Дэйв ВУЛВЕРТОН
МОЙ ПУТЬ В РАЙ
ЧАСТЬ ПЕРВАЯ. ЗЕМЛЯ
1
Серое пыльное судно на воздушной подушке остановилось перед моим
киоском на ярмарке. Раскрылась дверца, и из тени в кабине на ослепительно
яркий свет дня вышла очень худая женщина. Странное чувство охватило меня,
физический шок, какой бывает, когда видишь старого друга с обезображенным
в какой-то трагедии лицом. Я порылся в памяти в поисках ускользающего
имени. Голова женщины при ходьбе покачивалась из стороны в сторону. Черный
облегающий костюм потемнел под мышками от пота, кровь капала из
перевязанной правой руки без кисти. Старая метиска попятилась,
перекрестилась и сказала: "Que horror!" [Какой ужас! (исп.)] Мальчик
смотрел на худую женщину, разинув рот. "Una bruja!" [Ведьма (исп.)] -
крикнул он, и толпа одобрительно загудела: да, этот ходячий скелет, должно
быть, ведьма.
Она с трудом прошла к моему киоску, пробиваясь сквозь толпу
любопытных крестьян, и положила окровавленную руку на прилавок. Я раскрыл
рот, надеясь, что язык сам отыщет ускользающее из памяти имя, а она
спросила по-английски:
- Вы сеньор Анжело Осик?
Я кивнул, обрадовавшись, что она меня не знает, успокоенный тем, что
хриплый голос мне не знаком.
Она, дрожа, держалась за прилавок.
- Вы можете поправить... это... тело?
- Si [Да (исп.)], да, - сказал я, осторожно притрагиваясь к обрубку.
- Рука у вас есть? Может, присоединить ее?
- Нет.
Рана свежая, но скоро начнется инфекция.
- Потребуются месяцы, чтобы вырастить новую руку, и еще месяцы, пока
вы сможете ею пользоваться. Я могу предложить протез, это гораздо
быстрее...
- Делайте руку. Немедленно! И кости тоже. Мне нужны кости. - Она
говорила быстро, властным голосом богатых refugiados [беженцы (исп.)] из
Соединенных Социалистических Штатов Дель Сур [Del Sur - юг (исп.)]. Я
подумал, что она может быть преступницей из Гвианы или американских
колоний в Независимой Бразилии. Наклон плеч и щеки свидетельствуют, что у
нее от рождения узкие кости, но даже если у нее болезнь костей, все равно
это не объясняет малый диаметр ее суставов.
- Сколько времени провели при низкой силе тяжести? - спросил я.
- Никогда не была при низком тяготении, - солгала она.
- Вам нужно лечь в больницу, - сказал я ей, опасаясь иметь дело с
преступницей. - Я всего лишь бедный фармаколог. И мои лекарства не так
чудотворны, как считают некоторые.
- Вылечите меня! - ответила она. - Никаких больниц. И никаких
вопросов. - Она достала компьютерный кристалл длиной в ее ладонь и сунула
мне в руку. Гладкая тусклая поверхность кристалла буквально невидима, если
не считать карман с жидкой компьютерной памятью на одном конце. Прекрасный
кристалл, класса фугицу, стоит небольшое состояние, возможно, этого хватит
даже на омоложение. У меня никогда не было средств на омоложение, а оно
мне очень нужно.
- Вам нужно отдохнуть, полежать в больнице, - сказал я.
Она наклонилась вперед, и я увидел, что она молода, гораздо моложе,
чем я подумал вначале; черные волосы падают на глубоко посаженные черные
глаза, а потное лицо побледнело от искреннего ужаса.
- Если вы мне откажете, я умру, - сказала она.
И в этот момент, когда она проявила свой ужас, я решил, что она
прекрасна. Мне очень захотелось помочь ей, утешить. Я сказал себе, что она
не может быть преступницей, вышел из киоска, закрыл проржавевшую
алюминиевую дверь и проводил женщину в ее машину. Дал шоферу свой адрес в
Гатуне и велел ему добираться по авениде Бальбоа. Он медленно провел
машину по многолюдной ярмарке, и скоро худая женщина закрыла глаза,
свернулась клубком и начала дышать со свистом, как в глубоком сне. Мы
проплывали мимо толп метисов, продающих яркие одежды и макао, свежие
фрукты, дешевые тайские микрочипы, лежащие в глиняных горшках. Повсюду их
жадные глаза и жесты манили моряков с торговых кораблей из Европы, Африки
и Азии, которые обшаривали это панамское захолустье в поисках техники и
контрабанды. Местные крестьяне сердились на нашего шофера за то, что он
забрался в пешеходную зону, и отказывались расступиться, поэтому он
включал форсажные двигатели и направлял на толпу струи горячего воздуха и
пыли, обжигая обнаженные ноги детей. Ко мне через толстое стекло окна
долетали проклятия и крики боли. Я чувствовал себя грязным и грешным из-за
того, что нахожусь в машине, и жалел, что согласился позаботиться о худой
женщине. Включился, чтобы позвонить в корпорацию Упанишади-Смит и заказать
аппаратуру для регенерации конечностей, реабилитационный пакет
остеопорозиса - для восстановления костей и саморегулирующуюся канистру с
флуотаном. Кончиком языка облизал губы и принялся разглядывать лица в
толпе в поисках друга.
На краю свободной зоны, где толпа поредела, я увидел Флако, своего
доброго друга, который ничего не имел против дел с преступниками, как,
впрочем, и я, и попросил шофера остановить лимузин. Флако стоял с
несколькими торговцами оружием, которые спорили с четырьмя гверильями о
цене поношенного защитного телесного вооружения. Один из гверилий снял
шлем, и я по огромным, неправильной формы ушам понял, что это химера -
генетически преобразованный супермен, один из тех, кого генерал Торрес
создал в Чили, прежде чем социалисты свергли его режим. Я смотрел, как
химера роется в вооружении в поисках лучшего шлема; даже со своего места я
видел, что лучший шлем в этой груде он уже пропустил, и мне пришлось
подавить желание сказать ему об этом. Но я продолжал смотреть, гадая,
найдет ли он его, и отмечая про себя ширину его торса и мощь рук.
Небольшого роста, он обладал прочным скелетом. На Гаити вырастили
десятикилограммовых боевых петухов со шпорами такой длины, что они легко
могут выпотрошить койота, и никто даже брови не поднял. Но когда Торрес
объявил, что создает химер, которые смогут жить на других планетах, это
сообщение вызвало мятеж в Консепсьоне и революцию в Темуко. Я помню
фотографию, которую показал мне крестьянин их Талькуахано: на ней он и
другой повстанец улыбались, держа за концы крыльев большое коричневое
существо, наполовину летучую мышь, наполовину человека. Он рассказал мне,
что убил это существо дубиной в одном из поселков инженеров. Организация
Объединенных Наций выразила формальный протест против этих работ в Чили.
Химера наконец заметил хороший шлем в груде и подобрал его. У химеры
оказалась широкая приятная улыбка, и я был рад, что он сражается против
колумбийцев.
Я помахал Флако. Тот подошел к нашей машине, просунул узкое лицо в
окно и поднял бровь, увидев худую женщину.
- Hola [выражение удивления: эй! ну! (исп.)], Анжело. Ты назначаешь
свидания мертвым женщинам? - спросил он со смехом. - Отличная мысль.
Здорово! Очень разумно!
Я вышел из судна, обнял Флако и отошел, так, чтобы худая женщина нас
не слышала.
- Да, - сказал я. - Хорошая добыча для старика. Она не только хороша.
Когда я с ней покончу, из нее получится отличное удобрение для моего
газона. - Флако рассмеялся. Я протянул ему кристалл. - Сколько он стоит?
Флако повертел его в руках.
- Программа в нем есть?
- Не знаю.
- Может, четыреста, пятьсот тысяч, - сказал он.
- Проверь, пожалуйста, регистрационный код. Я думаю, он украден.
Можешь раздобыть сканер для сетчатки глаза и принести мне домой сегодня
вечером?
- Да, мой друг, - прошептал Флако. Он оглянулся на женщину в
плавающем судне. - Однажды я видел паука с такими же худыми ногами, -
сказал он. - И растоптал его. - Он потрепал меня по плечу и рассмеялся.
Я вернулся в машину, и мы покинули свободную зону. На пути к окраинам
Колона мы миновали ровные ряды банановых плантаций. Я никогда раньше не
ездил по этой скоростной дороге в такой машине и потому впервые заметил,
как правильно расположены растения - каждое в трех метрах от других. В
молодости я служил в армии в Гватемале и там потерял глаза, мне заменили
их протезами. Они регистрируют инфракрасное освещение, я вижу блеск,
напоминающий сверкание платины на солнце. И в этот день темно-зеленая
листва бананов светилась инфракрасным светом. А под ветвями множество
гамаков, хибар из джутовых и картонных ящиков, палаток, старых машин -
убогие временные жилища беженцев из социалистических государств Южной
Америки. Беженцы боялись идти дальше на север через Коста-Рику и потому
теснились здесь, ожидая корабля, чтобы отплыть на Тринидад, в Мадагаскар
или в какой-то другой воображаемый капиталистический рай.
Я смотрел на хибары среди плантаций и думал о том, что странно видеть
подобный беспорядок в порядке. Мне вспомнился случай из моего детства: в
нашей деревне поймали семью убийц, их звали Батиста Сангриентос, и они
продавали органы тел. Когда полиция захватила семью, ее отвели на берег,
чтобы расстрелять в присутствии населения и чтобы все знали, какое
непростительное преступление они совершили. Трое мальчиков в этой семье
были еще детьми, от десяти до двенадцати лет, и говорили, что когда
расчленялись жертвы, эти мальчики соревновались, кто раньше доберется до
ценного органа. Но все Батисты клялись, что мальчики невиновны. И когда
полиция приготовилась стрелять, офицер приказал Батистам встать в ряд, но
младшие мальчики цеплялись за своего убийцу-отца и не хотели отходить.
Полицейским пришлось побить их дубинками, и потом семью долго выстраивали
в ряд. А капитан еще долго ждал, прежде чем отдать приказ расстрельному
взводу. Я всегда думал, что капитану просто нравилось смотреть, как они
стоят в ряд в ожидании смерти. И когда пули впивались в ребячьи тела, я
подумал: "Почему капитан не приказал стрелять, когда они цеплялись за
отца? Какая для него разница?"
Когда мы добрались до моего дома, я отнес худую женщину в прохладный
подвал и положил на одеяло на пол. Проверил пульс и разглядывал повязку на
обрубке руки, когда услышал шаги на ковре за собой. Шофер принес две
небольших сумки и поставил их на пол. Я расплатился с ним, и на это
потребовалась вся моя наличность. Потом проводил его из дома и спросил, не
довезет ли он меня до Колона бесплатно: все равно он едет туда. Он
отказался, поэтому я пешком прошел одиннадцать километров назад, в Колон,
чтобы забрать заказанные лекарства в корпорации Упанишади-Смит.
Я наслаждался обратной дорогой. Дом у меня старый, штукатурка со стен
обваливается, но остальные дома не в лучшем состоянии, поэтому мой дом в
сравнении не проигрывает. Некоторые даже считают меня богатым, потому что
дом на берегу озера и потому, что не могут себе представить бедного
морфогенетика. Но я как-то проводил омоложения в пентхаузах Майами, где
люди не могут одолеть скуку своей пустой жизни, где омоложение часто
служит прелюдией самоубийства. А на пороге своего дома я часто дремлю на
солнышке после полудня, и мне снятся места, где люди живут простой жизнью,
полной страсти. Это место я нашел, когда нашел Панаму.
К моему возвращению домой солнце только что село. Становилось
прохладней. Под деревом папайя в моем переднем дворе лежал Флако, глядя,
как большая коричневая фруктовая летучая мышь пожирает плод папайи,
выплевывая на землю семена.
- Hola, Анжело, - воскликнул он, увидев меня. - Я принес то, что тебе
нужно. Паучьи Лапы в доме. Она проснулась. Я принес ей прекрасные желтые
розы. Они ей понравились, как летучей мыши нравятся папайи. Мне кажется,
