обращали внимание читателей на дебоширство N-ского полка в
Дебрецене, бесчинства которого были обсуждены и осуждены
будапештским парламентом, полка, знамя которого позднее было на
фронте... (Выпущено цензурой.) На чьей совести лежит этот
позор?.. (Выпущено цензурой.) Кто втянул чешских солдат?..
(Выпущено цензурой.) До чего доходит дерзость пришлого элемента
на нашей родной венгерской земле, лучше всего свидетельствует
инцидент, имевший место в городе Кираль-Хиде на венгерском
"островке" на Литаве. К какой национальности принадлежали
солдаты из близлежащего военного лагеря в Мосте-на-Литаве,
которые напали на тамошнего торговца, господина Дюлу Каконя, и
избили его? Долг властей расследовать это преступление и
выяснить в командовании дивизии, которое, несомненно, уже
занимается этим делом, какую роль в этой неслыханной травле
подданных венгерского королевства играет поручик Лукаш, имя
которого в городе связывается с событиями последних дней, как
сообщил нам наш местный корреспондент, уже собравший богатый
материал по этому делу, в нынешний ответственный момент
являющемуся просто вопиющим. Читатели "Пестер-Ллойд",
несомненно, будут с интересом следить за ходом следствия, и мы
не преминем познакомить их ближе с этими событиями
исключительной важности. Вместе с тем мы ждем официальных
сообщений о кираль-хидском преступлении, совершенном против
венгерского населения. Мы не сомневаемся, что будапештский
парламент сам займется этим делом, чтобы наконец всем стало
ясно, что чешские солдаты, следующие на фронт через венгерское
королевство, не смеют рассматривать землю короны святого
Стефана как землю, взятую ими в аренду. Если же некоторые лица
этой национальности, так ярко продемонстрировавшие в
Кираль-Хиде "солидарность" всех народов Австро-Венгерской
монархии, еще и теперь не учитывают ситуации, мы рекомендовали
бы им угомониться, ибо в условиях военного времени пуля, петля,
суд и штык заставят их повиноваться высшим интересам нашей
общей родины".
-- Чья подпись под статьей, господин поручик?
-- Редактора, депутата Белы Барабаша, господин полковник.
-- Старая бестия! Но прежде чем эта статья попала в
"Пестер-Ллойд", она была напечатана в "Пешти-Хирлап". Теперь
прочитайте мне официальный перевод венгерской статьи,
помещенной в шопроньской газете "Шопрони-Напло".
Поручик Лукаш стал читать статью, которую автор с большим
усердием разукрасил фразами вроде: "веление государственной
мудрости", "государственный порядок", "человеческая
извращенность", "втоптанное в грязь человеческое достоинство и
чувство", "пиршество каннибалов", "избиение лучших
представителей общества", "свора мамелюков", "закулисные
махинации". Далее все было изображено в таком духе, точно
мадьяры на родной земле преследуются больше всех других
национальностей. Словно дело обстояло так: пришли чешские
солдаты, повалили редактора, били его своими солдатскими
башмаками в живот, он, несчастный, кричал от боли, а кто-то все
застенографировал.
"О целом ряде серьезнейших фактов,-- хныкала шопроньская
газета "Шопрони-Напло",-- у нас благоразумно умалчивают и
ничего не пишут. Всякий знает, что такое чешский солдат в
Венгрии и каков он на фронте. Всем нам известно, что вытворяют
чехи, каковы настроения среди чехов и чья рука видна здесь.
Правда, бдительность властей отвлечена другими делами
первостепенной важности, и, однако же, она должна надлежащим
образом сочетаться с общим надзором, чтобы не повторилось то,
чему мы на днях были свидетелями в Кираль-Хиде. Во вчерашней
нашей статье пятнадцать мест было вычеркнуто цензурой. Нам не
остается ничего другого, как только заявить, что и сегодня по
техническим соображениям мы не имеем возможности широко
осветить события в Кираль-Хиде. Посланный нами корреспондент
убедился на месте, что власти энергично взялись за это дело и
быстрым темпом ведут расследование. Удивляет нас только одно, а
именно: некоторые участники этого истязания находятся до сих
пор на свободе. Это касается особенно того господина, который,
по слухам, безнаказанно обретается в лагере и до сих пор носит
петлицы своего "попугайского полка". Фамилия его была названа
третьего дня в "Пестер-Ллойд" и в "Пешти-Напло". Это
пресловутый чешский шовинист Лукаш, о бесчинствах которого
будет внесена интерпелляция депутатом от Кираль-Хидского округа
Гезой Шавань".
-- В таком же любезном тоне, господин поручик,-- сказал
полковник Шредер,-- пишут о вас "Еженедельник", выходящий в
Кираль-Хиде, и прессбургские газеты. Но, я думаю, это вас уже
не интересует, так как тут все на один лад. Политически это
легко объяснимо, потому что мы, австрийцы,-- будь то немцы или
чехи,-- все же еще здорово против венгров... Вы меня понимаете,
господин поручик. В этом видна определенная тенденция. Скорее
вас может заинтересовать статья в "Комарненской вечерней
газете", в которой утверждается, что вы пытались изнасиловать
госпожу Каконь прямо в столовой во время обеда в присутствии ее
супруга, которого вы, угрожая саблей, принуждали заткнуть
полотенцем рот своей жене, чтобы она не кричала. Это самое
последнее известие о вас, господин поручик.-- Полковник
усмехнулся и продолжал: -- Власти не исполнили своего долга.
Предварительная цензура здешних газет тоже в руках венгров. Они
делают с нами что хотят. Наш офицер беззащитен против
оскорблений венгерского штатского хама-журналиста. И только
после нашего резкого демарша, а может быть, телеграммы нашего
дивизионного суда, государственная прокуратура в Будапеште
предприняла шаги к тому, чтобы произвести аресты отдельных лиц
во всех упомянутых редакциях. Больше всех поплатился редактор
"Комарненской вечерней газеты", он до самой смерти будет
помнить свою "Вечерку". Дивизионный суд поручил мне, как вашему
начальнику, допросить вас и одновременно посылает мне материалы
следствия. Все сошло бы гладко, если бы не этот ваш злополучный
Швейк. С ним находится какой-то сапер Водичка; когда того
привели на гауптвахту после драки, при нем нашли письмо,
посланное вами госпоже Каконь. Так этот ваш Швейк утверждал на
допросе, что письмо не ваше, что это писал он сам,-- когда же
ему было приказано переписать письмо, чтобы сравнить почерки,
он ваше письмо сожрал. Тогда из полковой канцелярии были
пересланы в дивизионный суд ваши рапорты для сравнения с
почерком Швейка,-- и вот вам результаты.
Полковник перелистал бумаги и указал поручику Лукашу на
следующее место:
"Обвиняемый Швейк отказался написать продиктованные ему
фразы, утверждая, что за ночь разучился писать".
-- Я, господин поручик, вообще не придаю никакого значения
тому, что говорил в дивизионном суде ваш Швейк или этот сапер.
И Швейк и сапер утверждают, что все произошло из-за какой-то
пустяшной шутки, которая была не понята, что на них самих
напали штатские, а они отбивались, чтобы защитить честь
мундира. На следствии выяснилось, что ваш Швейк вообще фрукт.
Так, например, на вопрос, почему он не сознается, он, согласно
протоколу, ответил: "Я нахожусь сейчас в таком же положении, в
каком очутился однажды из-за икон девы Марии слуга художника
Панушки. Тому тоже, когда дело коснулось икон, которые он
собирался присвоить, ничего другого не оставалось ответить,
кроме как: "Что же, мне кровью блевать, что ли?" Разумеется, я,
как командир полка, позаботился о том, чтобы во все газеты от
имени дивизионного суда было послано опровержение подлых
статей, напечатанных в здешних газетах. Сегодня это будет
разослано, и полагаю, что я с своей стороны сделал все, чтобы
загладить шумиху, поднятую этими штатскими мерзавцами, этими
подлыми мадьярскими газетчиками. Кажется, я недурно
отредактировал:
"Настоящим дивизионный суд N-ской дивизии и штаб N-ского
полка заявляют, что статья, напечатанная в здешней газете о
якобы совершенных солдатами N-ского полка бесчинствах, ни в
какой степени не соответствует действительности и от первой до
последней строки вымышлена. Следствие, начатое против
вышеназванных газет, поведет к строгому наказанию виновных".
-- Дивизионный суд в своем отношении, посланном в штаб
нашего полка,-- продолжал полковник,-- приходит к тому
заключению, что дело, собственно, идет о систематической
травле, направленной против воинских частей, прибывающих из
Цислейтании в Транслейтанию. Притом сравните, какое количество
войск отправлено на фронт с нашей стороны и какое с их стороны.
Скажу вам откровенно: мне чешский солдат более по душе, чем
этот венгерский сброд. Стоит только вспомнить, как под
Белградом венгры стреляли по нашему второму маршевому
батальону, который, не зная, что по нему стреляют венгры, начал
палить в дейчмейстеров, стоявших на правом фланге, а
дейчмейстеры тоже спутали и открыли огонь по стоящему рядом с
ними боснийскому полку. Вот, скажу я вам, положеньице! Я был
как раз на обеде в штабе бригады. Накануне мы должны были
пробавляться ветчиной и супом из консервов, а в этот день нам
приготовили хороший куриный бульон, филе с рисом и ромовые
бабки. Как раз накануне вечером мы повесили в местечке
сербского трактирщика, и наши повара нашли у него в погребе
старое тридцатилетнее вино. Можете себе представить, как мы все
ждали этого обеда. Покончили мы с бульоном и только принялись
за курицу, как вдруг перестрелка, потом пальба, и наша
артиллерия, понятия не имевшая, что это наши части стреляют по
своим, начала палить по нашей линии, и один снаряд упал у
самого штаба бригады. Сербы, вероятно, решили, что у нас
вспыхнуло восстание, и давай крыть нас со всех сторон, а потом
начали форсировать реку. Бригадного генерала зовут к телефону,
и начальник дивизии поднимает страшный скандал, что это там за
безобразие происходит на боевом участке бригады. Ведь он только
что получил приказ из штаба армии начать наступление на
сербские позиции на левом фланге в два часа тридцать пять минут
ночи. Мы же являемся резервом и должны немедленно прекратить
огонь. Ну, где там при такой ситуации "Feuer einstellen!"
/Прекратить огонь! (нем.)/. Бригадная телефонная станция
сообщает, что никуда не может дозвониться, кроме как в штаб
Семьдесят пятого полка, который передает, что он получил от
ближайшей дивизии приказ "ausharren!" /Держаться до конца!
(нем.)/, что он не может связаться с нашей дивизией, что сербы
заняли высоты 212, 226 и 327, требуется переброска одного
батальона для связи, и необходимо наладить телефонную связь с
нашей дивизией. Пытаемся связаться с дивизией, но связи нет,
так как сербы пока что зашли с обоих флангов нам в тыл и сжали
наш центр в треугольник, в котором оказались и пехота и
артиллерия, обоз со всей автоколонной, продовольственный
магазин и полевой лазарет. Два дня я не слезал с седла, а
начальник дивизии попал в плен и наш бригадный тоже. А всему
виной мадьяры, открывшие огонь по нашему второму маршевому
батальону. Но, разумеется, всю вину свалили на наш полк.--
Полковник сплюнул.-- Вы теперь сами, господин поручик,
убедились, как они ловко использовали ваши похождения в
Кираль-Хиде.
Поручик Лукаш смущенно кашлянул.
-- Господин поручик,-- обратился к нему интимно
полковник,-- положа руку на сердце, сколько раз вы спали с
мадам Каконь?
Полковник Шредер был сегодня в очень хорошем настроении.
