остановился, прислушиваясь. Один из солдат выругался, с размаху наскочив на
него сзади.
- Тихо! - прошипел генерал.
Где-то впереди по камню шаркали ноги, и там, где туннель загибался влево,
плясали на стене отсветы факелов. Карнак поднял топор и облобызал оба
лезвия.
Вагрийцев, шедших впереди, встретил за поворотом оглушительный вопль.
Серебристая сталь обрушилась на ребра первого воина. Люди, роняя факелы,
хватались за мечи, а топор косил их без пощады. Факелы гасли под сапогами, и
ужас с удвоенной силой бушевал в темноте. Карнаку было проще - он рубил
врага, уверенный, что никому из своих не повредит, вагрийцы же в панике
кололи своих товарищей и тыкали мечами в стены. Замешательство перешло в
хаос. Захватчики обратились в бегство.
И тут чей-то короткий клинок, ткнувшись Карнаку в лицо, отскочил от левой
скулы и вонзился в глаз. Карнак отшатнулся. Брошенный в него нож звякнул об
пол, а генерал схватился за лицо. Из глаза текла кровь. С громкими
проклятиями устремился он за вагрийцами - его вопли эхом отдавались от стен.
Казалось, в туннеле свирепствует разгневанный великан.
Раненый глаз болел, тьма стала почти непроглядной, а он все бежал, высоко
подняв топор. Скоро туннель стал шире, и мрак немного рассеялся.
На Карнака бросились трое вагрийцев, оставленных для прикрытия. Первый
рухнул с расколотым черепом, второму топор размозжил ребра Третий пригнулся,
но получил удар коленом в лицо и без чувств повалился на пол. Рубанув врага
по спине, Карнак побежал дальше, шаря по стенам в поисках веревок и молясь,
чтобы вагрийцы не заметили их.
В самой широкой части туннеля он нашел веревки, свернутые и укрытые за
выступом черной скалы. Карнак взял одну из бухт, выбрал слабину и стал
пятиться, натягивая веревку. И тут вагрийцы, разглядев наконец, что их
преследует один-единственный человек, всем скопом кинулись на него.
Карнак понял: это конец. Неистовая ярость охватила его. Бросив топор, он
вцепился в веревку обеими руками и потянул изо всех сил. Сверху донесся
громкий треск: ворота и шестерни пришли в движение.
Вагрийцы были уже в двадцати шагах от него, от их яростных воплей звенело
в ушах. Карнак уперся правой ногой в стену и дернул еще сильнее. Кровля со
стоном разошлась, и огромный камень обрушился на бегущих солдат. Еще
мгновение - и кровля обвалилась целиком. По гранитной стене побежала
трещина. Многопудовая тяжесть камня и земли погребла под собой вопящих
вагрийцев. Карнак повернулся и бросился бежать. Камни градом сыпались на
него. Он оступился, упал грудью на что-то острое и перевернулся на спину,
выкашливая набившуюся в горло пыль. Казалось полной бессмыслицей бежать во
мрак навстречу смерти, но он заставил себя встать. Сверху рухнул очередной
обломок, он зарылся ногами в щебенку, выбрался и поковылял дальше. А потом
пол ушел у него из-под ног, и он повалился ничком.
- Геллан! - завопил он.
Стены сомкнулись и поглотили его вопль. Камень ударил его по голове, а
сверху сыпались все новые и новые, погребая его заживо. Он прикрыл лицо
руками, попытался ползти, ударился лбом и перестал шевелиться.
***
Больше суток Геллан держал солдат у обвала - они продвигались с опаской,
дюйм за дюймом, а наверху кипел бой. Многие офицеры были убиты. Сарвая и
Йоната Геллан поставил во главе отрядов из пятисот человек. Число раненых
достигло устрашающей величины, и теперь едва ли две тысячи воинов сдерживали
натиск вагрийцев. Но Геллан упорно торчал в опасном туннеле, сердито отметая
все возражения.
- Он умер - к чему все это? - восклицал кто-то.
- Он нужен нам, - отвечал Геллан.
- Да ведь кровля рухнула, пойми ты! С каждым шагом опасность нового
обвала возрастает. Это безумие!
Геллан не слушал никого, боясь, как бы их здравые доводы не возобладали
над его решимостью. Он сам знал, что это безумие, - но остановиться не мог.
И его люди тоже не могли. Они трудились без устали во тьме, под глыбами
готового рухнуть камня.
- Как ты, черт подери, думаешь его найти? Солдаты, бывшие с ним, говорят,
что он побежал вперед. Нужны годы, чтобы прорыть эту толщину насквозь, - а
веревки были в ста шагах от первого поворота.
- Уйди и оставь нас в покое.
- Ты обезумел, Геллан.
- Уйди, или я убью тебя. К началу вторых суток даже самые стойкие
спасатели оставили надежду, но продолжали копать.
- Ты нужен на стене, Геллан. Люди близки к отчаянию.
От этого Геллан отмахнуться не сумел.
- Еще час, - без всякой надежды сказал он. - Через час мы присоединимся к
вам.
***
Карнак очнулся от боли в глазу. Он попробовал шевельнуться и с ужасом
вспомнил, что погребен заживо. В панике он начал биться, но камни
зашевелились над ним, грозя раздавить. Тогда он затих и стал дышать глубоко
и ровно, стараясь успокоиться.
"Почему ты не переоделся к обеду, Карнак?" "На меня упала гора, отец".
Безумный смех заклокотал в горле, сменившись рыданиями.
"Прекрати - ты же Карнак!" - сказала ему его сила.
"Я кусок мяса, погребенный под грудой камней", - провизжала в ответ
слабость.
Теперь всем его замыслам конец - возможно, оно и к лучшему. Он возомнил в
своей гордыне, что способен победить вагрийцев, вышибить их с дренайской
земли. Новоявленный герой, он без труда стал бы во главе государства. Эгель
не выстоял бы против него. Эгель не умеет повелевать толпой - в нем нет
этого дара. Да и мало ли существует способов избавиться от политических
соперников?
Такие, как Нездешний, найдутся всегда.
Но теперь не будет ничего - ни пурпурных одежд, ни народного ликования.
И угораздило же его выйти на врага в одиночку!
Нет бы подумать хоть немного. Дундас верно раскусил его: он герой,
который притворяется, будто он не таков. "Не такой смертью хотел бы ты
умереть, Карнак, - сказала сила, - Где драматизм? Где восхищенная публика?"
Если в лесу падает дерево, никто этого не слышит.
Если человек умирает в одиночку, его смерть не войдет в историю.
- Будь ты проклят, отец, - прошептал Карнак. - Будь ты проклят.
Новый взрыв смеха и слез всколыхнул его грудь.
- Будь ты проклят! - взревел он. Глыба над головой дрогнула, и он застыл,
ожидая неминуемой смерти. Свет упал на его лицо, и грянуло нестройное "ура".
Карнак прищурился, глядя на факел, и ухмыльнулся через силу.
- Не слишком-то ты спешил, Геллан, - прошептал он. - Я уж думал, что
придется выбираться самому!
Глава 22
Даниаль лежала на корме барки, слушая, как плещутся о борт волны.
Невдалеке Дурмаст, облокотившись о поручни, вглядывался в берег. Некоторое
время она следила за ним, закрывая глаза всякий раз, когда он поворачивал
свою косматую башку в ее сторону. Последние три дня он либо молчал, либо
грубил ей, и она постоянно ловила на себе его горящий взгляд. Сперва это
раздражало ее, потом стало пугать - с Дурмастом шутки плохи. От него так и
веяло первобытной силой, едва сдерживаемой тонкими нитями здравого смысла.
Даниаль догадывалась, что всю свою жизнь он добивался желаемого либо силой,
либо хитростью, либо расчетливой жестокостью. И он хотел ее.
Она читала это в его глазах, его движениях, его молчании.
Она охотно сделала бы себя менее желанной, но ее единственное короткое
платье плохо подходило для этой цели.
Он подошел к ней, огромный, словно черная глыба.
- Чего тебе? - спросила она, садясь. Он присел рядом с ней.
- Я так и знал, что ты не спишь.
- Поговорить хочешь?
- Ну... да.
- Так говори. Деваться мне все равно некуда.
- Я тебя не неволю. Можешь уйти, если хочешь. - Он огорченно почесал
бороду. - Почему ты всегда норовишь сказать что-нибудь обидное?
- Ты, Дурмаст, заставляешь меня открываться с самой худшей стороны. Долго
ли нам еще плыть?
- Завтра будем на месте. Купим лошадей и к ночи уже разобьем лагерь у
Рабоаса.
- А дальше?
- Подождем Нездешнего - если он не добрался туда раньше нас.
- Хотела бы я тебе верить.
- А почему ты не должна верить мне?
Она засмеялась, а он схватил ее за руку и притянул к себе.
- Ах ты сука! - прошипел он, и она увидела в его глазах безумие - тупое
безумие одержимого.
- Не трогай меня, - сказала она, стараясь сохранять спокойствие.
- Почему это? Твой страх так приятно пахнет. - Он плотно притиснул ее к
себе, приник лицом к ее лицу.
- Кто-то говорил, что он не насильник, - прошептала она.
Он со стоном оттолкнул ее прочь.
- Я от тебя голову теряю, женщина. Каждый твой взгляд, каждое движение
говорят "возьми меня" - ты ведь хочешь меня, я знаю.
- Ошибаешься, Дурмаст. Я не желаю иметь с тобой ничего общего.
- Брось! Такие, как ты, без мужика долго не могут. Я знаю, что тебе надо.
- Ничего ты не знаешь, животное!
- А Нездешний, думаешь, не такой? Мы с ним - две стороны одной монеты.
Оба убийцы. Почему же ты по одному сохнешь, а другого не хочешь?
- Сохну? - фыркнула она. - Тебе этого вовек не понять. Я люблю его как
человека и хочу быть рядом с ним. Хочу разговаривать с ним, касаться его.
- А я?
- Да разве тебя можно полюбить? Для тебя не существует никого, кроме
собственной персоны. Думаешь, ты надул меня своими россказнями о помощи
Нездешнему? Доспехи нужны тебе самому - ты продашь их тому, кто больше даст.
- Ты так уверена?
- Конечно, уверена. Уж я-то тебя знаю - это с виду ты такой молодец, а
душонка у тебя крысиная.
Он отодвинулся от нее, и она похолодела, поняв, что зашла слишком далеко.
Но он только улыбнулся, и злоба в его глазах сменилась весельем.
- Ладно, Даниаль, не стану отпираться - я и вправду собираюсь продать
доспехи тому, кто больше даст. И этим человеком будет вагриец Каэм. Я
намерен также убить Нездешнего и получить награду за его голову. Ну, что
теперь скажешь?
Ее рука с зажатым в ней кинжалом метнулась к его лицу, но он сжал ее
запястье, и нож выпал.
- Тебе не удастся убить меня, Даниаль, - прошептал он. - Этого и сам
Нездешний не сумел бы - а ты только его ученица, хоть и способная. Придется
поискать другой способ.
- Какой, например? - спросила она, потирая онемевшую руку.
- Например, предложить мне больше, чем Каэм.
Внезапное понимание поразило ее, как удар.
- Ах ты гнусная свинья. Мерзавец!
- Угу. Дальше что?
- Неужели ты так сильно меня хочешь?
- Да, я хочу тебя, женщина. Всегда хотел - с тех самых пор, когда увидел,
как вы с Нездешним любитесь в холмах около Дельноха.
- А что я получу взамен, Дурмаст?
- Я оставлю доспехи Нездешнему и не стану его убивать.
- Согласна, - тихо сказала она.
- Я знал, что ты согласишься. - Он потянулся к ней.
- Погоди! - воскликнула она, и на сей раз замер он, увидев торжество в ее
глазах. - Я согласна на твои условия, но расплачусь с тобой только тогда,
когда Нездешний уедет прочь с доспехами. Он уедет, а мы с тобой останемся у
Рабоаса.
- Стало быть, я должен полностью довериться тебе?
- Мне, Дурмаст, доверять можно, в отличие от тебя.
- Пожалуй, - кивнул он и отошел.
Только наедине с собой она осознала в полной мере, какое обещание дала.
***
Пока Эврис врачевал впавшего в беспамятство Карнака, Дундас, Геллан и
Дардалион ждали в соседней комнате.
Геллан, весь грязный после работ в туннеле, сгорбился в кресле. Без
доспехов он казался хилым. Дундас расхаживал от окна до двери, прислушиваясь
временами к тому, что происходит за ней. Дардалион сидел тихо, борясь со
сном, и тревога двух других передавалась ему.
Он проник в разум Геллана и ощутил внутреннюю силу этого человека,
надорванную усталостью и сомнением. Геллан - хороший человек, он способен
чувствовать чужую боль, как свою.
