- Но в этом нет смысла.
- Вот и видно, что ты женщина. Все очень просто. Я один, и мне некого
опасаться. Если мне придется спасаться бегством, то мне опять-таки ничто не
помешает. Я ни от кого не завишу и при этом весьма опасен.
- Вот мы и вернулись к тому, с чего начали. Я для тебя - только обуза.
- Да. Дурмаст не должен знать, что мы знакомы, иначе он использует это
против меня.
- Поздно, - глядя в сторону, сказала Даниаль. - Я никак не могла понять,
почему он передумал и взял меня с собой просто так, без денег. Я думала, ему
нужно мое тело.
- Объясни, - устало проговорил Нездешний.
- Одна женщина в городе направила меня к Дурмасту, но он сказал, что без
денег меня не возьмет. Потом спросил, откуда я - прежде, мол, он меня в
Скарте не видел, - и я сказала, что приехала с тобой. Тогда он стал
расспрашивать меня о тебе, а после сказал, что я могу ехать с ним.
- Ты о чем-то умалчиваешь.
- Да. Я сказала, что люблю тебя.
- Зачем? Зачем ты так сказала?
- Потому что это правда! - отрезала она.
- И он спросил, люблю ли и я тебя?
- Да. Я сказала, что нет.
- Но он тебе не поверил.
- Почему ты так думаешь?
- Потому что ты здесь. - Нездешний погрузился в молчание, вспоминая слова
Хеулы о рыжей женщине и загадочные речи Ориона о тех, кто будет ему
сопутствовать. Что старик хотел этим сказать?
Успех будто бы зависит от того, кто пойдет с Нездешним, - или, вернее, от
того, кого он сам выберет себе в спутники.
- О чем ты думаешь? - спросила она, видя, что он улыбается и лицо его
смягчилось.
- О том, что рад тебе. Хотя с моей стороны это крайне себялюбиво. Я ведь
умру, Даниаль. Я человек здравомыслящий и понимаю, что выжить мне вряд ли
удастся. Но мне приятно думать, что ты будешь рядом хотя бы несколько дней.
- Даже если Дурмаст использует меня против тебя?
- Даже и тогда.
- Есть у тебя мелкая монетка? - спросила она.
Нездешний порылся в кошельке и протянул ей медяк с головой короля
Ниаллада.
- Зачем тебе?
- Ты сказал как-то, что никогда не пойдешь с женщиной, которой не
заплатил. Ну вот ты и заплатил мне, Она подалась к нему и нежно поцеловала,
а он обнял ее за талию и привлек к себе.
Дурмаст, стоя за деревьями, поглядел, как любовники опустились на траву,
покачал головой и улыбнулся.
***
Утро занялось ясное, но на севере громоздились темные тучи, и Дурмаст при
виде их громко выругался.
- Дождь будет. Только его нам и не хватало! Первый фургон въехал на
вершину перевала. Запряженный шестеркой волов, он имел футов двадцать в
длину и был тяжело нагружен ящиками и прочей поклажей. Возница облизнул
губы, меря взглядом опасный путь, взмахнул кнутом, и фургон тронулся вперед.
Нездешний шел позади с Дурмастом и семерыми его людьми. Первые двести ярдов
дорога, хотя и крутая, была относительно легкой, широкой и твердой. Но потом
она суживалась и резко сворачивала вправо. Как ни натягивал возница поводья
и ни нажимал на тормоз, фургон медленно скользил вбок, к зияющей слева
пропасти.
- Веревки! - заревел Дурмаст, и его люди обмотали вокруг осей толстые
пеньковые канаты. Фургон перестал сползать. Нездешний, Дурмаст и остальные
ухватились за веревки, туго натянув их. - Давай! - крикнул Дурмаст, и
возница осторожно отпустил тормоз. Фургон съехал шагов на двадцать вниз.
Здесь, на крутом повороте, тяжесть снова потянула его на край, но веревки
держали исправно, и парни, управляющие ими, не впервые преодолевали
Дельнохский перевал.
Они трудились около часа, пока благополучно не спустили фургон вниз.
Далеко позади, тоже на веревках, съезжал второй фургон - его спускали еще
семеро ребят Дурмаста. Великан сел, с ухмылкой глядя, как они надрываются.
- У меня денег задаром никто не получает, - сказал он.
Нездешний кивнул, слишком усталый для разговоров. - Размяк ты, Нездешний.
Поработал всего ничего, а вспотел, как свинья.
- Я не каждый день таскаю на себе телеги.
- А спал хорошо?
- Да.
- В одиночестве?
- Зачем спрашивать, если ты сидел в кустах и все видел?
Дурмаст хмыкнул и почесал бороду.
- От тебя, парень, нелегко укрыться. Может, ты и размяк, но глаз тебе
покуда не изменяет.
- Спасибо, что позволил ей ехать. Это скрасит мне первые дни нашего
путешествия.
- Чего не сделаешь для старого приятеля. Ты здорово в нее втюрился?
- Она меня любит, - усмехнулся Нездешний.
- А ты?
- Я распрощаюсь с ней в Гульготире, как ни жаль.
- Стало быть, ты все-таки влюблен?
- Дурмаст, ты же видел нас ночью. Что было перед тем, как мы легли?
- Ты что-то дал ей.
- Ну да, я дал ей деньги. Хороша любовь!
Дурмаст откинулся назад, щурясь от утреннего солнца.
- Тебе никогда не хотелось остепениться? Завести семью?
- У меня уже была семья - они все умерли.
- И у меня была. Только моя-то благоверная не умерла - сбежала с
вентрийским торговцем и сыновей забрала с собой.
- Как это ты за ней не погнался?
Дурмаст выпрямился и почесал спину.
- Погнался, Нездешний.
- Ну и что?
- Торговцу я выпустил кишки.
- А жена?
- Она сделалась портовой шлюхой.
- Славная мы с тобой парочка! Я плачу за удовольствие, потому что не смею
больше любить, а тебя преследует давняя измена.
- Кто сказал, что она меня преследует?
- Я. И не надо злиться, дружище, - как я ни размяк, тебе со мной не
сладить.
Видно было, что Дурмаст еле сдерживается, но потом гнев прошел, и он
улыбнулся.
- Осталось еще кое-что от былого Нездешнего. Пошли - пора лезть наверх и
спускать другую повозку.
Они трудились весь день и к сумеркам благополучно переправили все повозки
к подножию перевала. Нездешний всю вторую половину дня отдыхал - чутье
подсказывало ему, что в последующие несколько дней ему понадобится вся его
сила.
Дождь прошел стороной. Вечером в лагере запылали костры, и запахло
жареным мясом. Нездешний прошел к фургону пекаря Каймала, который разрешил
Даниаль ехать вместе с его семьей. Каймал держался за подбитый глаз, а его
жена Лида сидела рядом.
- Где Даниаль? - спросил Нездешний.
Каймал пожал плечами, а его жена, худая темноволосая женщина лет под
сорок, прошипела:
- Животные!
- Где она?
- Дождись своей очереди, - дрожащими губами выговорила Лида.
- Слушай, женщина, - я друг Даниаль. Где она?
- Ее увел какой-то мужчина. Она не хотела идти, и мой муж пытался ее
защитить, но он ударил Каймала дубинкой.
- Куда они пошли?
Женщина указала в сторону рощи. Нездешний взял из фургона свернутую
веревку, перекинул ее через плечо и побежал туда. Луна светила ярко на ясном
небе. Немного не доходя до рощи он замедлил бег, прикрыл глаза и
прислушался.
Слева прошуршала какая-то грубая ткань, задев о кору дерева, а справа
донесся приглушенный крик. Нездешний свернул влево и помчался во всю прыть.
Над головой у него просвистел нож. Он упал на землю плечом вперед и
перевернулся. От дерева отделилась темная тень, и кривой клинок блеснул в
лунном свете. Нездешний вскочил на ноги и прыгнул, правой ногой ударив
противника по голове. Тот пошатнулся, а Нездешний крутнулся на месте и
локтем заехал ему в ухо. Враг упал без единого звука, и Нездешний крадучись
двинулся вправо. Там в мелком овражке лежала в разодранном платье Даниаль.
Мужчина стоял на коленях между ее ног. Нездешний снял с плеча веревку и
высвободил петлю, завязанную на конце.
Тихо подкравшись к мужчине, он накинул петлю ему на шею и рывком затянул.
Тот ухватился за веревку, но Нездешний сбил его с ног, подтащил к высокому
вязу, перебросил веревку через ветку футах в десяти над землей и вздернул
насильника на ноги. Тот выкатил глаза, и лицо, заросшее темной бородой,
побагровело.
Нездешнему он был незнаком.
Шорох позади заставил Нездешнего бросить веревку и нырнуть вправо.
Стрела, просвистев над ним, вонзилась в бородача. Тот застонал и рухнул на
колени. Нездешний вскочил и побежал, петляя, чтобы сбить прицел засевшему в
засаде убийце. Скрывшись в лесу, он упал и пополз через кусты вокруг оврага.
Услышав стук лошадиных копыт, он выругался, распрямился и убрал кинжал в
ножны. Даниаль лежала в овражке без чувств. На ее обнаженной груди кто-то
оставил стрелу с гусиным оперением. Нездешний переломил ее надвое.
Кадорас!
Подняв Даниаль на руки, он отнес ее к фургону, оставил на попечение жены
пекаря и вернулся в рощу. Первый убийца лежал там, где упал; Нездешний
надеялся допросить его, но ему перерезали горло. Обыскав труп, Нездешний не
нашел ничего любопытного. У второго в кошельке лежали три золотых. Нездешний
отнес деньги в лагерь и отдал Лиде.
- Спрячь у себя, - велел он.
Она, кивнув, подняла полотняный задник, и Нездешний залез в фургон.
Даниаль уже очнулась. Губа у нее распухла, на щеке темнел синяк. Каймал
сидел рядом. В фургоне было тесно, и двое детишек пекаря спали около
Даниаль.
- Спасибо, - проговорила она, улыбнувшись через силу.
- Больше они тебя не тронут.
Каймал, протиснувшись мимо, вылез наружу. Нездешний сел рядом с Даниаль.
- Тебе больно?
- Не очень. Ты убил их?
- Да.
- Как тебе удается убивать так легко?
- Привычка.
- Нет, я не о том. Каймал заступился за меня, он сильный мужчина, но тот
отшвырнул его в сторону, как ребенка.
- Тут все решает страх, Даниаль. Хочешь отдохнуть?
- Нет, я лучше подышу воздухом. Давай погуляем.
Он помог ей выбраться из фургона, они пошли к утесу и сели на камни.
- Почему страх все решает? - спросила она. Он отошел немного и поднял с
земли камушек.
- Лови! - Он бросил камушек Даниаль. Она ловко поймала подачу. - Это было
легко, правда?
- Да, - согласилась она.
- А если бы двое мужчин держали Криллу и Мириэль, приставив ножи им к
горлу, и тебе сказали бы: "Если не поймаешь камушек, девочки умрут", -
поймала бы ты его с той же легкостью? Вспомни те случаи, когда тебя
охватывала тревога - разве твои движения тогда не делались судорожными?
Страх делает нас дураками, равно как и гнев, ярость и волнение. Мы начинаем
метаться и теряем голову. Понимаешь меня?
- Как будто да. Когда я впервые предстала перед королем в Дренане, на
меня напал столбняк. Мне всего-то и надо было, что пройтись по сцене, а ноги
сделались точно деревянные.
- Вот-вот. Страх делает трудными самые простые действия. То же происходит
и в бою... Я дерусь лучше большинства других только потому, что умею
сосредоточиваться на мелочах. Камушек остается камушком, что бы там от него
ни зависело.
- А меня научишь?
- Времени нет.
- Ты сам себе противоречишь. Забудь о своей цели и сосредоточься на
мелочах - на моем обучении.
- Чему тебя научить - драться?
- Нет - побеждать страх. А потом и до боевой науки дело дойдет.
- Для начала скажи мне, что такое смерть.
- Конец всему.
- Нет, как-нибудь пострашнее.
- Черви и гниющее мясо.
- Хорошо. А что происходит с тобой?
- Ничего.
- Ты что-нибудь чувствуешь?
- Ну... возможно, если загробная жизнь существует.
- Забудь о ней.
- Тогда ничего - ведь я мертва.
- Можно ли избежать смерти?
- Нет, конечно.
- Но оттянуть ее можно?
- Да.
- Что это тебе дает?
- Еще немного счастья.
- А в худшем случае?
- Еще немного боли. Старость, морщины, распад.
- Что хуже - смерть или старость?
- Я молода, и меня страшит и то и другое.
- Чтобы победить страх, ты должна осознать, что то, чего ты страшишься,
неизбежно. Ты должна впитать это, жить с этим, ощущать это на языке,
понимать это, победить это.
- Я понимаю.
- Хорошо. Чего ты в этот миг боишься больше всего?
