вниз...
ГЛАВА 3
Все остановилось.
Профессор Койцу замер за пультом -- его рука застыла на включенном
рубильнике. Мой взгляд был устремлен прямо вперед, и я видел профессора
только потому, что стоял к нему лицом. Застыли не только глаза -- от ужаса у
меня душа ушла в пятки, а мозг забился в стенки своего костяного вместилища,
когда я понял, что перестал и дышать. Насколько я знаю, сердце тоже
остановилось. Что-то не так, я был в этом уверен. Ведь темпоральная спираль
все еще туго свернута. Моя паника еще больше увеличилась, когда Койцу
сделался прозрачным, а стены позади него -- дымчатыми. Неужели настанет мой
черед? Как знать...
Примитивная часть моего рассудка, унаследованная от обезьяны,
бесновалась, завывала и вертелась волчком. И в то же время я чувствовал
холодную отрешенность и любопытство. Ведь не каждому дается привилегия
увидеть, как исчезает его мир, пока сам ты висишь в спиральном силовом поле,
которое, возможно, забросит тебя в отдаленное прошлое. Я, правда, с
удовольствием уступил бы эту привилегию любому добровольцу. Жаль, никто не
вызывался. Вот я и торчал там, застывший, как статуя, с выпученными глазами,
а лаборатория вокруг меня постепенно исчезала и оставила меня плавать в
межзвездном пространстве. Видимо, даже астероид, на котором была построена
База Специального Корпуса, больше не существовал в реальности этой новой
вселенной. Что-то стало подталкивать меня совершенно немыслимым образом и
нести в направлении, о существовании которого я вовсе не подозревал раньше.
Темпоральная спираль стала раскручиваться. Возможно, правда, что она
раскручивалась с самого начала, но изменение времени скрывало это. Стало
казаться, что некоторые звезды стали двигаться все быстрее и быстрее, пока
не превратились в небольшие размытые штрихи, -- пугающее зрелище. Я
попытался закрыть глаза, но шок все еще не прошел. Мимо проскочила звезда,
да так близко, что я мог видеть ее диск, потом унеслась и оставила на моих
сетчатках яркие, постепенно исчезающие полосы. Все вокруг ускорялось вместе
с моим временем, и в конце концов космос слился в серое марево: даже звезды
перемещения стали слишком быстрыми, чтобы я мог за ними уследить. Либо это
марево обладало гипнотическими свойствами, либо на меня действовало движение
во времени, но только мысли у меня совершенно перепутались, и я впал в
полубессознательное состояние между сном и обмороком. Это длилось очень
долго, а может, мгновение -- точно не знаю. Это могла быть секунда, а могла
быть и вечность. Быть может, оставался кусочек моего мозга, который
осознавал страшно долгое течение всех этих лет. И если так, у меня нет
никакого желания думать об этом. Мне всегда нравилось жить, и я, как крыса
из нержавеющей стали в бетонных коридорах общества, всегда полагался только
на свои силы в деле самосохранения. В мире есть значительно больше дорог к
провалу, чем к успеху, к сумасшествию, чем к здоровью. И вся моя энергия
всегда уходила на поиски верного пути. Поэтому-то я и выжил и сохранил
способность худо-бедно соображать даже в этом безумном рейде по времени --
выжил и стал ждать, что будет дальше. Через неизмеримый промежуток времени
что-то случилось.
Я добрался до места. Конец путешествия был еще драматичнее начала,
потому что все случилось моментально.
Я снова смог двигаться. Я снова стал видеть -- свет ослепил меня
сначала, и ко мне вновь вернулись все ощущения, которых я был лишен так
долго.
К тому же я падал. В ответ на это мой давно парализованный желудок
вздумал взбунтоваться, а потоки адреналина и тому подобных штук, которые
мозг старался нагнать в кровь вот уже 32 598 лет -- плюс-минус три месяца,
устремились вперед, а сердце застучало радостно и ритмично. Падая, я
повернулся. Солнце скрылось с глаз, и я увидел черное небо, а далеко внизу
-- пушистые белые облака. Неужели это она? Грязь -- таинственная прародина
человечества? Как бы то ни было, но мне определенно доставило удовольствие
очутиться где бы то ни было и когда бы то ни было, лишь бы вокруг все было
устойчиво и не исчезало бы вдруг. Все мое снаряжение было, кажется, на
месте, и, коснувшись регулятора на запястье, я почувствовал тягу
заработавшего гравитатора. Отлично. Я выключил его снова, и стал падать,
пока не почувствовал, что скафандр вошел в верхние слои атмосферы. Достигнув
облаков и окунувшись в их мокрые объятия, двигаясь вперед ногами, я уже
спускался мягко, как падающий лист. Падая вслепую и непрерывно протирая
запотевающее забрало шлема, я еще уменьшил скорость. Выбравшись из облаков,
я переключил управление на "парение" и медленно оглядел новый мир --
возможную родину человечества и уж наверняка мою новую родину.
Прямо надо мной, как мягкий и влажный поток, висели облака. Внизу, в
трех километрах от меня, расстилались леса и поля, искаженные запотевшим
забралом шлема. Так или иначе, но здешнюю атмосферу мне раньше или позже
придется попробовать, поэтому в надежде, что мои далекие предки дышали не
метаном, я решительно приоткрыл забрало и быстро вдохнул.
Неплохо. Воздух холодный и слегка разреженный на такой высоте, но
свежий и приятный. И главное -- он не убил меня. Я широко открыл забрало,
еще раз глубоко вздохнул и посмотрел вниз. С этой высоты вид был хорош.
Волнистые зеленые холмы, покрытые какими-то деревьями, голубые озера, прямые
дороги через долины, на горизонте -- что-то вроде города, испускавшего
мерзкие облака смога. От этого я должен держаться как можно дальше: сперва
надо устроиться, оглядеться...
Наконец до моего сознания дошел звук, похожий на жужжание насекомого.
Но на такой высоте не может быть насекомых. Я подумал бы об этом и раньше,
не будь мое внимание приковано к пейзажу внизу. Как раз в этот момент
жужжание переросло в рев, я изогнулся и поглядел через плечо. Челюсть у меня
отвисла. За прозрачными стеклами шаровидной летательной машины,
поддерживаемой в воздухе допотопным воздушным винтом, сидел человек, на лице
которого было написано такое же изумление, как и у меня. Я перебросил
контроллер на запястье на "вверх" и скользнул назад, под защиту облаков.
Неудачное начало. Пилот успел меня рассмотреть, хотя оставался шанс, что он
просто не поверил своим глазам. Однако он поверил. Должно быть, в этом веке
средства связи развиты отлично, так же, как боеготовность армии или страх,
потому что не прошло и нескольких минут, как я услышал внизу рев мощных
реактивных машин. Они покружили немного, а одна даже пронеслась через
облако. Я успел взглянуть на ее серебристую стреловидную форму. Пора
сматываться. Горизонтальное управление гравитатора не слишком совершенно, но
все же я тронулся прочь через облака, чтобы уйти как можно дальше от этих
аппаратов. Перестав их слышать и выждав некоторое время, я рискнул
опуститься чуть ниже границы облачности. Во всех направлениях -- ничего... Я
захлопнул забрало и выключил гравитатор.
Свободное падение не могло занять много времени, но показалось
чертовски длинным. Меня посетили неприятные видения щелкающих детекторов,
жужжащих, переваривающих информацию компьютеров, двигающихся металлических
пальцев стволов и с ревом несущихся на меня военных машин. В падении я
вращался и косил глазами во все стороны в поисках сверкающего металла.
Ничего такого не было. Только рядом лениво летели какие-то большие белые
птицы, когда я пронесся мимо, они увернулись и резко закричали. Увидев внизу
голубое зеркало озера, я дал гравитатору толчок в его направлении. Если
покажется погоня, я смогу нырнуть под воду и скрыться из поля зрения их
детекторов. Очутившись ниже уровня окружающих холмов и видя, что вода
приближается до отвращения быстро, я врубил тягу. В тело глубоко впились
ляшки скафандра, я весь перевернулся и застонал. Гравитатор за спиной опасно
разогрелся, правда, я вспотел совсем по другой причине. До воды было уже
близко, а при такой скорости она оказалась бы твердой, как сталь.
Когда я наконец остановился, ноги были уже в воде. В конце концов,
неплохое приземление. Я поднялся чуть-чуть над поверхностью воды, погони
по-прежнему не было, и я медленно тронулся к серым скалам, которые отвесно
спускались в озеро у дальнего берега. Когда я снова открыл шлем, воздух был
хороший и все вокруг тихо. Ни голосов, ни грохота машин, никаких признаков
человеческого жилья. Подлетев ближе к берегу, я услышал шум ветра в листве,
но и только. Прекрасно, как раз такое местечко мне и нужно на первое время.
Серые скалы оказались монолитной каменной стеной, высокой и недоступной. Я
скользил вдоль ее поверхности, пока не нашел карниза, достаточно широкого,
чтобы на нем усесться. Это было здорово -- сидеть.
-- Давненько мне не удавалось присесть, -- сказал я вслух, радуясь
звукам своего голоса. "Да, -- напомнило мне подсознание, -- примерно 33
тысячи лет".
Я снова погрустнел -- мне захотелось выпить. Однако именно этот важный
продукт я и забыл захватить с собой. Ошибка, которую нужно исправить в
первую очередь. При выключенном питании скафандр начал нагреваться на
солнце, и я скинул его, разложив все снаряжение на скале подальше от края.
А что теперь? Я услышал в боковом кармане треск и вытащил из него
пригоршню дорогих, но, увы, сломанных сигар. Трагедия! Каким-то чудом одна
оказалась целой. Тогда я откусил кончик, прикурил и выпустил клуб дыма.
Просто чудо! Я немного покурил, болтая ногами над пропастью, и мое
самообладание достигло обычного, совершенно несокрушимого уровня. В озере
плеснула рыба, какие-то маленькие птички щебетали на деревьях; я стал
обдумывать следующий этап. Мне необходимо укрытие, но чем больше я буду
бродить в его поисках, тем больше шансов быть обнаруженным. Почему бы мне не
остаться прямо здесь?
Среди различного хлама, который на меня навешали в последнюю минуту,
был лабораторный инструмент под названием "массер". В тот момент я начал
было возражать, но мне повесили его на пояс не спросясь. Тогда я его
рассмотрел. Рукоятка расширялась в массивный корпус, который вновь сужался в
тонкий игловидный наконечник. На его острие создавалось поле, обладавшее
любопытной способностью концентрировать большинство форм материи путем
усиления межмолекулярных связей. Это поле втискивало вещество в значительно
меньший объем, сохраняя массу неизменной. Некоторые предметы в зависимости
от материала могли быть сжаты до половины их нормальной величины.
На противоположном конце мой карниз сужался, пока не исчезал совсем. Я
прошел по нему, сколько рискнул. Вытянувшись, я прижал острие к поверхности
серого камня и нажал на кнопку. Раздался резкий щелчок, и съежившаяся плитка
камня размером с мою ладонь отвалилась от поверхности скалы и соскользнула
на карниз. В руке она показалась по весу больше похожей на свинец, чем на
камень. Швырнув ее в озеро, я включил инструмент и принялся за работу.
Стоило только приспособиться, и работа пошла быстрее. Я научился
создавать почти сферическое поле, которое сразу отделяло от скалы шар
сжатого камня размером с мою голову. После того, как я попробовал сжать и
скатить через край парочку этих гирь и едва сам не улетел вслед за ними, я
стал подрезать скалу под углом и затем резать над получившимся склоном.
Шары отваливались, катились вниз под уклон и срывались с карниза по
короткой дуге, поднимая внизу шумные всплески. Каждый раз я останавливался,
