тыне подобную тяжесть? Уж не зороастрийский ли ты маг, и не заклятие ли
ты собираешься произнести?
- Я правоверный, сина, - отвечал человек с камнями, - и ношу с собой
свою пустынную мечеть. Я только что выложил выемку посреди обращенной к
Мекке стены мечети. Сейчас я войду в мечеть и буду молиться. Не мешай
мне.
Ганс отошел к своему белому валуну, а молящийся вошел в каменный пря-
моугольник, опустился на колени, дотронулся лбом до песка возле выемки,
обращенной к Мекке, и стал молиться. Молился он долго, а потом встал,
собрал свою пустынную мечеть в мешок и взялся за бурдюк.
- Не хочешь ли воды? - спросил он Ганса.
- Выпил бы глоток, - отвечал тот.
Молящийся угостил его водою, объяснив, что бурдюк он тащит с собой,
дабы подкрепить тело, а мешок с камнями - чтобы поддержать душу, и, сла-
ва Аллаху, странствие его проходит спокойно.
- Ты пришел посмотреть колодец Бархут? - спросил Ганс.
- О нет! - отвечал молящийся. - Я пришел поклониться могиле пророка
Худа, она тут неподалеку.
- Не удивительно ли, - сказал Ганс, - что врата в ад расположены ря-
дом с могилой святого?
- Ничего удивительного я в том не вижу, чужеземец, ибо сказано: "Нет
места темнее, чем под светильником".
- Не тяжело ли тебе таскать твой мешок?
- Своя ноша не тянет, - отвечал паломник.
Попрощавшись с Гансом, он закинул за спину мешок с камнями и бурдюк с
водой и, обогнув скалу, скрылся из виду.
Ганс продолжал, как завороженный, сидеть у входа в пещеру, именуемую
"колодец Бархут", и глядеть в ее темные врата. Дыхание хриплого, холод-
ного и сухого ветра постепенно овладевало округой, взвивая песок, будя в
невидимых пещерных глубинах эхо, принося тьму, предупреждающую тьму но-
чи. Невесть откуда взявшаяся туча зависла над скалою, над валуном, над
головой Ганса; молния невиданной яркости залила мертвенным, пронзитель-
ным, щедрым на подробности светом померкший пейзаж. Одновременно с мол-
нией раздался чудовищный раскат грома; в глубине пещеры полыхнул огнен-
ный шар; Гансу показалось, что молния ударила именно туда. Пещера издала
львиный рык, отвечая громовому раскату всеми пустотами разом; запахло
серой. Град обрушился на голову Ганса, и, не успев поразмыслить, ринулся
он в пещеру, спасаясь от ледяных градин.
Из узкого темного грота, на стене которого виднелся свежий след мол-
нии, словно высекшей в известняке искру спекшегося и оплавленного стек-
ловидного зеленого вещества, Ганс попал в огромный зал, сверкающий по-
лупрозрачными колоннами свисающих с потолка сталактитов и десятилетиями
поднимающихся с пола им навстречу сталагмитов. Стены и пол представляли
собою букеты белоснежных каменных ромашек и лилий, словно прощающихся с
земными живыми цветами. Среди неувядающих тысячелетиями лепестков из
кальцита и гипса нашел Ганс старую лампу, зажег ее и пошел в кромешную
вечную тьму.
В третьем зале встретил его немолчный крик летучих мышей. Маленькие
существа с перепончатыми крыльями, мягкой, густой и короткой шерсткой и
застывшими в гримасе личиками, невзирая на непогоду, покидали пещеру,
подчиняясь ведомому одним им порядку; сначала над головой Ганса пролета-
ло по одному нетопырю в минуту, затем интервалы между вылетами укорачи-
вались, а группы летуний увеличивались, потом все повторилось в обратной
последовательности, и после вылета последней запоздавшей летучей мышки в
гулком зале настала тишина, прерываемая мерным звуком капель с потолка.
Перетекающее из помещения в помещение пространство манило Ганса, не
отпускало, поражало разнообразием, словно чуждаясь повторений, только
изредка раздваиваясь, ветвясь, играя в лабиринт. Попадались ему обезли-
ченные камеры, которые старался он пробегать побыстрее, потому что
клочьями тумана скапливался в них на полу ядовитый газ, вызывающий
удушье, дурноту и легкий кашель; встречались коридоры из глины, в кото-
рых так дорого давался каждый шаг, ибо липкая засасывающая грязь пуще
магнита притягивала подошвы; потоки ледяных рек и ручьев приходилось ему
пересекать вброд или переходить по камням; на дне ручьев в прозрачной
воде видел он, поднося к водной поверхности лампу, речной жемчуг; в бо-
ковом ответвлении с громадной анфиладой наполненных водой помещений, ку-
да не рискнул он двинуться, услышал он грохот обвала и звонкие россыпи
камнепада. Видел он и водопады, оглушительными потоками низвергающиеся в
бездонные провалы, играющие паводками на нижних этажах, подпольных тер-
расах, иных горизонтах, чье эхо переливалось под полом, у него под нога-
ми.
После волны холода стал он чувствовать, по мере продвижения вниз и
дальше по наклонным штольням, веяние тепла с легким запахом дыма, поро-
ха, серы.
Подземные толчки сотрясали стены и каменный пол. Под ногами перекаты-
вались шарики шлака. Какой-то непонятный звук начинал возникать вдали,
нарастая.
Вскоре шаги стали бесшумны, потому что двигался он по теплому пеплу.
Серые, темно-синие, коричнево-черные клубы дыма тихо плыли навстречу.
Внезапно коридор был прерван огромным залом; впрочем, от противопо-
ложной стены зала он продолжался, превратившись в светящийся туннель.
Зал тоже тихо светился собственным светом. Стены его изборождали оранже-
вые раскаленные трещины. На потолке увидел Ганс сверкающие золотом кап-
ли. Одна из капель упала ему на рукав, оставив коричневое обугленное
пятно.
Посреди зала росло огромное коренастое дерево с раскидистой ветвистой
кроной, опушенными по краям резными листьями и странной формы плодами,
которые, как показалось Гансу, издавали звуки, скрежетали, шептали, шур-
шали; впрочем, возможно, шуршали находящиеся в постоянном движении, хотя
царило в подземелье безветрие, сине-зеленые листья. Ганс подошел побли-
же, желая разглядеть причудливый плод размером с арбуз, а может, и пола-
комиться им; шепот, лепет, причмокиванье усилились; Ганс поднял лампу и
отшатнулся: плод оказался головой шайтана, вращающей глазами и шепчущей
через силу: "Заккум! Заккум! Заккум!" Плод на соседней ветке, то бишь
ближайшая шайтанова голова, скрежетал зубами, повторяя: "Джаханнам - о -
джаханнам - о - джаханнам..." Ганс перекрестился, и, обойдя дерево, тя-
нувшееся к нему листвою и простиравшее к нему ветви, двинулся по тунне-
лю.
Жар нарастал. Раскаленные ядра катались по полу туннеля, искры огнен-
ного града летели с потолка. Как ни странно, ожогов Ганс не чувствовал.
Туннель проходил сквозь вязкое вещество цвета красной меди и оканчивался
уже совсем в ином мире. Это было пространство без конца и края, заливае-
мое в гипотетическом низу волнами жидкого базальта, пронизываемое парок-
сизмами извержений, подернутое, насколько мог видеть глаз, клубами дыма,
освещаемое снопами огня, в котором тысячи воплей слились в один вопль,
усиленный эхом, отраженный гипотетическим каменным сводом наверху, оку-
танным испарениями, но нависающим неотвратимо твердью.
С карниза, на котором стоял вышедший из туннеля Ганс, перекинуто было
в окутанную дымом даль сияющее лезвие моста, на которое предстояло сту-
пить теням, ибо то был мост в рай.
Остолбенев, стоял Ганс с ненужной лампой в руках, совершенно не
представляя, что ему делать дальше.
Тут подлетел к нему маленький огненно-белый нетопырь и стал взмывать
над его головою, касаясь крыльями щек, отлетая и возвращаясь, словно
приглашая следовать за ним. Ганс пошел за сияющим мурином по карнизу
вдоль бездны. Когда добрались они до белой скалы, белый нетопырь грянул
оземь у ног Ганса, и камень разверзло, и поток воды хлынул, пенящийся
поток, подхвативший Ганса и повлекший его по жерлу узкого канала в неиз-
вестность. Ганс изо всех сил старался не захлебнуться, не пойти на дно и
не удариться головой о низкий потолок каменной трубы; постепенно забрез-
жил свет, вода стала сперва темно-зеленой, потом светло-желтой, потом
прозрачной, затем Ганса вышвырнуло с волною на яркий солнечный свет, и,
ослепленный, обессилев, он впал в беспамятство.
- Как, однако, внимательно слушали меня нынче. Никто не перебивал. До
чего народ на будущем зациклился. Какой интерес к ожидающей нас геенне,
а? И ни тени сомнения, что ожидает именно она!
- Чует кошка, чье мясо съела, - сказал Шиншилла.
- Помните анекдот, - сказал Николай Николаевич, - про еврея, спросив-
шего раввина про рай и ад и получившего ответ: "В раю оно, конечно, кли-
мат, а в аду опять-таки общество"?
- Я ожидал описаний пыток и адских мучений, - сказал Леснин.
- У вас материалистическое представление о геенне, - сказал Сандро, -
я бы сказал, вульгарно-материалистическое.
- Неужели все присутствующие должны непременно попасть в геенну? -
спросил Шиншилла. - Меня вообще смущает в постановке вопроса бинарность,
либо-либо, или-или, либо тебе спутник ангел, либо твой собеседник черт;
а ежели я всего-навсего человек, и во мне намешано и добро, и зло, и ча-
ша весов колеблема ежедневно и еженощно?
- Чем колеблема? - спросил Камедиаров.
- Кто разберет-то, - сказал Николай Николаевич. - Кстати, насчет би-
нарности вы не вполне правы. Помните дантовский лимб? И у мусульман су-
ществует нечто подобное, о чем и в Коране имеется запись со слов Магоме-
та, то есть Мухаммада; "люди преграды" - так именовал он тех смертных,
которым после Страшного Суда суждено пребывать на возвышенности между
адом и раем: не имея доступа в рай, адским мукам они не подвергаются.
- За какие заслуги? - спросил Леснин.
- За то, что они души хоть и не просвещенные верою, но невинные.
Кстати, Сандро, над вашим Гансом ведь адское пламя не властно; помнится,
вы говорили, что ожогов он не чувствовал.
- Все-то вы, Николай Николаевич, знаете, - сказал Шиншилла.
- Потому и пребываю во многих скорбях.
- Это вы-то в скорбях? - спросила я. - При вашем аппетите, любви к
фаршированным рябчикам и прочим радостям мирским?
- Откуда у тебя, медхен Ленхен, такой прокурорский тон берется? -
спросил Хозяин. - Если тема ада склоняет тебя неисповедимо к юриспруден-
ции, вспомни хотя бы о презумпции невиновности: говорит, что пребывает,
так, стало быть, и вправду в скорбях.
- А если врет? - спросила я.
- Бог - Тот, Кто знает всю правду, - сказал Эммери, - остальные видят
только часть ее, поэтому врут все, Лена, исключений нет.
- Вольно или невольно, - сказал Сандро.
- Будучи девушкой кристально честной и глубоко искренней, - сказал
Камедиаров, улыбаясь, - а также натурой глубоко чувствующей и весьма
последовательной, Лена, видимо, сверхчувствительна ко лжи и называет
этим словом всякую неточность выражений и словесных фигур. А заодно и
то, чего просто не понимает.
Продолжая улыбаться и глядя на меня, он налил себе коньяка и не спеша
пригубил.
Собирался ли он выполнить свою угрозу теперь, когда унесенные домой
письма находились на прежнем месте, и, стало быть, никаких доказательств
моих подвигов у него не было?
- А вот я не понял, - быстро сказал Шиншилла, - страшен ли был Гансов
ход в ад, или так, серединка на половинку, умеренные ужасы? Кто-нибудь
почувствовал страх? Для вас самого, Сандро, было ли там что-нибудь пуга-
ющее?
- У кого какое воображение, - отвечал Сандро, - меня лично пугает
картина перевернувшегося мира: обычно наверху у нас небо, воздух, обла-
ка, звезда Зуххаль, а внизу твердь, паркет, булыжник; а там, напротив,
под ногами провал с лавою, огнем и пропащими душами, а над головой ка-
менные своды.
- Подумаешь, каменные своды, - сказал Камедиаров, - и в каземате ка-
менные своды, и в тюрьме, и в подземелье. Человек подымает глаза, отча-
явшись, к небу, а видит свод из глыб гранитных, и то в лучшем случае.
- Что же в худшем? - спросил Николай Николаевич.
- В худшем - грязный отсыревший потолок, беленый, плоский. День. Не-
делю. Десять лет.
Я зажмурилась, представив нары, Шиншиллу, уголовников, Хозяина в ват-
