Габриэль Гарсия Маркес.
Сто лет одиночества
Роман
(c) Перевод с испанского Н.Бутыриной, В.Столбова
Пройдет много лет, и полковник Аурелиано Буэндиа, стоя у
стены в ожидании расстрела, вспомнит тот далекий вечер, когда
отец взял его с собой посмотреть на лед. Макондо было тогда
небольшим селением с двумя десятками хижин, выстроенных из
глины и бамбука на берегу реки, которая мчала свои прозрачные
воды по ложу из белых отполированных камней, огромных, как
доисторические яйца. Мир был еще таким новым, что многие вещи
не имели названия и на них приходилось показывать пальцем.
Каждый год в марте месяце у околицы селения раскидывало свои
шатры оборванное цыганское племя и под визг свистулек и звон
тамбуринов знакомило жителей Макондо с последними изобретениями
ученых мужей. Сначала цыгане принесли магнит. Дородный цыган с
дремучей бородой и худыми пальцами, скрюченными, словно птичья
лапка, назвавший себя Мелькиадесом, с блеском продемонстрировал
присутствующим сие, как он выразился, восьмое чудо света,
созданное алхимиками Македонии. Держа в руках два железных
бруска, он переходил от хижины к хижине, и охваченные ужасом
люди видели, как тазы, котелки, щипцы и жаровни поднимаются со
своих мест, а гвозди и винты отчаянно стараются вырваться из
потрескивающих от напряжения досок. Предметы, уже давно и
безнадежно потерянные, вдруг возникали именно там, где их до
этого больше всего искали, и беспорядочной гурьбой устремлялись
за волшебными брусками Мелькиадеса. "Вещи, они тоже живые, --
провозглашал цыган с резким акцентом, -- надо только уметь
разбудить их душу". Хосе Аркадио Буэндиа, чье могучее
воображение всегда увлекало его не только за ту грань, перед
которой останавливается созидательный гений природы, но и
дальше -- за пределы чудес и волшебства, решил, что бесполезное
пока научное открытие можно было бы приспособить для извлечения
золота из недр земли.
Мелькиадес -- он был честным человеком -- предупредил:
"Для этого магнит не годится". Но в ту пору Хосе Аркадио
Буэндиа еще не верил в честность цыган и потому обменял на
магнитные бруски своего мула и нескольких козлят. Напрасно его
жена Урсула Игуаран, собиравшаяся за счет этих животных
подправить расстроенные дела семьи, пыталась помешать ему.
"Скоро я завалю тебя золотом -- класть некуда будет", --
отвечал ей муж. В течение нескольких месяцев Хосе Аркадио
Буэндиа упрямо старался выполнить свое обещание. Пядь за пядью
исследовал он всю окружающую местность, даже речное дно, таская
с собой два железных бруска и громким голосом повторяя
заклятие, которому научил его Мелькиадес. Но единственным, что
ему удалось извлечь на белый свет, были покрытые ржавчиной
доспехи пятнадцатого века -- при ударе они издавали гулкий
звук, как большая тыква, набитая камнями. Когда Хосе Аркадио
Буэндиа и четыре односельчанина, сопровождавшие его в походах,
разобрали доспехи на части, они нашли внутри обызвествленный
скелет, на шее у него был медный медальон с прядкой женских
волос.
В марте цыгане появились снова. Теперь они принесли с
собой подзорную трубу и лупу величиной с хороший барабан и
объявили, что это самые новейшие изобретения амстердамских
евреев. Трубу установили возле шатра, а в дальнем конце улицы
посадили цыганку. Уплатив пять реалов, вы заглядывали в трубу и
видели эту цыганку так близко, словно до нее было рукой подать.
"Наука уничтожила расстояния, -- возвещал Мелькиадес. -- Скоро
человек сможет, не выходя из своего дома, видеть все, что
происходит в любом уголке света". В один из жарких полдней
цыгане устроили необыкновенное представление с помощью
гигантской лупы: посредине улицы они положили охапку сухой
травы, навели на нее солнечные лучи -- и трава вспыхнула. У
Хосе Аркадио Буэндиа, не успевшего еще утешиться после неудачи
с магнитами, тут же родилась мысль превратить лупу в боевое
оружие. Мелькиадес, как и в прошлый раз, попробовал было
отговорить его. Но в конце концов согласился взять в обмен на
лупу два магнитных бруска и три золотые монеты. Урсула с горя
даже прослезилась. Эти монеты пришлось достать из сундука со
старинными золотыми, которые ее отец скопил за всю свою жизнь,
отказывая себе в самом необходимом, а она хранила под кроватью
в ожидании, пока не подвернется дело, стоящее того, чтобы
вложить в него деньги. Хосе Аркадио Буэндиа и не подумал
утешать жену, он с головой погрузился в свои опыты и проводил
их с самоотречением настоящего ученого и даже с риском для
жизни. Стараясь доказать, что лупу можно с пользой применить
против неприятельских войск, он подвергнул воздействию
сосредоточенных солнечных лучей свое тело и получил ожоги,
которые превратились в язвы и долго не заживали. Он уже готов
был поджечь и собственный дом, да жена решительно
воспротивилась столь опасной затее. Много часов провел Хосе
Аркадио Буэндиа у себя в комнате за обдумыванием стратегических
возможностей своего новейшего оружия и даже составил
руководство по его применению, отличавшееся поразительной
ясностью изложения и непреодолимой силой доводов. Это
руководство вместе с приложенными к нему многочисленными
описаниями проведенных опытов и несколькими листами
пояснительных чертежей было отослано властям с гонцом, который
перевалил через горный хребет, плутал по непроходимым болотам,
плыл по бурным рекам, подвергался опасности быть растерзанным
дикими зверями, умереть от тоски, погибнуть от чумы, пока
наконец не вышел к почтовому тракту. Хотя добраться до города
было в те времена почти невозможно, Хосе Аркадио Буэндиа обещал
приехать по первому слову властей и показать военным
начальникам, как действует его изобретение, и даже лично
обучить их сложному искусству солнечной войны. Несколько лет он
все ждал ответа. Наконец, устав ждать, пожаловался Мелькиадесу
на новую неудачу, и тогда цыган самым убедительным образом
доказал ему свое благородство, он забрал лупу, возвратил
дублоны и подарил Хосе Аркадио Буэндиа несколько португальских
мореходных карт и разные навигационные приборы. Своею
собственной рукой Мелькиадес написал сжатое изложение трудов
монаха Германа и оставил записи Хосе Аркадио Буэндиа, чтобы тот
знал, что как пользоваться астролябией, буссолью и секстантом.
Нескончаемые месяцы дождливого сезона Хосе Аркадио Буэндиа
просидел, запершись в маленькой комнате в глубине дома, где
никто не мог помешать его опытам. Он совершенно забросил свои
домашние обязанности, все ночи проводил во дворе, наблюдая
движение звезд, и чуть не получил солнечный удар, пытаясь найти
точный способ определения зенита. Когда он в совершенстве
освоил свои приборы, ему удалось составить себе такое точное
понятие о пространстве, что отныне он мог плавать по незнакомым
морям, исследовать необитаемые земли и завязывать отношения с
чудесными существами, не выходя из стен своего кабинета. Именно
в эту пору у него появилась привычка говорить с самим собой,
разгуливая по дому и ни на кого не обращая внимания, в то время
как Урсула и дети гнули спины в поле, ухаживая за бананами и
малангой, маниокой и ямсом, ауйямой и баклажанами. Но вскоре
кипучая деятельность Хосе Аркадио Буэндиа внезапно прекратилась
и уступила место какому-то странному состоянию. Несколько дней
он был словно околдованный, все бубнил что-то вполголоса,
перебирая разные предположения, удивляясь и сам себе не веря.
Наконец, в один декабрьский вторник, за обедом, он вдруг разом
избавился от терзавших его сомнений. Дети до конца своей жизни
будут помнить, с каким торжественным и даже величественным
видом их отец, трясущийся, будто в ознобе, измученный долгими
бдениями и лихорадочной работой воспаленного воображения,
уселся во главе стола и поделился с ними своим открытием:
-- Земля круглая, как апельсин.
Урсула вышла из себя. "Если ты собираешься рехнуться, так
Бог с тобой, -- закричала она. -- А детям нечего вдалбливать
проклятые цыганские бредни". Хосе Аркадио Буэндиа не
шелохнулся, ярость жены, которая в порыве гнева швырнула на пол
астролябию, не испугала его. Он смастерил другую астролябию,
собрал в своей комнатушке мужчин селения и доказал им, опираясь
на теоретические доводы, которых никто из присутствующих не
понял, что если плыть все время на восток, то можно вернуться
обратно в точку отправления. В Макондо думали, что Хосе Аркадио
Буэндиа свихнулся, но тут появился Мелькиадес и все поставил на
свои места. Он во всеуслышание восславил разум человека,
сделавшего с помощью одних лишь астрономических наблюдений
открытие, уже давно подтвержденное практикой, хотя и неведомое
еще жителям Макондо, и как свидетельство своего восхищения
преподнес Хосе Аркадио Буэндиа подарок, которому суждено было
оказать решающее влияние на судьбу селения, -- оборудование
алхимической лаборатории.
Как раз в это время Мелькиадес удивительно быстро
одряхлел. Когда цыган впервые появился в деревне, он выглядел
ровесником Хосе Аркадио Буэндиа. Но последний все еще сохранял
свою необыкновенную силу -- ему ничего не стоило повалить
лошадь, схватив ее за уши, -- а цыгана словно подтачивал
какой-то упорный недуг. На самом деле одряхление Мелькиадеса
было следствием не одной, а очень многих и редких болезней,
заполученных им в его беспрерывных скитаниях по свету. Помогая
Хосе Аркадио Буэндиа оборудовать лабораторию, он рассказал, что
смерть повсюду следует за ним, наступает ему на пятки, но все
еще не решается прихлопнуть его окончательно. Ему удавалось
выходить невредимым из всех бедствий и катастроф, которые
обрушивались на человечество. Он остался в живых, хотя болел
пеллагрой в Персии, цингой на Малайском архипелаге, проказой в
Александрии, бери-бери в Японии, бубонной чумой на Мадагаскаре,
попал в землетрясение на острове Сицилия и в кораблекрушение в
Магеллановом проливе, стоившее жизни множеству людей. Это
необыкновенное существо, утверждавшее, что ему известны секреты
Нострадамуса (*1), имело облик мрачного мужчины, обремененного
горькой славой, его азиатские глаза, казалось, видели обратную
сторону всех вещей. Он носил большую шляпу, широкие черные поля
которой напоминали распростертые крылья ворона, и бархатный
жилет, покрытый паутиной вековой плесени. Однако, несмотря на
свою безграничную мудрость и ореол таинственности, он был
человеком из плоти, вес ее притягивал Мелькиадеса к земле,
делая его подвластным неприятностям и заботам повседневной
жизни. Он жаловался на старческие немочи, страдал от мелких
денежных невзгод и давным-давно уже перестал смеяться, потому
что от цинги у него вывалились все зубы. Хосе Аркадио Буэндиа
считал, что именно тот душный полдень, когда Мелькиадес
поделился с ним своими тайнами, положил начало их большой
дружбе. Детей поразили фантастические рассказы цыгана.
Аурелиано, которому тогда было не больше пяти лет, на всю жизнь
запомнит, как Мелькиадес сидел перед ними, резко выделяясь на
фоне светлого квадрата окна; его низкий, похожий на звуки
органа голос проникал в самые темные уголки воображения, а по
вискам его струился пот, словно жир, растопленный зноем. Хосе
Аркадио Буэндиа, старший брат Аурелиано, передаст этот чудесный
образ всем своим потомкам как наследственное воспоминание. Что
касается Урсулы, то у нее, напротив, посещение цыгана оставило
самое неприятное впечатление, потому что она вошла в комнату
как раз в тот момент, когда Мелькиадес нечаянно разбил пузырек
