человека и начал обзывать его чревовещателем.
Швейк подошел к Ванеку, который тоже хватил изрядно, но
при этом был приветлив и мил.
-- Господин старший писарь,-- отрапортовал ему Швейк, --
немедленно идите на склад, там вас уже ждет взводный Фукс с
десятью рядовыми, и получайте консервы. Ноги в руки, бегом --
марш! Господин обер-лейтенант телефонировал уже дважды.
Ванек рассмеялся:
-- Деточка моя, что я, идиот? Ведь за это мне пришлось бы
самого себя изругать, ангел ты мой! Времени на все хватит. Над
нами ведь не каплет, золотце мое! Пусть сперва обер-лейтенант
Лукаш отправит маршевых рот столько же, сколько я, а тогда и
разговаривает; небось тогда он ни к кому не будет зря
приставать со своим "бегом марш!". Я уже получил приказ в
полковой канцелярии, что завтра поедем, надо укладываться и
немедленно получать на дорогу провиант. А ты думаешь, что
сделал я? Я самым спокойным манером зашел сюда выпить
четвертинку вина. Сидится мне здесь спокойно, и пусть все идет
своим чередом. Консервы останутся консервами, выдача --
выдачей. Я знаю склад лучше, чем господин обер-лейтенант. Я
разбираюсь в том, что говорится на совещаниях господ офицеров у
господина полковника. Ведь это только господину полковнику
чудится, будто на складе имеются консервы. Склад нашего полка
никогда никаких запасов консервов не имел, и доставали мы их от
случая к случаю в бригаде или одалживали в других полках, с
которыми оказывались поблизости. Одному только Бенешовскому
полку мы должны больше трехсот банок консервов. Хе, хе! Пусть
на совещаниях они говорят что им вздумается. Куда спешить? Ведь
все равно, когда наши придут туда, каптенармус скажет им, что
они с ума спятили. Ни одна маршевая рота не получила на дорогу
консервов. Так, что ли, старая картошка? -- обратился он к
штабному писарю.
Тот, очевидно, засыпал, или с ним случился небольшой
припадок белой горячки, только он ответил:
-- Она шла, держа над собой раскрытый зонт.
-- Самое лучшее,-- продолжал старший писарь Ванек,--
махнуть на все рукой. Если сегодня в полковой канцелярии
сказали, что завтра трогаемся,-- этому и малый ребенок не
поверит. Разве мы можем уехать без вагонов? При мне еще звонили
на вокзал. Там нет ни одного свободного вагона, точь-в-точь как
с последней маршевой ротой. Сидели мы тогда два дня на вокзале
и ждали, пока над нами кто-нибудь смилуется и пошлет за нами
поезд. А потом мы не знали, куда поедем. Даже сам полковник
ничего не знал. Мы уж всю Венгрию проехали, все еще никто не
знал: поедем мы на Сербию или на Россию. На каждой станции
говорили по прямому проводу со штабом дивизии. А были мы просто
какой-то заплатой. Пришили нас наконец где-то у Дуклы. Там нас
разбили наголову, и мы снова поехали формироваться. Только не
торопиться! Со временем все выяснится, а пока нечего спешить.
Jawohl, noch einmal! / Да, оде раз! (нем.)/ Вино у них здесь
замечательное,-- продолжал Ванек, не слушая, как бормочет про
себя штабной писарь:
-- Glauben Sie mir, ichhabe bisher wenig von memem Leben
gehabt. Ich wundere mich liber diese Frage / Поверьте, до сях
пор я видел в жизни мало хорошего, меня удивляет этот вопрос
(нем.)/.
-- Чего же попусту беспокоиться об отъезде маршевого
батальона? У первой маршевой роты, с которой я ехал, все было
готово за два часа, и все оказалось в полном порядке. Другие
роты тогдашнего нашего маршевого батальона готовились в дорогу
целых два дня, а наш ротный командир, лейтенант Пршеносил
(франт такой был), нам прямо сказал: "Ребята, не спешите!"-- и
все шло как по маслу. Только за два часа перед отходом поезда
мы начали укладываться. Самое лучшее -- подсаживайтесь...
-- Не могу,-- с геройской самоотверженностью ответил
бравый солдат Швейк.-- Я должен идти в канцелярию. Что, если
кто-нибудь позвонит?
-- Ну, так идите, мое золотце. Но только запомните раз
навсегда, что это некрасиво с вашей стороны и что настоящий
ординарец никогда не должен быть там, где он нужен. Никогда не
относитесь столь рьяно к своим обязанностям. Поверьте, душка,
нет ничего хуже суетливого ординарца, который хотел бы всю
войну взвалить на себя. Так-то, душенька.
Но Швейк был уже за дверью, он спешил в канцелярию своей
маршевой роты.
Ванек остался в одиночестве -- никак нельзя было сказать,
чтобы штабной писарь составлял ему компанию. Последний
совершенно ушел в себя и бормотал, умиленно гладя четвертинку
вина, самые удивительные вещи без всякой связи между собой, то
по-чешски, то по-немецки.
-- Я много раз проходил по этой деревне, но и понятия не
имел о том, что она существует на свете. In einern halben Jahre
habe ich meine Staatsprufung hinter mir und meinen Doktor
gemacht / Через, полгода я сдам государственные экзамены и
получу степень доктора (нем.) /. Я стал старым калекой.
Благодарю вас, Люси. Erscheinen sie in schon ausgestatteten
Banden / Если они появятся в хороших переплетах (нем.)/ --
может быть, найдется среди вас кто-нибудь, кто помнит это?
Старший писарь от скуки стал выстукивать какой-то марш, но
долго скучать ему не пришлось: дверь отворилась, вошел повар
Юрайда с офицерской кухни и плюхнулся на стул.
-- Нам сегодня дали приказ,-- залопотал он,-- получить на
дорогу коньяк. Но в нашей бутыли еще оставался ром, и нам
пришлось ее опорожнить. Здорово пришлось-таки приналечь! Вся
кухонная прислуга -- в лежку! Я обсчитался на несколько порций.
Полковник опоздал, и ему не хватило. Поэтому ему теперь делают
омлет. Вот, я вам скажу, комедия!
-- Занятная авантюра,-- заметил Ванек, который за вином
всегда любил вставить красивенькое словцо.
Повар Юрайда принялся философствовать, что отвечало его
бывшей профессии. Перед войной он издавал оккультный журнал и
серию книг под названием "Загадки жизни и смерти". На военной
службе он примазался к полковой офицерской кухне, и, когда,
бывало, увлечется чтением древнеиндийских сутр Прагна Парамита
("Откровения мудрости"), у него частенько подгорало жаркое.
Полковник Шредер ценил его как полковую
достопримечательность. Действительно, какая офицерская кухня
могла бы похвалиться поваром-оккультистом, который, заглядывая
в тайны жизни и смерти, удивлял всех таким филе в сметане или
рагу, что смертельно раненный под Комаровом подпоручик Дуфек
все время звал Юрайду.
-- Да,-- сказал ни с того ни с сего еле державшийся на
стуле Юрайда: от него на десять шагов разило ромом.-- Когда
сегодня не хватило на господина полковника и когда он увидел,
что осталась только тушеная картошка, он впал в состояние гаки.
Знаете, что такое "гаки"? Это состояние голодных духов. И вот
тогда я ему сказал: "Обладаете ли вы достаточной силой,
господин полковник, чтобы устоять перед роковым предначертанием
судьбы, а именно: выдержать то, что на вашу долю не хватило
телячьей почки? В карме предопределено, чтобы вы, господин
полковник, сегодня на ужин получили божественный омлет с
рубленой тушеной телячьей печенкой".
-- Милый друг,-- после небольшой паузы обратился он
вполголоса к старшему писарю, сделав при этом непроизвольный
жест рукой и опрокинув все стоявшие перед ним на столе
стаканы,-- существует небытие всех явлений, форм и вещей,--
мрачно произнес после всего содеянного повар-оккультист.--
Форма есть небытие, а небытие есть форма. Небытие неотделимо от
формы, форма неотделима от небытия. То, что является небытием,
является и формой, то, что есть форма, есть небытие.
Повар-оккультист погрузился в молчание, подпер рукой
голову и стал созерцать мокрый, облитый вином стол.
Штабной писарь продолжал мычать что-то, не имевшее ни
начала, ни конца:
-- Хлеб исчез с полей, исчез-- in dieser Stimmung erhielt
erEinladungund ging zu ihr / В таком настроении он получил
приглашение и пошел к ней (нем.)/, праздник троицы бывает
весной.
Старший писарь Ванек продолжал барабанить по столу, пил и
время от времени вспоминал, что у продовольственного склада его
ждут десять солдат во главе со взводным.
При этом воспоминании он улыбался и махал рукой.
Вернувшись поздно в канцелярию одиннадцатой маршевой роты,
он нашел Швейка у телефона.
-- Форма есть небытие, а небытие есть форма,-- произнес он
с трудом, завалился одетый на койку и сразу уснул.
Швейк неотлучно сидел у телефона, так как два часа назад
поручик Лукаш по телефону сообщил ему, что он все еще на
совещании у господина полковника, но сказать, что Швейк может
отойти от телефона, забыл.
Потом со Швейком по телефону говорил взводный Фукс,
который вместе с десятью рядовыми напрасно все это время ждал
старшего писаря. И только теперь разглядел, что склад заперт.
Наконец Фукс ушел куда-то, и десять рядовых один за другим
вернулись в свой барак.
Время от времени Швейк развлекался тем, что снимал
телефонную трубку и слушал. Телефон был новейшей системы,
недавно введенной в армии, и обладал тем преимуществом, что
можно было вполне отчетливо слышать чужие телефонные разговоры
по всей линии.
Обоз переругивался с артиллерийскими казармами, саперы
угрожали военной почте, полигон ругал пулеметную команду.
А Швейк, не вставая, все сидел да сидел у телефона...
Совещание у полковника продолжалось. Полковник Шредер
развивал новейшую теорию полевой службы и особенно подчеркивал
значение гранатометчиков.
Перескакивая с пятого на десятое, он говорил о
расположении фронта два месяца тому назад на юге и на востоке,
о важности тесной связи между отдельными частями, об удушливых
газах, о стрельбе по неприятельским аэропланам, о снабжении
солдат на фронте и потом перешел к внутренним взаимоотношениям
в армии.
Он разговорился об отношении офицеров к нижним чинам,
нижних чинов к унтер-офицерам, о перебежчиках во вражеский
стан, о политических событиях и о том, что пятьдесят процентов
чешских солдат politisch verdachtig / Политически
неблагонадежны (нем.)/.
-- Jawohl, meine Herren der Kramarsch, Scheiner und
Klofatsch.../ Да, господа, Крамарж, Шейнер и Клофач...(нем.)/
Офицеры в своем большинстве во время доклада думали о том,
когда наконец старый пустомеля перестанет нести эту белиберду,
но полковник продолжал городить всякий вздор о новых задачах
новых маршевых батальонов, о павших в бою офицерах полка, о
цеппелинах, проволочных заграждениях, присяге...
Тут поручик Лукаш вспомнил, что в то время, когда весь
маршевый батальон присягал, бравый солдат Швейк к присяге
приведен не был, так как в те дни сидел в дивизионном суде.
При этом воспоминании он вдруг рассмеялся.
Это было что-то вроде истерического смеха, которым он
заразил нескольких офицеров, сидевших рядом. Его смех привлек
внимание полковника, только что заговорившего об опыте,
приобретенном при отступлении германских армий в Арденнах.
Смешав все это в одну кучу, полковник закончил:
-- Господа, здесь нет ничего смешного.
Потом все отправились в Офицерское собрание, так как
полковника Шредера вызвал к телефону штаб бригады.
Швейк дремал у телефона, когда его вдруг разбудил звонок.
-- Алло! -- послышалось в телефоне.-- У телефона
Regimentskanzlei.
-- Алло! -- ответил Швейк.-- Здесь канцелярия одиннадцатой
роты.
-- Не задерживай,-- послышался голос,-- возьми карандаш и
пиши. Прими телефонограмму,-- Одиннадцатой маршевой роте...
Затем последовали одна за другой какие-то странные фразы,
