он застонал, проклиная себя за слабость. Весь дрожа, он заполз поглубже в
пещеру, трясущимися руками надрал коры и развел костерок. Лошади,
привязанные в глубине пещеры, заржали, и этот звук пронзил все его тело. Он
встал, шатаясь, доковылял до коней, ослабил подпругу у своего, набросил на
него одеяло и вернулся к огню.
Подложив в костер толстых веток, он почувствовал, как тепло охватывает
его тело, и медленно стянул рубашку, морщась от прикосновения шерсти к
обожженным плечам. Потом открыл кожаный кошель у пояса и достал длинные
зеленые листья, которые набрал еще засветло. Лорассий - опасное растение. В
малых количествах он облегчает боль и вызывает цветные сны - в больших
убивает. Нездешний понятия не имел, в каких дозах или в каком виде его
следует употреблять. Он смял один лист в руке, понюхал, положил в рот и
начал медленно жевать. Лист оказался горьким, от вязкого сока свело челюсть.
От гнева тяжело застучало в висках, и он стал жевать быстрее. Прошло минут
десять - облегчения не наступило, и он сжевал второй лист.
Над костром заплясали огненные танцовщицы, вскидывая руки и стряхивая с
пальчиков искры. Стены пещеры начали вздуваться, по ним пошли трещины, у
лошадей выросли крылья и рога. Нездешний ухмыльнулся. Ухмылка мигом сошла с
его лица, когда он увидел, как его руки покрываются чешуей и на них
отрастают когти. Огонь преобразился в лицо - широкое красивое лицо,
обрамленное огненными волосами.
- Зачем ты пытаешься помешать мне, человек? - спросило огненное лицо.
- Кто ты?
- Я Утренняя Звезда, Князь Темного Света.
Нездешний, отпрянув, швырнул в огонь палкой.
Изо рта высунулся язык пламени - раздвоенный язык - и поглотил деревяшку.
- Я тебя знаю, - сказал Нездешний.
- Еще бы тебе не знать, дитя мое, - ведь ты служил мне много лет, и твоя
измена опечалила меня.
- Я никогда не служил тебе. Я был сам себе господин.
- Ты так думаешь? Хорошо, оставим это.
- Нет, говори!
- Что ж тут говорить, Нездешний? Много лет ты охотился на людей и убивал
их. Не Истоку ты этим служил, но Хаосу, то есть мне! Ты мой, Нездешний, и
всегда был моим. Я же на свой лад охранял тебя, отводил направленные на тебя
ножи. Я и теперь оберегаю тебя от надирских охотников, которые поклялись
съесть твое сердце.
- Зачем ты это делаешь?
- Я добрый друг для тех, кто мне служит. Разве я не прислал к тебе
Кадораса в час нужды?
- Этого я не знаю - зато знаю, что ты Князь Обманщиков, и не верю тебе.
- Опасные слова говоришь ты, смертный. Я могу казнить тебя за них, если
захочу.
- Чего ты хочешь от меня?
- Хочу избавить тебя от позорного пятна. Ты стал уже не тот с тех пор,
как Дардалион замарал тебя своей слабостью. Я могу очистить тебя. Я почти
уже сделал это, когда ты охотился на Бутасо, - но теперь я вижу, что
слабость вновь разрастается в твоем сердце подобно раку.
- Как же ты намерен избавить меня от нее?
- Скажи только, что хочешь этого, - и она исчезнет.
- Я этого не хочу.
- Думаешь, Исток возьмет тебя к себе? На тебе кровь невинных, которую ты
пролил. К чему идти на смерть ради Бога, который отвергает тебя?
- Я делаю это не ради Бога, а ради себя.
- Смерть - еще не конец, Нездешний, по крайней мере для таких, как ты.
Твоя душа уйдет в Пустоту и затеряется во тьме, но я найду ее и вечно буду
хлестать огненными бичами. Понимаешь ли ты, что тебя ждет?
- Твои угрозы мне больше по душе, чем твои посулы. Они хотя бы не
расходятся с твоей репутацией. А теперь оставь меня.
- Будь по-твоему, но знай, убийца, моим врагам не позавидует никто. Руки
у меня длинные, и когти держат крепко. Твоя смерть уже внесена в Книгу Душ,
и я с удовольствием прочел это место. Подумай, однако, о Даниаль. Она
путешествует с человеком, чья душа принадлежит мне целиком.
- Дурмаст не причинит ей зла, - сказал Нездешний более с надеждой, нежели
с верой.
- Увидим.
- Оставь меня, демон!
- Последний дар - прежде чем я уйду. Смотри!
Лицо, замерцав, исчезло, и Нездешний увидел Дурмаста, бегущего за Даниаль
по темному лесу.
Он догнал ее у реки и развернул к себе. Она замахнулась, но он отвел ее
руку, ударил ее сам, и она упала. Он сорвал с нее платье...
Нездешний молча наблюдал за тем, что было дальше, и закричал лишь, когда
Дурмаст перерезал ей горло. Потом сознание оставило его, и боль
прекратилась.
***
Тридцать во главе с Дардалионом стояли на коленях во дворе у конюшни.
Разумы их объединились, души, освободившись от оков, устремились вниз,
сквозь деревянные балки и половицы.
Первая крыса проснулась, открыла глаза-пуговки и, почуяв присутствие
человека, шмыгнула прочь. Она раздула ноздри, но в сыром подвале не пахло
врагом. Охваченная невыразимым ужасом, она с визгом бросилась наружу. К ней
присоединялись все новые и новые. Крысы хлынули во двор из всех дыр, желобов
и сточных канав. Первая крыса улеглась рядом с Астилой, зная, что только тут
можно спастись от страха. Ничто не грозит ей здесь, в тени, которую
отбрасывает при луне Человек. Остальные последовали за ней и сбились
огромным кольцом вокруг коленопреклоненных священников. Карнак как
завороженный наблюдал это зрелище со стены. Офицеры и солдаты около него
осеняли себя знаком Хранящего Рога.
Вокруг Тридцати собрались сотни крыс - они цеплялись за одежду
священников и взбирались им на плечи. Сарвай, тяжело сглотнув, отвернулся,
Геллан покачал головой.
Дардалион поднял руку, подав Геллану знак.
- Откройте ворота. Немного, всего на фут! - скомандовал офицер и спросил
солдата на башне: - Что ты видишь?
- У неприятеля тихо, командир.
Солдаты, стараясь не шуметь, сняли с ворот тяжелые бронзовые засовы и
приоткрыли створки.
Крыса-вожак заморгала и вздрогнула, поняв, что ничто больше не защищает
ее. Она устремилась к воротам, и вся крысиная орда последовала за ней.
В ночной прохладе черная лава стекла с холма в тихие улицы города
Пурдола, миновала рыночную площадь и двинулась к вагрийским палаткам. Крысы,
валом катясь по булыжной мостовой, вливались в лагерь.
Солдат, которому крыса вскочила на лицо, с воплем сел, молотя в темноте
руками. Вторая крыса сорвалась с его плеча и шлепнулась на колени, куснув
его за ляжку. Новые вопли наполнили ночь. Одни вагрийцы в панике выдергивали
шесты, на которых держались палатки, и белый холст накрывал их с головой,
другие неслись к морю и бросались в воду. Жаровни с углями опрокидывались,
пламя лизало сухую холстину, восточный ветер, раздувая огонь, нес его от
шатра к шатру.
Карнак на крепостной стене заливался громоподобным смехом.
- Можно ли столь неприветливо встречать свою родню? - сказал Сарвай.
Йонат хмыкнул.
- Экое светопреставление, - воскликнул Геллан. - Дардалион! Поди
посмотри, что ты натворил.
Священник в серебряных доспехах покачал головой и увел Тридцать в
лазарет, где ждал их Эврис.
- Превосходно, молодой человек! - вскричал лекарь, схватив Дардалиона за
руку, - Превосходно! А как насчет тараканов?
- В другой раз, - усмехнулся Дардалион и упал, но Астила, бдительный, как
всегда, успел подхватить его.
- Неси сюда, - велел Эврис, открывая дверь в свою комнату. Астила уложил
Дардалиона на узкую койку и снял с него доспехи, а Эврис пощупал запястье. -
Пульс нормальный. Думаю, он просто обессилел. Сколько времени он уже не
спит?
- Не знаю, лекарь. Я сам за последние восемьдесят часов проспал только
три. Вокруг столько дел, столько раненых и умирающих. А ночью...
- Я знаю. Черное Братство любит ночные часы.
- Мы не сможем долго сдерживать их. Скоро мы умрем.
- Сколько их тут?
- Кто знает? - устало махнул рукой Астила. - Недавно к ним прибыло
подкрепление. Прошлой ночью мы чуть не потеряли Байну и Эпвая. Что будет в
эту?
- Отдохни немного. Ты взвалил на себя слишком тяжелую ношу.
- Такова расплата за грех, Эврис.
- Но тебе не в чем винить себя!
Астила положил руки на плечи лекарю.
- Как сказать, друг мой. Нас учили, что всякая жизнь священна. Однажды,
вставая с постели, я нечаянно раздавил жука - и почувствовал себя виноватым.
Как ты думаешь, что я чувствовал сегодня, видя, как в городе сотнями гибнут
люди? Что чувствовали мы все? Нас здесь ничто не радует - а там, где нет
радости, поселяется отчаяние.
***
Шесть человек стояли на коленях перед шаманом, шесть воинов с горящими
глазами и угрюмыми лицами. Бодой, два года назад потерявший правую руку;
Аскади, повредивший себе хребет при падении с утеса; Нента, прежде отменно
владевший мечом, а ныне скрюченный ревматизмом; слепой Беликай;
Нонтунг-прокаженный, вызванный сюда из пещер Митенги; Ленлай-одержимый - его
припадки в последнее время участились, и однажды .он в корчах откусил себе
язык.
Кеса-хан в одежде, сшитой из человеческих скальпов, дал каждому испить
лиррда, приправленного горными травами. Глядя им в глаза, он примечал, как
расширяются у них зрачки, - еще немного, и они впадут в беспамятство.
- Дети мои, - медленно произнес он, - вы избраны свыше. Вы, обделенные
жизнью, вновь обретете силу. Силу и гибкость. Мощь вольется в ваши жилы.
Натешившись этой новой силой, вы умрете, и ваши души отойдут в Пустоту,
исполненные радости. Ибо вы послужите своему племени, исполнив
предназначение всякого надира.
Шестеро смотрели на шамана, не шевелясь и не моргая - казалось даже, что
они не дышат. Удовлетворенный Кеса-хан хлопнул в ладоши, и шестеро служек
ввели в пещеру шесть серых волков в намордниках.
Кеса-хан обошел их одного за другим, снимая с каждого волка намордник и
поводок. Он прикасался костлявыми пальцами к волчьим глазам, и звери покорно
шли туда, куда он вел их. Он рассадил всех шестерых перед увечными воинами,
и служки удалились.
Кеса-хан закрыл глаза, и дух его вылетел из пещеры во тьму надирской
ночи. Он нащупал пульс земли и заставил биться в лад со своим. Стихийная
мощь гор вошла в него, стремясь разорвать хрупкую человеческую оболочку.
Шаман открыл глаза и укротил поток, бурлящий в его крови.
- Убийца ночевал в этой пещере. Его запах остался на камнях. Последнее,
что вы запомните, будет этот человек, высокий круглоглазый дренай,
дерзнувший стать на пути у нашего народа. Запечатлейте его образ в своей
памяти, пока волки вбирают в себя его ненавистный запах - запах
убийцы-Нездешнего. Похититель Душ силен, но его сила не сравнится с вашей.
Он скор и опасен - но вы превзойдете его во всем, дети мои. Плоть его будет
сладкой и кровь его - словно вино из горных виноградников. Никакая другая
плоть не насытит вас. Всякая другая еда будет для вас отравой. Ваша жизнь
только в нем одном.
Кеса-хан глубоко вздохнул и стал обходить волков, трогая каждого за
загривок. Звери ощетинились и заворчали, пристально глядя на молчаливых
людей.
Шаман издал вопль - и волки прыгнули, вонзив клыки людям в глотки. Ни
один из шести надиров не шелохнулся.
По волчьим телам пробежала дрожь, и они стали расти...
Люди съеживались, кожа на них обвисала складками. Волки вытягивались - на
лапах вырастали поросшие шерстью пальцы с длинными загнутыми когтями,
грудные клетки расширились, плечи раздались. Чудовища встали на ноги,
отбросив от себя сморщенные мешки с костями.
- Повернитесь ко мне, дети мои, - позвал Кеса-хан.
Они повиновались, и шаман ощутил на себе свирепую силу их кроваво-красных
глаз.
- Идите и убейте, - прошептал он, и шестеро чудовищ вывалились в ночь.
Немного погодя вернулись служки.
- Уберите тела, - приказал шаман.
- Можно ли назвать это телами? - спросил один юноша. Лицо его было
