- Они не только тянут, они и жгут.
- Притерпелся.
- У меня друг был, - сказал Вадим Андреевич, - с собой покончил. Да
ты его знаешь, Есипов. Его насквозь прожгло... А если бы я на себя руки
наложил? Обстановочку ведь создали вполне благоприятную. Как тогда?
- Он же умер, спился? - удивился Селин.
- Деликатен слишком оказался, - хмуро сказал Вадим Андреевич. - Спо-
соб такой выдумал, чтобы от естественной смерти не отличить. Наверное,
не хотел родственников пугать. Хотя... он же этим и палачей своих от уг-
рызений совести избавил. Во как! Разница есть? Одно дело я, допустим,
тихо загнулся на подушке. Ну, и концы в воду. Другой оборот, если затя-
нулся бы в петле. Тут уж на полразговорца хватило бы. По старой памяти,
может, и пресса западная помянула бы. Мол, давняя жертва тоталитаризма
повесилась, не выдержав тягот преследований. А ты бы, лежа в этой кро-
ватке, в газетке прочитал, заскрежетало бы, аппетит на завтрак испортил
бы тебе.
Селин с унынием вздохнул.
- Кстати, - вспомнил Вадим Андреевич, - впрочем, почему кстати? Сынок
Есипова тут, ты его тоже знаешь, - язвительно искривил рот Вадим Андрее-
вич.
- Знаю, звонил, - произнес Селин. - В займы просил.
- И дал?
- Дал.
- Сколько?
- Десять тысяч франков.
- Ого-о!.. А ведь не отдаст, скотина, - захохотал Марков.
- Не отдаст, - спокойно согласился Селин.
- Ну, тараканы!.. Получается, что-то вроде дани собирает?
- Получается... не он один.
- Димка Есипов написал в записках своих, - вспомнил Вадим Андреевич,
- что есть в человеке орган - совесть. Не у всех. Она может человека до
самоубийства довести, если жизнь не совпадает с совестью. А мы живем
только потому, что у нас этот орган атрофировался.
- Ты просто голоден, - Селин поднял голову и мрачно посмотрел на Ва-
дима Андреевича. - Накормили бы тебя, пригрели, рюмашку водочки постави-
ли бы - и нет твоей суеты. В гэбэ все-таки дураки сидят. Подкинули бы
тебе работенки, ты бы насытился - и конец разговорам... Здесь я это по-
нял. - Селин откинулся на спинку кресла и закрыл глаза. - Жратвы полно,
по видюшнику киношку любую, баба нужна - пожалте. И никаких вопросов и
криков. Прислушаешься: только чавканье да чмоканье. За деньги и ради де-
нег можно все.
- И мир состоит только из прохиндеев, более или менее талантливых, -
с иронией заметил Вадим Андреевич. - А идеал для подражания - Валерка
Есипов.
- Поди да убедись, - пожал плечами Селин.
На минуту воцарилась тишина. Вадим Андреевич снова сделал несколько
шагов по комнатке, нечаянно зацепился ногой за легкий деревянный стул с
желтым сетчатым сидением. Стул с грохотом упал.
- Пятьсот франков, - проговорил Селин.
Вадим Андреевич наклонился, поднял стул и поставил в сторону и, отды-
шавшись, сказал:
- У меня последнее время ощущение, что скоро умру. Иногда проснусь -
и накатывает: холод, пелена тьмы, мысль, что умру. На фронте такое было.
Ты должен знать. Вот и у меня... Поэтому и ухватился за идею приехать
сюда. Часто думал об этом. Тянуло. А тут взялись организовать. Почему-то
должен был увидеть тебя. Не знаешь, почему? - спросил Вадим Андреевич и
увидел, что Селин побледнел, лицо его стало неприятно серое. - Все-таки
судьба свела нас не ради пустяка. С той поры вон как вас перекрутило...
Да, вспомнил, - оживился Вадим Андреевич. - Ублюдок этот, Валерка, мне
свои версии смерти Христа рассказывал. Что расчет все. Или Христос, или
его ученики что-то вроде спектакля специально придумали да хотели пожи-
виться на нем. В общем , чушь в стиле стукача. Так вот, уверен, что
Христос чувствовал и предвидел смерть и знал, что это очень важно. Я то-
же чувствую. Конечно, не сравниваю себя с ним. Но, может, так наступает
у каждого, словно предупреждение, напоминание. О чем?.. Надо понять.
Вадим Андреевич остановился у окна. В разрыве облаков мелькало весен-
нее голубое небо, казалось, ветер нес тепло, яркий свет жаркого солнца.
- В общем, ладно. Свиделись и все. Пойду я.
Вадим Андреевич отказался от предложения Селина подвезти его к гости-
нице. Они сухо попрощались. В одиночестве Вадим Андреевич спустился вниз
и вышел на улицу.
Довольно долго он брел к гостинице, разглядывая чужой город, чужих
людей... Больше он не звонил Селину и не думал о нем.
Оставшиеся дни до отлета в Москву пролетели мгновенно. На аэродром
Марков ехал, стараясь отъединиться от болтовни туристов-попутчиков,
больше молчал и с печалью осознавал, что возвращение похоже на погруже-
ние в тягостную и тяжелую трясину.
На аэродроме увидел Валерия Есипова. Впрочем, встречи с ним уже не
удивился. Тот тоже не скрывался, а сначала поглядывал настырно из дале-
ка, медленно сокращая расстояние между ними. Лицо у Есипова было пре-
мерзкое. Он пучил белесые выцветшие глаза, кривил пухлые губы, как будто
собирался плюнуть.
- Уж и не надеялся с вами встретиться, - изрек Есипов мрачно, когда
оказался рядом с Вадимом Андреевичем. - Думал, отплатите родине черной
неблагодарностью, броситесь улепетывать. - Он пожевал губами. - Хотя
нет, такие не способны. Значит, в объятия державы?.. Объятия-то, помни-
те, тяжелые бывают. "Души прекрасные порывы", - процитировал он смачно.
- У вас никаких предчувствий нет?
- Есть предчувствие, что до конца жизни не расстанусь с вами, - ска-
зал с кривой улыбкой Вадим Андреевич.
- Да вы - провидец, батенька, - Есипов заскучал и стал оглядываться.
- Пойду-ка шнапсу приму. Путь не близкий.
Он исчез. Снова Вадим Андреевич увидел его уже в самолете. Кося
по-рыбьи закоченелыми глазами, Есипов сосредоточенно добрел до кресла и
долго уминался в него, шумно сопя и распространяя вокруг тяжелое спирто-
вое дыхание. Устроившись, он еще долго сопел, успокаиваясь. Потом совсем
затих, но скоро тишина прервалась вопросом:
- Что же вы такую подлянку сотворили?
Вадим Андреевич молчал, не понимая, чего хочет Есипов.
- О чем это вы? - поинтересовался он.
- А вы не знаете?
-Что я должен знать?
- Про нашего общего друга.
Вадим Андреевич тут же подумал о Селине и онемел, не зная, что и ду-
мать.
- Помер... а вы его прикончили.
- Что это значит?
- Руки на себя наложил, после вашей встречи. Придурок. Уселся к бата-
рее головой, да руками за разобранную электробритву схватился. Каково?..
Ваша подлянка. Про совесть любите поговорить. Как она там у вас?
Вадим Андреевич замер, в душе тяжело защемило. Он тут же вспомнил
всклокоченные крашеные волосы Селина, парфюмерную чистоту кожи и глаза в
мелкой сеточке дряблых морщин. Потом накатила боль, которая, конечно,
предшествовала смерти. Боль настигла Александра Селина и смяла, как тон-
кий лист бумаги. В ней скопилась тоска по детству, ужас войны, тупая ли-
хорадка послевоенных дней с надеждами, которые отмирали, словно листва
осенью. Эта боль неотступно мучила и Дмитрия Есипова.
- Вы знаете, Валерий Дмитриевич, - сказал Марков, - что ваш отец тоже
покончил с собой?
- Конечно, пил как лошадь.
- Нет, он и способ придумал самоубийства, чтобы выглядело, как ес-
тественная смерть.
- С какой стати, - небрежно усмехнулся Есипов, - замглавного в клини-
ке, денег хватало на все?
- Его многое терзало. Что победу, за которую его одноклассники полег-
ли, а он здоровье отдал, подонки сапожищами затоптали да блевотиной за-
ляпали, а его заставили мозги калечить тем, кто смириться не мог. Вот и
он не смирился.
- Что-то вокруг вас одни покойники? Не вы ли и папаше на мозги капали
как дружок? - с пьяным безумием глаза Есипова уперлись в Вадима Андрее-
вича.
- Ошибаетесь, Валера, - прошипел в эти глаза Марков, - это от вас
смердит трупами. Народ и партия - едимы. Трупоеды проклятые.
- Эка, разговорился, - изумленно отстранился Есипов. - Не забыли, в
какую степь летим? На восток. Там за каждое слово - в рыло. Да вы
собственное дерьмо есть будете. Уже нары вам греют. Коваля вашего с ра-
боты точно вышибут, и тетку его. Вообразили, суки, что им все можно. Это
мне все можно.
Есипов стал материться, шлепая мокрыми от обильной слюны губами. Он
задыхался.
- Ничего вы не можете, - тихо сказал Вадим Андреевич.
Есипов тяжело со свистом дышал, он закрывал глаза и сидел молча, ожи-
дая, когда успокоится дыхание.
- Да, Вадим Андреевич, вижу, - проговорил медленно Есипов, - вы тут
совсем от реальности оторвались. Наша контора работает, как часы. Доложу
по начальству, проглотит дырочка бумажку - и пойдут тикать часики, кру-
тить колесики, и вы, как по конвейеру.
- Умру я скоро, - негромко сказал Вадим Андреевич, глядя в иллюмина-
тор на медленно текущую долину облаков, сияющих в голубом свете луны.
- Больны что ли? - поинтересовался Есипов.
- Нет, чувствую.
- А не врете? - Есипов придвинулся к Вадиму Андреевичу, внимательно
вглядываясь в лицо. - Видок у вас, конечно, тот еще, но и поплоше живут.
А это как у вас? Печень тянет или за ребрами болит?
- Всего-навсего предчувствие.
- Так бывает?
- Бывает, на фронте бывало. Самый известный случай - Иисус. Он точно
знал приближение смерти.
- Опять вы за свое. - Есипов отодвинулся на спинку кресла, помял гу-
бами. - Занятный разговорец был. Но лучше, знаете, на эту тему балакать
по дороге в Париж, а не наоборот. У нас сейчас - холод, гололед. - Еси-
пов мрачно выругался.
- О-ох, - со стоном выдохнул Есипов. - Ну и тоску нагнали. Одни по-
койники у вас.
Вадим Андреевич засмеялся.
- А знаете, почему при социализме смерти как бы не существует? - с
улыбкой спросил Вадим Андреевич.
- Чтоб настроение не портить.
- Чтобы остатки социализма не пропили и не разворовали, - смеясь,
сказал Вадим Андреевич. - По ленинизму ведь как? Там - яма вонючая: ни
выпить, ни закусить, ни бабу обхватить. Одна гниль. До светлого будущего
не дожить - обманули. Так хватай, тащи, жри в три горла!
- Под кайфом подохнуть веселее, - заулыбался Есипов и потянулся. - В
нашем доме в прошлом году пенсионер один загнулся на бабе. Смеху было.
- Во! Наяривай, тащи все, что под руку угодило.
- Правда, разворуют.
- Поэтому цензоры и вымарывают мысль о смерти. Не дай Бог, вспомнят,
задумаются, ужаснутся.
Тут Есипов закхекал мелким смешком.
- Да, Вадим Андреевич, - сказал он. - Советую и вам задуматься. Знае-
те, сколько стоит родине такой типчик, как Селин? Ого-го! А вы своей
болтовней довели его до порчи государственного имущества. Селин теперь
годится только на корм червям. И то - иностранного подданства. Так го-
товьтесь отвечать по всей строгости закона. Причинение ущерба гос-
собственности в особо крупных размерах. Помрете вы или нет, это еще не
известно. Может, дотянете до суда... А теперь мне отдохнуть надо.
Голова Есипова отодвинулась назад, веки опустились, и он засопел,
приоткрыв рот. В иллюминаторе, немного впереди, в лунном свете серебри-
лась узкая плоскость крыла. Словно живое, крыло трепетало в невидимом
мощном потоке воздуха. Ниже бесконечно тянулась белая равнина облачности
с кружевными ложбинами, холмами. Вдали Марков разглядел темный крестик
тени от самолета. Крестик скользил по неровной поверхности и, казалось,
вот-вот распадется и исчезнет, растворится в бескрайней пелене. Вадим
Андреевич прильнул к иллюминатору. Свет в салоне был приглушен и не ме-
шал мерцанию звезд. Их было бесконечно много, свет звезд одолевал тьму,
окутывал глаза, лицо, лоб. Почудилось, что они окружили голову, и их
мягкий свет тонкими лучами входит в затылок.
Вадим Андреевич вздрогнул, с удивлением оглянулся и понял, что обма-
нулся: сзади были кресла, размягченные лица спящих пассажиров. "Но ведь
что-то коснулось затылка?", - подумал Вадим Андреевич. Он закрыл глаза,
пытаясь понять и удержать то легкое дуновение счастья и радости, проси-
