- Поди сюда и сядь со мной.
- Я что, умер?
- Нет еще, хотя близок к этому.
- Я подвел тебя.
- Ты старался. Большего с человека и спрашивать нельзя.
- Они убили женщину, которую я любил.
- И ты отомстил. Сладок ли был вкус возмездия?
- Нет, я ничего не почувствовал.
- Тебе следовало бы постичь эту истину уже давно, когда ты охотился за
теми, кто убил твою семью. Ты слабый человек, Нездешний, - ты позволяешь
обстоятельствам помыкать тобой. Но зла в тебе нет.
- Я убил твоего сына. Убил за деньги.
- Я помню.
- Тщетно говорить, что я сожалею, - но это правда.
- Такие слова не бывают тщетными. Зло - это не скала, незыблемая и
вечная, зло - это раковая опухоль, которая растет сама собой. Спроси любого
солдата, побывавшего на войне: ты никогда не забываешь первого человека,
убитого тобой, десятого же не сможешь вспомнить за все золото мира.
- Я помню десятого. Это был разбойник по имени Китиан, наполовину надир.
Я нагнал его в городишке к востоку от Скельна...
- И убил его голыми руками, сначала выдавив ему глаза.
- Да. Он был одним из тех, кто убил мою жену и детей.
- Скажи, почему ты не стал искать Даниаль среди мертвых?
Нездешний отвернулся и проглотил вставший в горле комок.
- Я уже видел однажды любимую женщину после того, как убийцы расправились
с ней. Во второй раз я бы такого не вынес.
- Если бы ты нашел в себе силы поискать ее, ты не был бы сейчас привязан
к надирскому столбу. Она жива - Дурмаст спас ее.
- Нет!
- Зачем бы я стал лгать тебе, Нездешний?
- Можешь ты помочь мне бежать?
- Нет.
- Тогда я умру.
- Да, ты умираешь, - печально сказал Ориен, - зато ты не чувствуешь боли.
- Как, прямо сейчас?
- Ну да.
- Верни меня назад, будь ты проклят!
- Ты хочешь вернуться к страданиям и мучительной смерти?
- Это моя жизнь, Ориен. Моя! Я знаю, что такое боль, и могу ее терпеть -
но пока я жив, я не сдамся. Ни тебе, ни надирам, ни кому бы то ни было.
Верни меня назад!
- Закрой глаза, Нездешний, и приготовься терпеть.
Из его груди вырвался стон, мучительно отозвавшийся в распухшем,
пересохшем горле. Он услышал смех, открыл глаза и увидел собравшуюся вокруг
толпу. Молодой Горкай широко ухмыльнулся.
- Говорил я вам - он жив. Напоите его - я хочу, чтобы он чувствовал
каждый укол ножа.
Кто-то запрокинул ему голову и стал лить воду из каменного кувшина в
растрескавшиеся губы. Поначалу он не мог глотать, и вода лилась в иссохшее
горло сама собой.
- Хватит! - сказал Горкай. - Знаешь, что тебя ждет, убийца? Мы немного
надрежем твою кожу, намажем тебя медом и зароем около муравейника. Понял?
Нездешний не ответил. Он набрал полный рот воды, которую полегоньку
пропускал в глотку.
Горкай вынул кривой нож и двинулся к нему, но обернулся внезапно,
заслышав громкий стук копыт. Толпа раздалась, пропуская бешено скачущего
всадника - солнце светило ему в спину, и Нездешний не видел его лица.
Всадник приблизился, и Горкай, заслонив глаза от солнца, завопил:
- Убейте его!
Надиры схватились за оружие, Горкай с ножом в руке бросился к Нездешнему.
Клинок взвился вверх, но арбалетная стрела вошла Горкаю в висок, и он
хлопнулся оземь. Всадник осадил коня у столба и рассек мечом веревки.
Нездешний качнулся вперед, но удержался на ногах. К всаднику подскочили,
размахивая мечами, двое надиров. Бросив арбалет, он перекинул Нездешнего
через седло, взмахнул мечом, и надиры отступили. Конь взял с места крупной
рысью. Вокруг засвистели стрелы.
Лука седла резала ему бок. Он чуть не упал, когда конь галопом устремился
к дальним холмам. Юрты мелькали мимо с бешеной скоростью. Надиры целились в
беглецов из луков. Конь начал задыхаться. Позади стучали копыта и слышались
злобные крики погони.
Остановив коня в перелеске, всадник сбросил Нездешнего на землю. Он упал
тяжело и приподнялся на колени - руки у него все еще были связаны.
Наклонившись с седла, Кадорас рассек его путы. Нездешний, оглядевшись,
увидел собственную лошадь, привязанную к кусту. К седлу были приторочены его
оружие и одежда. Рядом валялся нагой труп надира, которого он убил прошлой
ночью. Нездешний дотащился до лошади, отвязал ее и с трудом взгромоздился в
седло. Вместе с Кадорасом они помчались по окаймленной деревьями узкой
тропе.
Погоня приближалась, и стрелы падали уже в опасной близости. Деревья
остались позади. Теперь Кадорас с Нездешним оказались на открытом
пространстве.
- Надеюсь, твоя лошадь умеет прыгать! - прокричал Кадорас.
Нездешний вгляделся вдаль и со страхом увидел, что они скачут прямо к
обрыву.
- За мной! - крикнул Кадорас, пришпоривая коня.
Огромный серый мерин перелетел через овраг, и Нездешний ударил пятками
своего коня. Далеко внизу катилась по белым камням река. Кадорас прыгнул
удачно, лишь слегка оскользнувшись на осыпи. Конь Нездешнего едва не упал,
но все же удержался на самом краю и вынес всадника за пределы выстрела.
Оглянувшись, Нездешний увидел остановившихся на краю обрыва надиров: для их
мелких лошадок овраг оказался слишком широк.
Двое всадников углубились в горы, перебираясь через камни и ручьи.
Нездешний снял с седла флягу и жадно напился, потом отвязал свернутый плащ и
набросил его на обожженные плечи. Ближе к сумеркам, когда они въехали в
небольшую рощу, Кадорас вдруг повалился с седла. Нездешний спешился,
привязал коня и опустился рядом с Кадорасом на колени. И только тогда
заметил Нездешний три стрелы, торчащие из его спины. Плащ Кадораса весь
промок от крови. Нездешний осторожно усадил его, и голова Кадораса упала ему
на грудь. И тогда он увидел четвертую стрелу, засевшую глубоко в левом боку.
Кадорас открыл глаза и прошептал:
- Неплохое место для ночлега.
- Зачем ты вернулся за мной?
- Кто его знает. Дай-ка попить. - Нездешний бережно прислонил умирающего
к дереву, принес флягу и напоил его. - Я все время ехал за тобой. Нашел
надира, которого ты убил, и понял, что ты переоделся в его платье. Тогда я
догадался, что ты задумал какую-то сумасбродную штуку.
- К примеру, напасть на надирский стан в одиночку?
Кадорас хмыкнул и поморщился.
- Глупо, да? Но я никогда прежде не совершал ничего героического. Дай,
думаю, попробую разок... Похоже, первый раз станет для меня и последним.
- Может, вынуть из тебя стрелы?
- К чему? Ты меня на куски раздерешь. Знаешь, за все эти годы я был ранен
только однажды - да и то неглубоко, в лицо. Так я и заработал этот уродливый
шрам. Странно, правда? Всю жизнь я творил черные дела - а стоило совершить
добрый поступок, как меня убили. Где же тут справедливость?
- Зачем ты это сделал? Скажи правду! Кадорас запрокинул голову и закрыл
глаза.
- Хотел бы я сам это знать. Как по-твоему - мы продолжаем жить после
смерти?
- Да, - солгал Нездешний.
- Но можно ли одним-единственным поступком загладить совершенное тобой
зло?
- Не знаю. Надеюсь, что да.
- Вряд ли. Знаешь, я никогда не был женат. Так и не встретил женщину,
которой пришелся бы по душе. Ничего удивительного - я и сам себе не
слишком-то по вкусу. Слушай: не верь Дурмасту. Он продал тебя. Каэм заплатил
ему за то, чтобы он привез доспехи.
- Я знаю.
- Знаешь? И все-таки поехал с ним?
- Жизнь - загадка. Как ты?
- Смешной вопрос. Я не чую ног, а спину точно огнем припекает. У тебя
когда-нибудь были друзья, Нездешний?
- Были когда-то.
- Хорошо это, когда они есть?
- Хорошо.
- Могу себе представить. Слушай, ехал бы ты. Надиры того и гляди будут
здесь.
- Ничего, я подожду.
- Нечего тут в благородство играть. Ступай и добывай свои доспехи!
Недоставало еще, чтобы я умер зазря. И возьми мою лошадь - не хочу, чтобы на
ней ездил какой-нибудь собакоед. Гляди только в оба - эта гнусная скотина
отгрызет тебе руку, если зазеваешься.
- Я буду осторожен. - Нездешний взял руку Кадораса и пожал ее. - Спасибо,
друг. - Ступай. Я хочу умереть один.
Глава 17
Сарвай спал чутко. Он прикорнул на стене, завернувшись в толстое одеяло и
подложив под голову подобранное у конюшни разбитое седло. Он промерз и даже
сквозь кожаную подкладку и шерстяную рубаху ощущал каждое звено кольчуги.
Спать в доспехах всегда неудобно, а уж под ветром и дождем - просто
невыносимо. Сарвай повернулся и оцарапал ухо о бронзовую застежку.
Выругавшись, он сел, достал нож, перепилил мокрый ремешок и скинул
ненавистную бляху со стены.
Над головой прокатился гром, ливень обрушился на камни с новой силой.
Сарвай пожалел, что у него нет дождевика из промасленной кожи, - но даже он
не спас бы в такую бурю. Рядом безмятежно спали Йонат и Ванек, ничего не
ведая о разбушевавшейся непогоде. Они даже порадовались бы грозе - хоть
какая-то передышка защитникам, вконец измотанным ночными атаками.
Молния прорезала небо, озарив замок, торчащий среди серых гранитных гор,
как сломанный зуб. Сарвай встал и потянулся. В заливе плясали и
раскачивались на якорях вагрийские триремы. В гавани стояло теперь больше
пятидесяти судов, и армия Каэма выросла почти до шестидесяти тысяч человек.
По уверениям Карнака, это означало, что вагрийцы дошли до крайности.
Сарвай был в этом не столь уверен. За последние две недели защитники
потеряли около тысячи человек, и примерно столько же вышло из строя
вследствие тяжких ран. Ветер то и дело доносил из лазарета крики страждущих.
Храброму кавалеристу Элбану из-за гангрены отняли ногу, и во время
операции он умер. Сидрика, первого в полку шутника, стрела поразила в горло.
В памяти Сарвая мелькали имена, лица и обрывки видений. Геллан еще жив, но
очень устал. Он сильно поседел, впалые глаза обведены красными кругами.
Только Карнаку все нипочем. Сбросил, правда, немного жира, но его размеры
по-прежнему внушают трепет. Накануне, во время передышки, он явился на
участок Сарвая.
- Еще на денек ближе к победе, - сказал он. Из-за широкой ухмылки его
лицо в предвечернем свете казалось совсем мальчишеским.
- Надеюсь, - ответил Сарвай, обтирая меч от крови и вкладывая в ножны. -
А вы похудели, генерал.
- Открою тебе секрет: худой такого нипочем бы не выдержал. Мой отец был
толще меня вдвое, а дожил до девяноста с лишним.
- Здорово. Мне до двадцати пяти бы дожить.
- Им нас не одолеть - кишка тонка.
Сарвай не стал спорить с командиром, и Карнак прошел дальше, к Геллану.
Гром, на слух Сарвая, откатывался к востоку. Перешагивая через спящих
солдат, Сарвай дошел до башни и поднялся по винтовой лестнице. На ступеньках
тоже спали - там хотя бы было сухо. Он наступил кому-то на ногу, но солдат
только заворчал и не проснулся.
На верхушке башни сидел, глядя на залив, Геллан. Дождь теперь едва
моросил, словно какой-то злобный бог вспомнил, что до рассвета всего лишь
час, а вагрийцам для штурма нужна хорошая погода.
- Вы что, совсем никогда не спите? - спросил Сарвай.
- Как-то не испытываю в этом нужды, - улыбнулся Геллан. - Подремлю
немного, и мне довольно.
- Карнак говорит, что победа близка.
- Вот и славно. Пойду укладывать вещи. Сарвай присел рядом с Гелланом.
- Кажется, будто мы здесь уже целую вечность, - а то, что было раньше,
вспоминается, как сон.
- Мне это чувство знакомо.
- На меня сегодня наскочили двое, так я убил их, думая при этом о
прошлогоднем бале в Дренане. Тело думает само за себя, пока разум блуждает
где-то.
- Не отпускай его слишком далеко, дружище. Бессмертных среди нас нет.
Настало молчание, и Геллан задремал, прислонившись головой к камню.
Немного погодя Сарвай сказал:
- Вот было бы здорово проснуться сейчас в Дренане.
