- Вы не поверите,- сказала она,- но я только что обнаружила у
нас в самолете еще двух хужеров.
- Вот это да!
- Они нe природные хужеры, но теперь они там живут. Они живут
в Индианаполисе.
- Интересно!
- Хотите с ними познакомиться?
- А по-вашему, это необходимо?
Вопрос ее удивил.
- Но они же из хужеров, как и вы!
- А как их фамилии?
- Фамилия женщины - Коннерс, а его фамилия Хониккер. Они брат
и сестра, и он карлик. И очень славный карлик.- Она подмигнула
мне:- Хитрая бестия этот малыш.
- А он уже зовет вас мамулей?
- Я чуть было не попросила его звать меня так.
А потом раздумала - не знаю, может, это будет невежливо, он
же карлик.
- Глупости!
51. 0'КЕЙ, МАМУЛЯ!
И я пошел в хвост самолета - знакомиться с Анжелой Хониккер
Коннерс и с Ньютоном Хониккером, членами моего _карасса_.
Анджела и была та обесцвеченная блондинка с лошадиной
физиономией, которую я заметил раньше.
Ньют был чрезвычайно миниатюрный молодой человек, но в нем не
было ничего странного. Очень складный, он казался Гулливером
среди бробдингнегов и, как видно, был столь же наблюдателен и
умен.
В руках у него был бокал шампанского, это входило в стоимость
билета. Бокал был для него как небольшой аквариум для
нормального человека, но он пил из него с элегантной
непринужденностью, будто бокал был сделан специально для него.
И у этого маленького негодяя в чемодане находился термос с
кристаллом _льда-девять_, как и у его некрасивой сестры, а под
ними - вода, божье творение - все Карибское море.
Хэзел с удовольствием перезнакомила всех хужеров и,
удовлетворенная, оставила нас в покое.
- Но помните,- сказала она, уходя,- теперь зовите меня
мамуля.
- 0'кэй, мамуля!
- 0'кэй, мамуля!- повторил Ньютон. Голосок у него был
довольно тонкий, как и полагалось при таком маленьком горлышке.
Но он как-то ухитрялся придать этому голоску вполне мужественное
звучание.
Анджела упорно обращалась с Ньютоном как с младенцем, и он ей
это милостиво прощал; я и представить себе не мог, что такое
маленькое существо может держаться с таким непринужденным
изяществом.
И Ньют и Анджела вспомнили меня, вспомнили мои письма и
предложили пересесть к ним, на пустовавшее третье кресло.
Анджела извинилась, что не ответила мне.
- Я не могла вспомнить ничего такого, что было бы интересно
прочесть в книжке. Конечно, можно было бы что-то придумать про
тот день, но я решила, что вам это не нужно. Вообще же, день был
как день - самый обыкновенный.
- А ваш брат написал мне отличное письмо.
Анджела удивилась:
- Ньют написал письмо? Как же Ньют мог что-либо вспомнить?-
Она обернулась к нему:- Душенька, но ведь ты ничего не помнишь
про тот день, правда? Ты был тогда совсем крошкой.
- Нет, помню,- мягко возразил он.
- Жаль, что я не видела этого письма.- Она сказала это таким
тоном, будто считала, что Ньют все еще был недостаточно
взрослым, чтобы непосредственно общаться с внешним миром. По
своей проклятой тупости Анджела не могла понять, что значит для
Ньюта его маленький рост.
- Душечка, ты должен был показать мне письмо,- упрекнула она
брата.
- Прости,- сказал Ньют,- я как-то не подумал.
- Должна вам откровенно признаться,- сказала мне Анджела,-
что доктор Брид не велел мне помогать вам в вашей работе. Он
сказал, что вы вовсе не намерены дать верный портрет нашего
отца.
По выражению ее лица я понял, что она мной недовольна.
Я успокоил ее как мог, сказав, что, по всей вероятности,
книжка все равно никогда не будет написана и что у меня нет
ясного представления, о чем там надо и о чем не надо писать.
- Но если вы когда-нибудь все же напишете эту книгу, вы
должны написать, что наш отец был святой, потому что это правда.
Я обещал, что постараюсь нарисовать именно такой образ, Я
спросил, летят ли они с Ньютом на семейную встречу с Фрэнком в
Сан-Лоренцо.
- Фрэнк собирается жениться,- сказала Анджела.- Мы едем
праздновать его обручение.
- Вот как? А кто же эта счастливая особа?
- Сейчас покажу,- сказала Анджела и достала из сумочки что-то
вроде складной гармошки из пластиката. В каждой складке гармошки
помещалась фотография. Анджела полистала фотографии, и я мельком
увидал малютку Ньюта на пляже мыса Код, доктора Феликса
Хониккера, получающего Нобелевскую премию, некрасивых девочек-
близнецов, дочек Анджелы, и наконец Фрэнка, пускающего
игрушечный самолет на веревочке.
И тут она показала мне фото девушки, на которой собирался
жениться Фрэнк. С таким же успехом она могла бы ударить меня
ногой в пах.
На фотографии красовалась Мона Эймонс Монзано - женщина,
которую я любил.
52. СОВСЕМ БЕЗБОЛЕЗНЕННО
Развернув свою пластикатную гармошку, Анджела не собиралась
ее складывать, пока не покажет все фотографии до единой.
- Тут все, кого я люблю,- заявила она.
Пришлось мне смотреть на тех, кого она любит. И все, кого она
поймала под плексиглас, поймала, как окаменелых жучков в янтарь,
все они были по большей части из нашего _карасса_. Ни единого
_гранфаллонца_ среди них не было.
Многие фотографии изображали доктора Феликса Хониккера, отца
атомной бомбы, отца троих детей, отца _льда-девять_.
Предполагаемый производитель великанши и карлика был совсем
маленького роста.
Из всей коллекции Анджелиных окаменелостей мне больше всего
понравилась та фотография, где он был весь закутан - в зимнем
пальто, в шарфе, галошах и вязаной шерстяной шапке с огромным
помпоном на макушке.
Эта фотография, дрогнувшим голосом объяснила мне Анджела,
была сделана в Хайяннисе за три часа до смерти старика.
Фотокорреспондент какой-то газеты узнал в похожем на
рождественского деда старике знаменитого ученого.
- Ваш отец умер в больнице?
- Нет! Что вы! Он умер у нас на даче, в огромном белом
плетеном кресле, на берегу моря. Ньют и Фрэнк пошли гулять по
снегу у берега...
- Снег был какой-то теплый,- сказал Ньют,- казалось, что
идешь по флердоранжу. Удивительно странный снег. В других
коттеджах никого не было...
- Один наш коттедж отапливался,- сказала Анджела.
- На мили вокруг - ни души,- задумчиво вспоминал Ньют,- и нам
с Фрэнком на берегу повстречалась огромная черная охотничья
собака, ретривер. Мы швыряли палки в океан, а она их приносила.
- А я пошла в деревню купить лампочек для елки. Мы всегда
устраивали елку.
- Ваш отец любил, когда зажигали елку?
- Он никогда нам не говорил.
- По-моему, любил,- сказала Анджела.- Просто он редко выражал
свои чувства. Бывают такие люди.
- Бывают и другие,- сказал Ньют, пожав плечами.
- Словом, когда мы вернулись домой, мы нашли его в кресле,-
сказала Анджела. Она покачала головой:- Думаю, что он не
страдал. Казалось, он спит. У него было бы другое лицо, если б
он испытывал хоть малейшую боль.
Но она умолчала о самом интересном из всей этой истории. Она
умолчала о том, что тогда же, в сочельник, она, Фрэнк и крошка
Ньют разделили между собой отцовский _лед-девять_.
53. ПРЕЗИДЕНТ ФАБРИ-ТЕКА
Анджела настояла, чтобы я досмотрел фотографии до конца.
- Вот я, хотя сейчас трудно этому поверить,- сказала Анджела.
Она показала мне девочку - школьницу, шести футов ростом, в
форме оркестрантки средней школы города Илиума, с кларнетом в
руках. Волосы у нее были подобраны под мужскую шапочку. Лицо
светилось застенчивой и радостной улыбкой.
А потом Анджела - женщина, которую творец лишил всего, чем
можно привлечь мужчину,- показала мне фото своего мужа.
- Так вот он какой, Гаррисон С. Коннерс.- Я был потрясен. Муж
Анджелы был поразительно красивый мужчина и явно сознавал это.
Он был очень элегантен, и ленивый блеск в его глазах выдавал
донжуана.
- Что... Чем он занимается?- спросился.
- Он президент "Фабри-Тека".
- Электроника?
- Этого я вам не могу сказать, даже если бы знала. Это
сверхсекретная государственная служба.
- Вооружение?
- Ну, во всяком случае, военные дела.
- Как вы с ним познакомились?
- Он работал ассистентом в лаборатории у отца, а потом уехал
в Индианаполис и организовал "Фабри-Тек".
- Значит, ваш брак был счастливым завершением долгого романа?
- Нет, я даже не знала, замечает ли он, что я существую. Мне
он казался очень приятным, но он никогда не обращал на меня
внимания, до самой смерти отца. Однажды он заехал в Илиум. Я
жила в нашем громадном старом доме, считая, что жизнь моя
кончилась...
Дальше Анджела рассказала мне о страшных днях и неделях после
смерти отца:
- Мы были одни, я и маленький Ньют, в этом огромном старом
доме. Фрэнк исчез, и привидения шумели и гремели в десять раз
громче, чем мы с Ньютом. Я не пожалела бы жизни, лишь бы снова
заботиться об отце, возить его на работу и с работы, кутать,
когда холодно, и раскутывать, когда теплело, заставлять его
есть, платить по его счетам. Вдруг я оказалась без дела. Близких
друзей у меня никогда не было. И рядом ни живой души, кроме
Ньюта.
И вдруг,- продолжала она,- раздался стук в дверь, и появился
Гаррисон Коннерс. Никого прекраснее я в жизни не видала. Он
зашел, мы поговорили о последних часах отца и вообще о старых
временах...
Анджела с трудом сдерживала слезы.
- Через две недели мы поженились.
54. НАЦИСТЫ, МОНАРХИСТЫ, ПАРАШЮТИСТЫ И ДЕЗЕРТИРЫ
Я вернулся на свое мест, чувствуя себя довольно погано
оттого, что Фрэнк отбил у меня Мону Эймонс Монзано, и стал
дочитывать рукопись Филиппа Касла.
В именном указателе я посмотрел Монзано, Мона Эймонс, но там
было сказано: см. Эймонс Мона - и увидал, что ссылок на страницы
там почти столько же, сколько после имени самого "Папы" Монзано.
За Эймонс Моной шел Эймонс Нестор. И я сначала посмотрел те
несколько страниц, где упоминался Нестор, и узнал, что это был
отец Моны, финн по национальности, архитектор.
Нестора Эймонса во время второй мировой войны сначала взяли в
плен русские, а потом - немцы. Домой ему вернуться не разрешили
и принудили работать в вермахте, в инженерных войсках,
сражавшихся с югославскими партизанами. Он был взят в плен
четниками - сербскими партизанами - монархистами, а потом
захвачен партизанами, напавшими на четников.
Итальянские парашютисты, напавшие на партизан, освободили
Эймонса и отправили его в Италию.
Итальянцы заставляли его строить укрепления в Сицилии. Он
украл рыбачью лодку и добрался до нейтральной Португалии.
Там он познакомился с уклонявшимся от воинской повинности
американцем по имени Джулиан Касл.
Узнав, что Эймонс архитектор, Касл пригласил его на остров
Сан-Лоренцо строить там для него госпиталь, который должен был
называться "Обитель Надежды и Милосердия в джунглях". Эймонс
согласился. Он построил госпиталь, женился на туземке по имени
Селия, произвел на свет совершенство - свою дочь - и умер.
55. НЕ ДЕЛАЙ УКАЗАТЕЛЯ К СОБСТВЕННОЙ КНИГЕ
Что касается жизни Эймонс Моны, то указатель создавал
путаную, сюрреалистическую картину множества противодействующих
сил в ее жизни и ее отчаянных попыток выйти из-под их влияния.
"Эймонс Мона,- сообщал указатель,- удочерена Монзано для
поднятия его престижа, 194-199; 216; детство при госпитале
"Обитель Надежды и Милосердия", 63-81; детский роман с Ф.
Каслом, 721; смерть отца, 89; смерть матери, 92; смущена
доставшейся ей ролью национального символа любви, 80, 95, 166,
209, 247, 400-406, 566, 678; обручена с Филиппом Каслом, 193;
врожденная наивность, 67-71, 80, 95, 166, 209, 274, 400-406,
566, 678; жизнь с Бокононом, 92-98, 196-197; стихи о..., 2, 26,
114, 119. 311, 316, 477, 501, 507, 555, 689, 718, 799, 800, 841,
846, 908, 971, 974; ее стихи, 89, 92, 193; убегает от Монзано,
197; возвращается к Монзаяо, 199; пытается изуродовать себя,
чтобы не быть символбм любви и красоты для островитян, 80, 95,
116, 209, 247, 400-406, 566, 678; учится у Боконона, 63-80;
пишет письмо в Объединенные Нации, 200; виртуозка на ксилофоне,
71".
Я показал этот указатель Минтонам и спросил их, не кажется ли
