прибавил:-- Вот увидишь, с этой мадьярской рожей не будет много
работы.
И если бы в подъезде был кто-нибудь понимающий по-чешски,
тот еще на лестнице услышал бы довольно громко произнесенный
Водичкой девиз: "Плохо, брат, ты мадьяров знаешь!" -- девиз,
который зародился в тихом кабачке над рекой Литавой, среди
садов прославленной Кираль-Хиды, окруженной холмами. Солдаты
всегда будут проклинать Кираль-Хиду, вспоминая все эти
упражнения перед мировой войной и во время нее, на которых их
теоретически подготавливали к практическим избиениям и резне.
Швейк с Водичкой стояли у дверей квартиры господина
Каконя. Раньше чем нажать кнопку звонка, Швейк заметил:
-- Ты когда-нибудь слышал пословицу, Водичка, что
осторожность -- мать мудрости?
-- Это меня не касается,-- ответил Водичка.-- Не давай ему
рот разинуть...
-- Да и мне тоже не с кем особенно разговаривать-то,
Водичка.
Швейк позвонил, и Водичка громко сказал:
-- Айн, цвай -- и полетит с лестницы.
Открылась дверь, и появившаяся в дверях прислуга спросила
по-венгерски:
-- Что вам угодно?
-- Hem tudom /Не понимаю (венгерск.)/,-- презрительно
ответил Водичка. -- Научись, девка, говорить по-чешски.
-- Verstehen Sie deutsch? /Вы понимаете по-немецки?
(нем.)/-- спросил Швейк.
-- A pischen /Немножко (нем.)/.
-- Also, sagen Sie dep Frau, ich will die Frau spr-chen,
sagen Sie, dass ein Brief ist von einern Herr, draussen in Kong
/Скажите барыне, что я хочу с ней говорить. Скажите, что для
нее в коридоре есть письмо от одного господина (нем. с
ошибками)/.
-- Я тебе удивляюсь,-- сказал Водичка, входя вслед за
Швейком в переднюю.-- Как это ты можешь со всяким дерьмом
разговаривать?
Закрыв за собой дверь, они остановились в передней. Швейк
заметил:
-- Хорошая обстановка. У вешалки даже два зонтика, а вон
тот образ Иисуса Христа тоже неплох.
Из комнаты, откуда доносился звон ложек и тарелок, опять
вышла прислуга и сказала Швейку:
-- Frau ist gesagt, dass Sie hat ka Zeit, wenn was ist,
dass mir geben und sagen / Барыня сказала, что у нее нет
времени; если что-нибудь нужно, передайте мне (нем.)/.
-- Also,-- торжественно сказал Швейк,-- der Frau ein
Brief, aber halten Kuschen /Письмо для барыни, но держите язык
за зубами (нем.)/.-- Он вынул письмо поручика Лукаша.-- Ich,--
сказал он, указывая на себя пальцем,-- Antwort warten hier in
die Vorzimmer /Я подожду ответа здесь, в передней (нем.)/.
-- Что же ты не сядешь? -- сказал Водичка, уже сидевший на
стуле у стены.-- Вон стул. Стоит, точно нищий. Не унижайся
перед этим мадьяром. Будет еще с ним канитель, вот увидишь, но
я, брат, его ка-ак хрясну...
-- Послушай-ка,-- спросил он после небольшой паузы,-- где
это ты по-немецки научился?
-- Самоучка,-- ответил Швейк.
Опять наступила тишина. Внезапно из комнаты, куда прислуга
отнесла письмо, послышался ужасный крик и шум. Что-то тяжелое с
силой полетело на пол, потом можно было ясно различить звон
разбиваемых тарелок и стаканов, сквозь который слышался рев:
"Baszom az anyat, baszom az istenet, baszom a Kristus Mariat,
baszom az atyadot, baszom a vilagot!" / Венгерская площадная
ругань./
Двери распахнулись, и в переднюю влетел господин во цвете
лет с подвязанной салфеткой, размахивая письмом.
Старый сапер сидел ближе, и взбешенный господин накинулся
сперва на него:
-- Was soll das heissen, wo ist der verfluchter Keri,
welcher dieses Brief gebracht hat? / Что это должно значить?
Где этот проклятый негодяй, который принес письмо? (нем.)/
-- Полегче,-- остановил его Водичка, подымаясь со стула.--
Особенно-то не разоряйся, а то вылетишь. Если хочешь знать, кто
принес письмо, так спроси у товарища. Да говори с ним
неаккуратнее, а то очутишься за дверью в два счета.
Теперь пришла очередь Швейка убедиться в красноречии
взбешенного господина с салфеткой на шее, который, путая от
ярости слова, начал кричать, что они только что сели обедать.
-- Мы слышали, что вы обедаете,-- на ломаном немецком
языке согласился с ним Швейк и прибавил по-чешски: -- Мы тоже
было подумали, что напрасно отрываем вас от обеда.
-- Не унижайся,-- сказал Водичка.
Разъяренный господин, который так оживленно
жестикулировал, что его салфетка держалась уже только одним
концом, продолжал: он сначала подумал, что в письме речь идет о
предоставлении воинским частям помещения в этом доме,
принадлежащем его супруге.
-- Здесь бы поместилось порядочно войск,-- сказал Швейк.--
Но в письме об этом не говорилось, как вы, вероятно, уже успели
убедиться.
Господин схватился за голову и разразился потоком упреков.
Он сказал, что тоже был лейтенантом запаса и что он охотно
служил бы и теперь, но у него больные почки. В его время
офицерство не было до такой степени распущенно, чтобы нарушать
покой чужой семьи. Он пошлет это письмо в штаб полка, в военное
министерство, он опубликует его в газетах...
-- Сударь,-- с достоинством сказал Швейк,-- это письмо
написал я. Ich geschrieben, kein Oberleutnant /Я написал, не
обер-лейтенант (нем.)/. Подпись подделана. Unterschrift, Name,
falsch /Подпись, фамилия фальшивые (нем.)/. Мне ваша супруга
очень нравится. Ich liebe lhre Frau /Я люблю вашу жену (нем.)/.
Я влюблен в вашу жену по уши, как говорил Врхлицкий-- Kapitales
Frau / Капитальная женщина (нем.)/.
Разъяренный господин хотел броситься на стоявшего со
спокойным и довольным видом Швейка, но старый сапер Водичка,
следивший за каждым движением Каконя, подставил ему ножку,
вырвал у него из рук письмо, которым тот все время размахивал,
сунул в свой карман, и не успел господин Каконь опомниться, как
Водичка его сгреб, отнес к двери, открыл ее одной рукой, и в
следующий момент уже было слышно, как... что-то загремело вниз
по лестнице.
Случилось все это быстро, как в сказке, когда черт
приходит за человеком.
От разъяренного господина осталась лишь салфетка. Швейк ее
поднял и вежливо постучался в дверь комнаты, откуда пять минут
тому назад вышел господин Каконь и откуда теперь доносился
женский плач.
-- Принес вам салфеточку,-- деликатно сказал Швейк даме,
рыдавшей на софе.-- Как бы на нее не наступили... Мое почтение!
Щелкнув каблуками и взяв под козырек, он вышел. На
лестнице не было видно сколько-нибудь заметных следов борьбы.
По-видимому, все сошло, как и предполагал Водичка, совершенно
гладко. Только дальше, у ворот, Швейк нашел разорванный
крахмальный воротничок. Очевидно, когда господин Каконь в
отчаянии уцепился за ворота, чтобы его не вытащили на улицу,
здесь разыгрался последний акт этой трагедии.
Зато на улице было оживленно. Господина Каконя оттащили в
ворота напротив и отливали водой. А посреди улицы бился, как
лев, старый сапер Водичка с несколькими гонведами и гонведскими
гусарами, заступившимися за своего земляка. Он мастерски
отмахивался штыком на ремне, как цепом. Водичка был не один.
Плечом к плечу с ним дрались несколько солдат-чехов из
различных полков,-- солдаты как раз проходили мимо.
Швейк, как он позже утверждал, сам не знал, как очутился в
самой гуще и как в руках у него появилась трость какого-то
оторопевшего зеваки (тесака у Швейка не было).
Продолжалось это довольно долго, но всему прекрасному
приходит конец. Прибыл патруль полицейских и забрал всех.
Рядом с Водичкой шагал Швейк, неся палку, которую
начальник патруля признал corpus delicti / Вещественное
доказательство преступления (лат.)/.
Швейк шел с довольным видом, держа палку, как ружье, на
плече.
Старый сапер Водичка всю дорогу упрямо молчал. Только
входя на гауптвахту, он задумчиво сказал Швейку:
-- Говорил я, что ты мадьяров плохо знаешь!
Глава IV. НОВЫЕ МУКИ
Полковник Шредер не без удовольствия разглядывал бледное
лицо и большие круги под глазами поручика Лукаша, который в
смущении не глядел на полковника и украдкой, как бы изучая
что-то, рассматривал план расположения воинских частей в
лагере. План этот был единственным украшением в кабинете
полковника. На столе перед полковником лежало несколько газет с
отчеркнутыми синим карандашом статьями, которые он еще раз
пробежал глазами. Пристально глядя на поручика Лукаша,
полковник произнес:
-- Итак, вам уже известно, что ваш денщик Швейк арестован
и дело его, вероятно, будет передано дивизионному суду?
-- Так точно, господин полковник.
-- Но и этим, разумеется, -- многозначительно сказал
полковник, с удовольствием разглядывая побледневшее лицо
поручика Лукаша,-- вопрос не исчерпан. Здешняя общественность
взбудоражена инцидентом с вашим денщиком Швейком, и вся эта
история связывается с вашим именем, господин поручик. Из штаба
дивизии к нам поступил материал по этому делу. Вот газеты,
которые пишут об этом инциденте. Прочтите мне вслух.
Полковник передал Лукашу газеты с отчеркнутыми статьями, и
поручик принялся монотонно читать, как будто читал фразу из
детской книги для чтения: "Мед значительно более питателен и
легче переваривается, чем сахар".
-- "В чем гарантия нашей будущности?"
-- Это "Пестер-Ллойд"? -- спросил полковник.
-- Так точно, господин полковник,-- ответил поручик Лукаш
и продолжал читать: -- "Ведение войны требует совместных усилий
всех слоев населения Австро-Венгерской монархии. Если мы хотим
обеспечить безопасность нашего государства, то все нации должны
поддерживать друг друга. Гарантия нашей будущности лежит в
добровольном уважении одним народом другого народа. Громадные
жертвы наших доблестных воинов на фронтах, где они неустанно
продвигаются вперед, не были бы возможны, если бы тыл -- эта
хозяйственная и политическая артерия наших прославленных армий
-- не был сплоченным, если бы в тылу наших армий подняли голову
элементы, разбивающие единство государства, своей злонамеренной
агитацией подрывающие авторитет государственного целого и
вносящие смуту в солидарность народов нашей монархии. В эти
исторические минуты мы не можем молча смотреть на горстку
людей, из соображений местного национализма пытающихся помешать
дружной работе и борьбе всех народов нашей империи за
справедливое возмездие тем негодяям, которые без всякого повода
напали на нашу родину, чтобы отнять у нее все культурные
ценности и достижения цивилизации. Мы не можем молча пройти
мимо гнусных деяний лиц с нездоровой психологией, единственная
цель которых разбить единодушие наших народов. Мы уже
неоднократно обращали внимание наших читателей на то
обстоятельство, что военные власти вынуждены принимать самые
строгие меры против отдельных личностей в чешских полках,
которые, пренебрегая славными полковыми традициями, сеют своими
нелепыми бесчинствами в наших мадьярских городах озлобление
против всего чешского народа, который, как целое, ни в чем не
повинен и который всегда твердо стоял на страже интересов нашей
империи, свидетельством чего является целый ряд выдающихся
полководцев, вышедших из среды чехов. Достаточно вспомнить
славного фельдмаршала Радецкого и других защитников
Австро-Венгерской державы! Этим светлым личностям противостоит
кучка негодяев, вышедших из подонков чешского народа, которые
воспользовались мировой войной для того, чтобы вступить
добровольцами в армию,-- с целью вызвать раздор среди народов
монархии, удовлетворяя при этом свои низкие инстинкты. Мы уже
