начальнику конвоя не прибегут. Если гора не идет к Магомету, то
начальник конвоя должен идти за ними сам. Вы в настоящий момент
попали в необычную ситуацию: вы не имеете решительно никакого
права задерживать кого-либо, кому полагается выйти на волю. С
другой стороны, согласно действующим предписаниям, никто не
имеет права покинуть арестантский вагон. По правде сказать, я
не знаю, как вы выберетесь из этого отвратительного положения.
Положение чем дальше, тем хуже. Сейчас половина одиннадцатого.
-- Вольноопределяющийся спрятал часы в карман.-- Очень
любопытно, как вы поведете себя через полчасика, господин
капрал.
-- Через полчаса я должен занять мое место в телячьем
вагоне,-- мечтательно повторил Швейк.
Уничтоженный и сбитый с толку капрал обратился к нему:
-- Если это не играет для вас большой роли... мне кажется,
здесь для вас гораздо удобнее, чем в телячьем вагоне. Я
думаю...
Его прервал обер-фельдкурат, крикнувший спросонья:
-- Побольше соуса!
-- Спи, спи, -- ласково сказал Швейк, подкладывая ему под
голову свалившуюся с лавки полу шинели.-- Желаю тебе приятных
снов о жратве.
Вольноопределяющийся запел:
Спи, моя детка, спи...
Глазки закрой свои,
Бог с тобой будет спать,
Люлечку ангел качать.
Спи, моя детка, спи...
Несчастный капрал уже ни на что не реагировал. Он тупо
глядел в окно и дал полную свободу дезорганизации в
арестантском купе.
Конвойные у перегородки играли в "мясо", и на ягодицы
падали добросовестные и увесистые удары остальных солдат. Когда
капрал обернулся к ним, прямо на него вызывающе уставилась
солдатская задница. Капрал вздохнул и опять повернулся к окну.
Вольноопределяющийся на минуту задумался и затем обратился
к измученному капралу:
-- Вы когда-нибудь читали журнал "Мир животных"?
-- Этот журнал у нас в деревне выписывал трактирщик,--
ответил капрал, явно довольный, что разговор принял другое
направление.-- Большой был любитель санских коз, а они у него
все дохли, так он спрашивал совета в этом журнале.
-- Дорогой друг,-- сказал вольноопределяющийся,-- история,
которую я вам сейчас изложу, со всею очевидностью вам докажет,
что человеку свойственно ошибаться. Господа, там, сзади!
Уверен, что вы перестанете играть в "мясо", ибо то, что я вам
сейчас расскажу, покажется вам очень интересным, хотя бы
потому, что многих специальных терминов вы не поймете. Я
расскажу вам повесть о "Мире животных", чтобы вы позабыли о
наших нынешних военных невзгодах.
Каким образом я стал редактором "Мира животных", этого
весьма интересного журнала,-- долгое время было неразрешимой
загадкой для меня самого. Потом я пришел к убеждению, что мог
пуститься на такую штуку только в состоянии полной
невменяемости. Так далеко завели меня дружеские чувства к
одному моему старому приятелю -- Гaeкy, Гаек добросовестно
редактировал этот журнал, пока не влюбился в дочку его
издателя, Фукса. Фукс прогнал Гаека в два счета со службы и
велел ему подыскать для журнала какого-нибудь порядочного
редактора.
Как видите, тогдашние условия найма и увольнения были
довольно странные.
Когда мой друг Гаек представил меня издателю, тот очень
ласково меня принял и осведомился, имею ли я какое-нибудь
понятие о животных. Моим ответом он остался очень доволен. Я
высказался в том смысле, что всегда очень уважал животных и
видел в них только ступень перехода к человеку и что, с точки
зрения покровительства животным, я особенно прислушивался к их
нуждам и стремлениям. Каждое животное хочет только одного, а
именно: чтобы перед съедением его умертвили по возможности
безболезненно.
Карп, например, с самого своего рождения сохраняет
укоренившееся представление, что очень некрасиво со стороны
кухарки вспарывать ему брюхо заживо. С другой стороны, возьмем
обычай рубить петухам головы. Общество покровительства животных
борется как только может за то, чтобы птицу не резали неопытной
рукой. Скрюченные позы жареных гольцов как нельзя лучше
свидетельствуют о том, что, умирая, они протестуют против того,
чтобы их заживо жарили на маргарине. Что касается индюков...
Тут издатель прервал меня и спросил, знаком ли я с
птицеводством, разведением собак, с кролиководством,
пчеловодством, вообще с жизнью животных во всем ее
многообразии, сумею ли я вырезать из других журналов картинки
для воспроизведения, переводить из иностранных журналов
специальные статьи о животных, умею ли я пользоваться Бремом и
смогу ли писать передовицы из жизни животных применительно к
католическому календарю, к переменам погоды, к периодам охоты,
к скачкам, дрессировке полицейских собак, национальным и
церковным праздникам, короче, обладаю ли я журналистским
кругозором и способностью обрисовать момент в короткой, но
содержательной передовице.
Я заявил, что план правильного ведения такого рода
журнала, как "Мир животных", мною уже давно обдуман и
разработан и что все намеченные отделы и рубрики я вполне могу
взять на себя, так как обладаю всеми необходимыми данными и
знаниями в упомянутых областях.
Моим стремлением будет поднять журнал на небывалую высоту.
Реорганизовать его как в смысле формы, так и содержания. Далее
я сказал, что намерен завести новые разделы, например, "Уголок
юмора зверей", "Животные о животных" (применяясь, конечно, к
политическому моменту), и преподносить читателям сюрприз за
сюрпризом, чтобы они опомниться не смогли, когда будут читать
описание различных животных. Раздел "Звериная хроника" будет
чередоваться с новой программой решения проблемы о домашних
животных и "Движением среди скота".
Издатель опять прервал меня и сказал, что этого вполне
достаточно и что если мне удастся выполнить хотя бы половину,
то он мне подарит парочку карликовых виандоток, получивших
первый приз на последней берлинской выставке домашней птицы: их
владелец тогда же был удостоен золотой медали за отличное
спаривание.
Могу сказать: старался я по мере сил и возможностей и свою
"правительственную" программу выполнял, насколько только
хватало моих способностей; более того: я даже пришел к
открытию, что в своих статьях превзошел самого себя.
Желая преподнести читателю что-нибудь новое и неожиданное,
я сам выдумывал животных. Я исходил из того принципа, что,
например, слон, тигр, лев, обезьяна, крот, лошадь, свинья и так
далее-- давным-давно известны каждому читателю "Мира животных"
и теперь его необходимо расшевелить чем-нибудь новым,
какими-нибудь открытиями. В виде пробы я пустил "сернистого
кита". Этот новый вид кита был величиной с треску и снабжен
пузырем, наполненным муравьиной кислотой, и особенного
устройства клоакой; из нее сернистый кит со взрывом выпускал
особую кислоту, которая одурманивающе действовала на мелкую
рыбешку, пожираемую этим китом. Позднее один английский ученый,
не помню, какую я ему придумал тогда фамилию, назвал эту
кислоту "китовой кислотой". Китовый жир был всем известен, но
новая китовая кислота возбудила интерес, и несколько читателей
запросили редакцию, какой фирмой вырабатывается эта кислота в
чистом виде.
Смею вас уверить, что читатели "Мира животных" вообще
очень любопытны.
Вслед за сернистым китом я открыл целый ряд других
диковинных зверей. Назову хотя бы "благуна продувного" --
млекопитающее из семейства кенгуру, "быка съедобного" --
прототип нашей коровы и "инфузорию сепиевую", которую я
причислил к семейству грызунов.
С каждым днем у меня прибавлялись новые животные. Я сам
был потрясен своими успехами в этой области. Мне никогда раньше
в голову не приходило, что возникнет необходимость столь
основательно дополнить фауну. Никогда бы не подумал, что у
Брема в его "Жизни животных" могло быть пропущено такое
множество животных. Знал ли Брем и его последователи о моем
нетопыре с острова Исландия, о так называемом "нетопыре
заморском", или о моей домашней кошке с вершины горы
Килиманджаро под названием "Пачуха оленья раздражительная"?
Разве кто-нибудь из естествоиспытателей имел до тех пор
хоть малейшее представление о "блохе инженера Куна", которую я
нашел в янтаре и которая была совершенно слепа, так как жила на
доисторическом кроте, который также был слеп, потому что его
прабабушка спаривалась, как я писал в статье, со слепым
"мацаратом пещерным" из Постоенской пещеры, которая в ту эпоху
простиралась до самого теперешнего Балтийского океана.
По этому, незначительному в сущности, поводу возникла
крупная полемика между газетами "Время" и "Чех". "Чех", цитируя
в своем фельетоне -- рубрика "Разное" -- статью об открытой
мною блохе, сделал заключение: "Что бог ни делает, все к
лучшему". "Время", естественно, чисто "реалистически" разбило
мою блоху по всем пунктам, прихватив кстати и преподобного
"Чеха". С той поры, по-видимому, моя счастливая звезда
изобретателя-естествоиспытателя, открывшего целый ряд новых
творений, закатилась. Подписчики "Мира животных" начали
высказывать недовольство.
Поводом к недовольству послужили мои мелкие заметки о
пчеловодстве и птицеводстве. В этих заметках я развил несколько
новых своих собственных теорий, которые буквально вызвали
панику, так как после нескольких моих весьма простых советов
читателям известного пчеловода Пазоурека хватил удар, а на
Шумаве и в Подкрконошах все пчелы погибли. Домашнюю птицу
постиг мор -- словом, все и везде дохло. Подписчики присылали
угрожающие письма. Отказывались от подписки.
Я набросился на диких птиц. До сих пор отлично помню свой
конфликт с редактором "Сельского обозрения", депутатом
клерикалом Иозефом М. Кадлачаком. Началось с того, что я
вырезал из английского журнала "Country Life" /Сельская жизнь
(англ.)/ картинку, изображающую птичку, сидящую на ореховом
дереве. Я назвал ее "ореховкой", точно так же, как не
поколебался бы назвать птицу, сидящую на рябине, "рябиновкой".
Заварилась каша. Кадлачак послал мне открытку, где напал
на меня, утверждая, что это сойка, а вовсе не "ореховка" и
что-де "ореховка" -- это рабский перевод с немецкого
Eichelhaher / Eichel -- желудь (нем.)/.
Я ответил ему письмом, в котором изложил всю свою теорию
относительно "ореховки", пересыпав изложение многочисленными
ругательствами и цитатами из Брема, мною самим придуманными.
Депутат Кадлачак ответил мне передовицей в "Сельском
обозрении".
Мой шеф, пан Фукс, сидел, как всегда, в кафе и читал
местные газеты, так как в последнее время зорко следил за
заметками и рецензиями на мои увлекательные статьи в "Мире
животных". Когда я пришел в кафе, он показал головой на лежащее
на столе "Сельское обозрение" и что-то прошептал, посмотрев на
меня грустными глазами,-- печальное выражение теперь не
исчезало из его глаз.
Я прочел вслух перед всей публикой:
-- "Многоуважаемая редакция! Мною замечено, что ваш журнал
вводит непривычную и необоснованную зоологическую терминологию,
пренебрегая чистотою чешского языка и придумывая всевозможных
животных. Я уже указывал, что вместо общепринятого и с
незапамятных времен употребляемого названия "сойка" ваш
редактор вводит название "желудничка", что является дословным
переводом немецкого термина "Eichelhaher"-- сойка".
-- Сойка,-- безнадежно повторил за мною издатель.
