стоял маленький хрустальный флакончик с круглой граненой пробкою. А за
маской, в самой отдаленной части открывшейся емкости, увидела я связку
пожелтевшей, в пятнах, старой бумаги, очевидно, писем, перевязанных шел-
ковой тесемкою. Оторопев, смотрела я в тайник, конечно, в следующую ми-
нуту я стала бы проверять содержимое флакона, есть ли в нем капля чер-
нил, как в сказке Сандро; но, уловив - затылком? чутьем дикого животно-
го? - движение со стороны комнаты в направлении зашторенной библиотеки,
я, не успев подумать, нажала на переднюю стенку ящика, он ответил мне и
бесшумно защелкнулся, отошел на прежнее место, превратился в глухую
плоскость верхнего выступа-подставки. На прежнее место, к книжным пол-
кам, водворила я лестницу и, сдерживая дыхание, запыхавшись, забралась,
лицемерка, на верхнюю ступеньку, вытащила наудачу с верхней полки книжку
без обложки, а также без начала и конца, и погрузилась в чтение. Чувс-
твуя сердцебиение, видимо, заметное со стороны невооруженным глазом, я
прочла на впопыхах открытой странице следующее:
"Восток - родник в жару, не утоляющий жажды европейца; а если он ста-
нет настаивать, этот сина, то ледяные глотки будут стоить ему отека гор-
тани, и он умрет от жажды над ручьем, под перевернутым древом, врастаю-
щим ветвями в песок, в чьих корнях сияет неумолимо и равнодушно звезда
Аль-Кальб".
Шторы заколыхались, и появился Камедиаров с бокалом вина.
Я оторвалась от книги, артистично глянула на него и вымолвила, как во
МХАТе:
- Ваше появление означает, что партия в трик-трак завершилась?
- Не вполне, - отвечал Камедиаров, с интересом разглядывая меня, -
еще доигрывают. А я выбыл из игры. И, само собой, это не трик-трак.
- По мне, хоть покер, - сказала я, - хоть "пьяница", все едино. У ме-
ня карточный идиотизм. Типа пространственного.
- И никогда в карты не играли?
- Мало того что мне наплевать, выиграю я или проиграю, я еще и прави-
ла выучить не могу и смысла в них не вижу.
- Смысла вообще, может, никакого и нет, - сказал Камедиаров. - Стало
быть, вы не азартны, Лена?
- Ну, почему же? Я люблю биться об заклад, то есть спорить на то или
другое; люблю бегать на лыжах, кто быстрее. Чем не проявление азарта?
- В вас ничего нет от игрока, видимо.
- Надо думать, - сказала, по возможности, беззаботно, - игрок - дя-
денька, а я полу женскаго.
Я начинала усваивать их манеру выражаться.
- Как интересно! И в самом деле. Игрок. Игрунья.
- Игрушка. А есть и игрец.
- А что вы читаете?
- Сама не знаю, - сказала я, - что-то достала без опознавательных
знаков и зачиталась. Про путешествия.
- Позволите взглянуть?
- После меня, хорошо? Я ежели в книжку вцепилась, мне из рук не вы-
пустить. Я возьму ее почитать, а вы потом. Договорились?
- Да вы хоть вслух отрывок зачитайте - в каком это роде?
И я опять открыла наугад и прочла:
"Был он дервиш из дервишей, питался сушеными скорпионами, называл Ве-
неру разными именами - в зависимости от времени суток, - Арсо, Азизо,
целый сераль в лице одной звезды любви; но что ему была любовь и все де-
вы мира, юродивому в рваном халате, путнику с посохом, претерпевающему
все и вся, в том числе и китайцев, даже голубоглазых".
Блистательно! - вскричал Камедиаров. - Я за вами! А ять в текс-
те есть?
- Нету, - сказала я, слезая с лестницы, - современная.
- Интересно, что означает пассаж с голубоглазыми китайцами?
- Стилистика, - загадочно отвечала я, выходя из библиотеки.
Компьютер в голове у меня лихорадочно работал; знает ли сам Хозяин о
тайнике? Если да, то скрывает, никогда не упоминал. Откуда знает о нем
Сандро? Вряд ли маска и флакончик - простое совпадение. Надо ли мне за-
давать вопросы Хозяину? Я остановилась. Ибо мелькнуло: не тайник ли ис-
кали, когда обыскивали квартиру?
- Что с тобой, медхен Ленхен? - спросил Хозяин.
- Можно, я возьму книжку почитать?
- Да ради бога. А какую?
- Про китайцев.
- "Крещеный китаец", что ли? - спросил Николай Николаевич.
- Вы доиграли? - сказала я. - Сандро, сегодня вторая белая ночь. Я
жду продолжения.
- Мы все ждем, - откликнулся Шиншилла, устраиваясь поудобнее на дива-
не.
- Ладно, - сказал Сандро, - где наша не пропадала. Слушайте дальше.
- И вы помните, на чем остановились? - спросил Леснин.
- Я и начать-то не успел. Итак, Ганс оказался в пустыне - все из-за
купленного Анхен ковра - неподалеку от оазиса, скрывавшего развалины не-
коего строения, скорее всего, некогда служившего постоялым двором.
- Про развалины речи не было, - сказал Николай Николаевич.
- Он их издали и не видел, а как до оазиса дошел, обнаружились и раз-
валины. На камнях грелись ящерицы. По песку бегали скорпионы. Зато в те-
ни деревьев можно было укрыться от зноя, подкрепиться смоквою, финиками
и тутовыми ягодами и запить их глотком ключевой воды.
- Ледяной, - сказала я.
- И ты туда же, Ленхен, а раньше ты другим перебивать не велела. Ганс
нашел в развалинах укромный уголок с остатками крыши и старого топчана и
решил переночевать в предоставленном ему судьбой убежище. Знаете ли вы,
какие ночи на Востоке? Какие громадные, удивительно ясные косматые звез-
ды висят над головою? Вот семизвездие Плеяд, а вот Весы. В то же небо
глядел превратившийся в аиста калиф, и аравийские пророки, и храбрые во-
ины, и тысячу лет назад везшие со своим караваном смирну и ладан бесс-
трашные купцы. Сквозь дыры в кровле Ганс в полудремоте видел светила;
стоило вглядеться в них попристальней, они начинали качаться, впадали в
легкое движение маятника, останавливаясь, лишь если отведешь от них
взор. Внезапно светила исчезли, их перекрыл появившийся над Гансом на
крыше силуэт. Ганс вскрикнул. Пришелец бесшумно вскочил в его ночное
обиталище и присел на корточки.
- Ты человек или призрак? - спросил он Ганса.
- На каком языке? - спросил Камедиаров.
- Да все на глухонемецком, - отозвался Хозяин.
- Фарси! - откликнулся Шиншилла.
- По-латыни, - высказал предположение Леснин.
- На эблаите, - вступил всезнающий Николай Николаевич.
- Во-первых, - сказал Сандро, - это сказка. К черту подробности. А
во-вторых, Гансу, может быть, происходящее мерещится. Таким образом,
персонажи, как два привидения, поскольку оба вымысел, да еще и двойной,
говорят на наречии привидений, нам неведомом и являющимся мечтой эспе-
рантиста. Итак, Ганс ответил, что он человек.
- Что занесло тебя в сие проклятое Аллахом место? - спросил спрашива-
ющий.
Ганс объяснил: занес его прорастающий ковер. Собеседник, назвавшийся
Абу-Гасаном, понимающе кивал, только спросил, какого цвета был ковер.
- Многоцветный, как райский сад. Но основной цвет - цвет граната.
- О! От цвета граната расширяется зрачок, нет лучше цвета на земле,
он самый любимый, цвет радости, цвет женщин и детей; ему соответствует
вторая струна лютни, масна, струна страстных и нетерпеливых. Такие ковры
ткут под Хаджарейном. Говори тише, чужеземец, мы в развалинах, неподале-
ку от колодца; опасайся разбудить джинна или ифрита. Не кидал ли ты на-
земь финиковые косточки?
- Кидал, - отвечал Ганс.
- О ужас! - прошептал Абу-Гасан. - Наверно, ты его уже разбудил.
- А ты-то что тут делаешь?
- Я тут живу.
- Но ты сам говорил - это место проклятое.
- Как всякие развалины, сина. Видишь ли, я обречен скрываться. Я же-
нился на женщине-джинне; и, хотя она приняла ислам, а я поначалу не
знал, кто она на самом деле, джинн опасен для человека. Она одарила меня
свойством, не доведшим меня до добра. По воле манийи, судьбы, и по при-
хоти оборотня я перестал быть прежним Абу-Гасаном. Я стал подобен
аль-кимийе. Я - человек-зеркало.
- По тебе незаметно, - сказал Ганс.
- Незаметно, потому что меня прежнего ты не знал и потому что мы
здесь вдвоем, сина. Хоть и говорит Симург - или сам Фарид Ад-Дин Аттар,
что душа мира - зеркало, я-то не душа мира, а обыкновенный смертный, го-
ре мне; с месяца харфа, с момента цветения дерева ильб, перестал я быть
собою. Теперь я таков, как говорящий со мной; я отражаю полностью дру-
гих, а себя потерял. С вором я вор, с пьющими ветер я чистокровный беду-
ин, с людьми высохшей глины - житель глинобитной хижины, с разбойниками
- разбойник, со лжецом - лжец, с суфием - суфий; я даже не знаю: сколько
теперь у меня лиц? Столько, сколько людей попадется на пути. Я устал,
сина, и избегаю человеческого общества, обхожу стороной равно и Халеб, и
гору Думейр, и Эль-Аггад, и Шибам, и Тарим и по ночам выхожу на джоль в
поисках таких вот развалин, где встречаюсь только с джиннами, ифритами,
маридами и гули; но и от них я бегу, чтобы не уподобиться им. И ничто не
помогает мне избавиться от заклятья: ни волчий клык, ни письменный та-
лисман, ни замбака, ни серебряные лягушки; я окуривал себя вонючей ка-
медью, осыпал себя солью, читал изречения из Корана, носил на поясе нож-
ницы, все напрасно. Мне надоело быть всеми и никем, и теперь я держу
путь к хадрамаутской пещере, что неподалеку от гробницы пророка Худа.
Эту пещеру именуют "колодец Бархут". Через колодец Бархут души грешников
спускаются в ад. Мне там самое место.
- Как ты прав, говоря это, ублюдок шайтана! - громоподобным голосом
произнесло возникшее в проеме входа долговязое существо с космами до
плеч. - Пожалуй, нечего тебе тратить время на переходы и стоянки до ко-
лодца грешников; я покончу с тобой немедленно, и тебе останется только
сорваться с волосяного моста в адскую бездну!
- Ифрит проснулся! - воскликнул Абу-Гасан. - Беги, чужеземец, беги!
Осенив себя крестом, Ганс запел молитву и вскочил с топчана; показа-
лось ему, что снова, как на Охте, ноги его утопают в ворсе любимого ков-
ра, и ворс этот снова отрастает на глазах, подобно ковылю; тотчас исчез-
ли и человек-зеркало, и ифрит, и развалины, и очутился Ганс посреди пус-
тыни под палящим солнцем с двумя спутниками в разноцветных длинных мужс-
ких юбках: первый, в голубой юбке, брел впереди Ганса, второй, в оранже-
вой, шагал за ним. Налейте мне чаю, да покрепче. Продолжение в следующем
номере.
- Номере чего? - спросил Шиншилла.
- Гостиницы "Астория", - отвечал Сандро.
- Программы, - подал голос Камедиаров.
Я взяла с собой книжку без начала и конца и, неотвязно размышляя,
когда мне лучше всего заглянуть в тайник еще раз, листала и читала непо-
нятные бессвязные отрывки текста:
"О Восток! - читала я. - Симург, чья тайна непроницаема! Царь, состо-
ящий из подданных! Аль-кимийа, чернильное зеркало, бред восторженного
простака! Я никогда не пойму твою психоделическую душу".
"Какая дикая идея - путешествовать по Востоку! Переливание крови, за-
мена ее на чужую, подобную ртути или, напротив, веселящему газу; маска-
рад изнутри, оборотничество, трата драгоценного времени на чужие прост-
ранства, позолоченные песком песочных часов пустынь".
"Как была она хороша в душистом ожерелье из застывшей амбры!"
"Они не становятся черными, - читала я, - как выгоревшие эфиопки; ли-
ца их, укрытые от солнца покрывалом или маскою, остаются бледно-золоты-
ми, в чем может убедиться их властелин при свете луны или коптящей плош-
ки".
Или маскою!
Что я читала? Путевые заметки? Я никак не могла датировать путешест-
вие; смешение времен царило на каждой открывающейся странице. Мало того,
я не могла найти, возвращаясь от середины книги к началу, заинтересовав-
шие меня прежде отрывки; словно они исчезали бесследно или заменялись
другими, стоило перевернуть лист.
"- Мир тебе, сина.
- И тебе мир, - отвечал я.
- Ты хотел что-то спросить?
- Я хотел узнать, есть ли теперь гаремы.
- Есть.
- Евнухи ли охраняют жен или молодчики с автоматами Калашникова?
Он улыбнулся.
- И это все твои вопросы?
- Еще я хотел узнать, только ли евнухами служили в гаремах кастраты?
