй, преувеличение: все окна на
Острове представляют собой маленькие и узкие полоски, в которые может
пролезть разве что кошка. Такой архитектурный стиль легко объясним: на
Острове нет и не может быть собственного производства стекла.
Из окна виден мой дом - тот кирпичный кубик, который мне предоставили
в пользование. На пороге дома сидят два человека в форме. Еще двое только
что вошли внутрь. Тут брат Патрик просчитался - меня так просто не
поймать.
Я заранее знал, что это случится. На острове, который все еще живет в
эпоху веры, могут оставить в живых целую банду убийц, но никогда -
еретика. Они буду ждать меня до самой ночи, а завтра с утра начнут поиски
и облавы. Значит, я должен уйти ночью.
Здесь запрещено выходить на улицы после захода солнца. Это что-то
вроде комендантского часа. Правда, некоторые все же нарушают комендантский
час. Если они попадаются, то их отправляют на строительство стены.
Отправка на работы заменяет здесь любые наказания; работа на строительстве
очень тяжела и мучительна, но, я слышал, некоторые отправляются на стену
добровольно, из патриотических убеждений. Это всячески поощряется и
поддерживается. Позавчера я был на уроке в местной школе: дети с пафосом
декламировали убийственно-беспомощное, но осень восторженное стихотворение
о священном долге постройке стены. Зачем нужна эта стена, никто не мог
объяснить. Просто нужна и все. Хотя бы для того, чтобы было, куда ссылать
преступников.
Зачем нужен комендантский час, я все же понимаю. По ночам должны
отлавливать тех, кто уже начинает стареть. Эта работа не терпит
отлагательств; наверное, "стариков" ловят каждую ночь, ведь, если опоздать
на несколько дней, то болезнь будет видна всем. Иногда, я думаю, кто-то из
тех заболевших догадывается об истинном положении вещей и прячется от
ночных облав. Но здесь спрятаться некуда. Если такой человек успевает все
же заметно состариться, то его объявляют отступником и оставляют умирать
на глазах у всех. Правда, это лишь мои догадки, - того, что будет
происходить ночью, я не знаю.
Я смотрю на небо, затем отхожу от окна. Если мне не повезет, значит,
только что я видел небо в последний раз. Это входит в правила игры. Небо
было чистым, похоже, что сегодняшним вечером грозы не будет.
24
Ночь. За недолгое время, прошедшее после захода солнца, темнота
сгустилась почти до осязаемой плотности. Я выхожу. Скрип двери. Этот звук
не достигнет чужих настороженных ушей, я знаю, что он не уйдет в ночь, а
упадет и уснет здесь, у моих ног. Почему я знаю это? - да, оглушительное
стрекотание неведомых ночных насекомых - стомиллионолетняя песня
примитивного, но огромного счастья, песня тысяч сердец, каждое с маковое
зернышко величиной, песня любви, безопасности, тепла, темноты.
Под ногами - пыльная дорога, я чувствую пыль даже сквозь подошвы,
ночь обострила мои чувства; эта пыль - остатки мелких камешков,
размалываемых ежедневно сотнями сотнями ног. Некоторые из камешков все же
выжили, и сейчас они трескаются под моими подошвами, издавая свой чуть
слышный предсмертный крик. До того, как стать дорогой, эти камешки были
частью великолепной и гордой скалы, которая считала себя вечной; еще
раньше они были слоем морского дна, слоем чистым, белым и пористым, как
хороший сыр; а до того они были раковинами миллиардов безобидных существ,
жующих и цедящих что-то в бездвижно-стеклянной толще изумрудной морской
глубины. Над ними проплывали рыбы, - иногда яркие, как канарейки, иногда
блестящие, как горсть серебряных монет, оброненных в воду, иногда холодные
и быстрые, как лезвие меча. Они мечтали о том, что смогут вырастить
жемчужину внутри себя, и некоторые пробовали, но им было очень больно, а
некоторые все же рождали жемчужины и погибали сами при этом. Теперь они
превратились в пыль, исчезло все, кроме жемчужин. Это так больно -
выращивать жемчужину внутри себя, но даже тогда, когда ты станешь пылью,
жемчужина останется жемчужиной. Если она настоящая; а если нет?
Я выхожу на дорогу. Дорога огибает обрывистый склон, по которому
невозможно спуститься в темноте. Слева от меня - сплошные заросли цветущих
кустов, они роскошно и дурманно расцветают после наступления темноты; их
никто не видит, но облака их ароматов плывут над островом, смешиваясь со
звездными облаками ночи, и эта смесь рождает сказочные сны, сны о вечном
счастье, сны людей, обреченных на скорую смерть.
Я слышу шаги, кто-то идет навстречу. Два или три человека; они
негромко переговариваются. Я ныряю в цветущий куст. Запах невидимых цветов
кружит голову. Передо мной маленькая зеленая точка, продолговатое пятнышко
живого свечения; я ловлю его рукой. Пятнышко гаснет. Я открываю ладонь
звездному свету; жучок загорается снова, по цвету он не отличим от звезды.
Шаги проходят мимо и затихают. Голоса спорили о чем-то на местном языке. Я
двигаюсь вперед, не уходя далеко от кустов.
Дорога будет подниматься еще около километра, затем она оборвется, ее
сменят скальные уступы, вырубленные людьми в самом сердце Острова. Уступы
покрыты илом, поднятым со дна и только самые дальние из них еще голы, днем
ты можешь видеть, как выглядит застывшая каменная кровь земли. В том месте
можно без труда спуститься к океану, может быть, там даже остались лодки.
Но на маленький остров я смогу переправиться и вплавь. Здесь совсем
недалеко, я переплыву пролив за час. Если сейчас что-нибудь случится, то у
меня есть единственный выход - прыгать в воду. Люди в форме не смогут
спуститься по склону и не смогут прыгнуть вслед за мной - у каждого из них
есть тяжелая металлическая цепь, закрепленная на поясе, это обязательная
деталь формы. Я видел, как эту цепь используют в качестве оружия - очень
впечатляет.
Впереди совершенная чернота. Мои глаза широко открыты, хотя ничего не
видят перед собой. Глаза открываются все шире и шире, совершенно
независимо от моей воли. Им не нравится ничего не видеть. Они смотрят
прямо вперед, потому что им не на чем остановится. В детстве я слышал
рассказ о том, что человек, идущий пешком к Луне, затратил бы на свой путь
сто тысяч лет. Я представлял себе этого путешественника и этот путь: он
идет среди ночи, весь осыпанный сиянием звезд, его дорога поднимается, но
не круто, иначе ему было бы трудно идти; дорога почему-то выложена черной
черепицей, потрескивающей под ногами; сам человек одет в черное и несет за
плечами черный узелок с едой. Сейчас я чувствую себя этим
путешественником; я иду к Луне, которая еще не поднялась над горизонтом;
она пока отдыхает в своих загадочных подземных царствах, но она вскоре
взойдет на востоке, а я иду на восток. Значит, мы обязательно встретимся.
Я останавливаюсь, услышав шаги за спиной. Шаги останавливаются тоже.
Значит, мои сто тысяч лет уже прошли, звездная дорога оборвалась, так
и не приведя меня к цели. Я бросаюсь бежать.
Метрах в ста от меня широкая и плоская скала, удобно нависающая над
водой. На Острове это место известно и даже имеет название: "колени
дьявола". Когда смотришь снизу, скала действительно напоминает ноги
человека, сидящего на корточках. Между ступнями есть щель, достаточно
широкая, чтобы там могла проплыть большая лодка. Под водой щель
расширяется, это хорошо заметно в солнечную погоду: когда утренний свет
падает с восточной стороны скалы, то темная вода, шевелящаяся в каменной
щели кажется подсвеченной изнутри, будто удивительный голубой прожектор,
спрятанный на глубине, бросает снизу вверх широкий световой столб. Сейчас
снизу нет ничего, кроме вязкой смолистой черноты. Я отталкиваюсь и прыгаю,
кажется, что чернота внизу живет своей жизнью, может быть, жизнью
шевелящихся змеиных клубков, может быть, жизнью гигантской драконьей
пасти, раскрытой мне навстречу...
Я ударяюсь о воду и еще мгновенье ничего не могу понять. Вода больно
ударила в подбородок и попала в нос. Я чувствую щекотанье пузырьков
воздуха, нырнувших вместе со мной, но сейчас решивших подняться к
поверхности. Я поднимаюсь вслед за ними.
Сейчас мне нужно как можно скорее отплыть за линию стены.
Предполагается, что стеной огражден весь остров. Но в действительности
стена имеет огромные провалы и недостроенные места, некоторые - в сотни
метров длиной. Любая сильная буря сразу же проламывает стену в нескольких
местах. Одно такое удобное место есть недалеко от меня. Стена строго
охраняется, охраняется и днем, и ночью. Великая Сестра рассказывала мне,
что это делается для того, чтобы на Остров не нападали чужестранцы. Я
пытаюсь представить себе чужестранцев, которые вдруг решили завоевать
Остров. Нет, ни за какие деньги они бы не стали делать этого. Остров
слишком бедное и слишком нездоровое место.
Пока луна не взошла, я могу быть быть спокоен. Человека, беззвучно
плывущего в темноте, невозможно заметить даже в нескольких шагах. Я
переплываю границу метрах в двадцати от края пролома. На краю стены -
огонек, он освещает две почти неразличимые тени. Эти люди не спят. Они
правы, они несут священную вахту. Еще час и я буду на островке. Здешний
островок тоже зарос соснами - странная игра природы.
25
Есть вещи, которые никогда не будут поняты и разъяснены наукой. В
моей жизни, да и в жизни любого другого человека, бывали моменты
