с рыжиной попышнее, не угодила баба - ты ей нос пуговкой, ха-ха... Не
зря говорят: такой-то - создатель эпопеи... о-о! Создатель! Вы-то попи-
сываете?
- Бросил, - буркнул Марков.
- Зря, - промычал Есипов и с сочувствием покачал головой. - А может,
посмотрите мир, капитализм проклятый, всколыхнется внутри, а потом дрог-
нет рука, перо, бумага?.. И такую отповедь сочините миру наживы, наси-
лия, что самые стойкие неприятели писателей воскликнут: ай да, Вадим
Андреевич, ай да, сукин сын!
- Вижу, вы уже на след Александра Сергеевича напали, - сказал хмуро
Марков. - Ему-то уж ничего не пришьете.
- Ах, Вадим Андреевич, не любите вы меня, злопамятный вы, - физионо-
мия Есипова печально скисла. - Батя-то мой другом вам был.
- А вы помните отца? - спросил Марков.
- А как же! - воскликнул Есипов. - Папашка, дорогой, руки такие жи-
листые, ухватистые. Крикун, правду любил.
- Да, крикун, - повторил с болью Марков, - подлецов страшно не любил.
Марков вспомнил тесную, захламленную старой мебелью комнатушку в ком-
муналке, худенькую жену друга Валю, шустрого пацанчика Валерку, копоша-
щегося с переломанными игрушками. Не раз, когда проймет хмель от выпитой
водки, словно подбитый раскаленным осколком, вскидывался дружок да
вскрикивал со смертной тоской в голосе: "Что же, Вадим, за Родину, за
победу дружки наши по всей земле гниют, мы - калеки?.. Нашу победу гнида
украла, кровью нашей раздулась! До блевотины!"
Валя смертельно бледнела, полуобморочно сжималась, у самого Маркова
замирало от холода нутро. Только Валерка, привлеченный криком отца, ог-
лядывался, смеялся, старался повторить вопль отца. Дальше следовала му-
чительная пауза, затуманенный взор друга плыл в темном жутком омуте по-
таенных мыслей.
- Как вы не похожи на своего отца, - удивленно и брезгливо проговорил
Марков.
- Точно, телеса нагулял, - усмехнулся Есипов, - а папашка на глиста
был похож, зашибал сильно, этак... - крякнул Валерка изумленно.
- Совесть его мучила, вот как это называется.
- О-хо-хо, - с гримасой презрения выдавил смешок Есипов.
- Он был мученик, - проговорил твердо Вадим Андреевич. - Мученик на-
шей жизни поганой, нашего самоистребления...
- Ну, вы уж нагородили, - снисходительно усмехнулся Есипов, - скажите
еще: Христос.
- А что? Может, он и жил распятым. Мы все так живем. Одни только это-
го не видят, привыкли, другие и тут приспособились, а кто и выгоду на-
шел. - Вадим Андреевич ехидно засмеялся. - В услужении подрабатывают за
хорошую плату: кому крест повыше, кому пивка подать, а кого плеточкой,
если вопит слабо. Помнится, один солдат копьем Христа добил, решил изба-
вить от страданий.
- А может, в казарму захотел, пожрать да к бабе, - заурчал довольно
Есипов. - Хотите, скажу, как на самом деле было? Ведь вранья за две ты-
сячи лет столько набрехали... Открою вам глаза.
Марков ничего не ответил, продолжал смотреть поверх затылков передних
пассажиров, да краем уха отметил, что аэродромные огни двинулись и пом-
чались назад. Рев двигателей усилился, корпус самолета лихорадочно за-
вибрировал.
- Взлетаем, - пробормотал Есипов. - Люблю оторваться от родной земли.
Мы еще вернемся. Прощай, любимая и родная страна советов... Так вот, де-
ло было так. Иуда, мало ему с властей денег за информацию, он решил еще
и на после капиталец сколотить. Быдло ведь чудеса любит. Мужик на небо
вознесся - это чудо, а потому ученикам его - почет и уважение. Рассказы
очевидцев с разинутыми ртами будут слушать. Тут тебе и угощение, и пре-
зент. Так он сначала Христа продал с потрохами, а потом ночью выкрал
труп да неподалеку закопал. А утром вместе со всеми бегал и кричал: "Чу-
до, чудо! На небо вознесся!" Мы, кстати, тоже возносимся в небо. Люблю
этот момент, -Есипов прикрыл глаза и довольно почмокал толстыми губами.
- Чепуха, - мрачно заявил Вадим Андреевич. - Конечно, с властей
деньги за донос можно получить. Любая власть хорошо платит стукачам и
подонкам, а вот трепачам, которые простолюдинам морочат мозги баснями, -
смачно проговорил Марков, - головы рубят. Особенно тем, кто болтает, что
чудеса и благодеяния исходят не от властей, а от бродяги-еретика. Так
что, опасный это путь.
- Возможно, - усмехнулся Есипов и некоторое время довольно пыхтел,
изучая потолок салона.
- А вот такой вариант, вполне достоверный, - заговорил он снова. -
Да, пожалуй, Иуда - мужик деловой, ему верняк нужен, а не по ночам трупы
таскать. А вот другие ученички. Вполне могли выкрасть тело и закопать
втихаря. Уж они-то басен насочиняли, до сих пор в ходу.
- Пусть и так, - согласился Марков. - Но ведь они преодолели страх,
рискнули животами своими, а потом до конца своему учителю служили. Такое
простой похабщиной не объяснишь. К тому же учтите: на эту тему написаны
горы литературы, исследований, к сожалению, недоступные нам, по нашему
пролетарскому происхождению.
- Ну, мы не такие темные, - небрежно сказал Есипов. - Почитывали...
например, а такую версию. Будто дали Христу в последний момент не уксус,
а наркотик. Потом его за труп представили публике. А он через некоторое
время очухался - и отбыл восвояси. И жил припеваючи в отдалении, но уже
не лез на рожон. Вот как вы, например, - Есипов довольно хихикнул. - О!
- всколыхнулся он. - Вот кое-что получше. Есть у дураков такое уп-
рямство, что - хоть смерть - а свое доказать, святостью просиять. Ну,
Иисус и подговорил Иуду выдать его властям, а потом тело выкрасть, зако-
пать. Все по сценарию вознесения на небо.
- Да что вам это вознесение далось, - презрительно сказал Вадим Анд-
реевич. - Сами посудите, зачем на небо кости, мясо тащить? Закопали их,
закопали. Можете быть спокойны. Кто и как, не все ли равно? Другое здесь
привлекает. - Марков помолчал. - Нет в природе человека, его мыслях ни-
чего, кроме сущего. Сказана самая странная чудь, выдумка, а и она, зна-
чит, имеет отношение к сущему. Даже змей огнедышащий, трехголовый. Мо-
жет, в реальности он всего-навсего крокодил, а остальное домысел челове-
ка. - Марков вздохнул. - И совесть есть, только вас она обошла. Но это
уже ваши проблемы. Вы ей не нужны. И вознесение было, только не костей и
мяса, а что было - вам недоступно.
- Почему же? - удивился Есипов. - Как это без меня?
- Без совести-то не горюете. Вдруг это такая же никчемная для вас
вещь?
- А и верно, что я хлопочу, - усмехнувшись, бросил Есипов и заерзал
на кресле, устраиваясь поудобнее, отчего еще больше навалился локтем на
Вадима Андреевича. Потом он откинул голову на спинку.
К этому времени самолет набрал высоту, выровнялся и, монотонно гудя,
нацелился в неведомую даль, где за тьмой ночи скрывались другие города,
люди, чужие миры. А внизу, в черном круге окна, ползали редкие огоньки
подмосковной России, там царила ночь, одиночество, заброшенность и тос-
ка.
- А что вы знаете, как умер ваш отец? - спросил Вадим Андреевич.
- Чего там знать, - буркнул Есипов, прикрывая глаза. - С перепою, -
он облегченно вздохнул и стал мерно посапывать.
Вадим Андреевич ничего не сказал, тоже прикрыл глаза, но спать не бы-
ло возможности, потому что теребила старая догадка, что умер друг не
случайно, а вполне намеренно. Не с перепоя, а как бы выстрелил последним
патроном в висок, когда окружен беспощадным врагом и отбиваться больше
нечем. И вот она - последняя пуля, как избавление от мук и позора.
Мы в этом позоре дышим и живем, подумал Вадим Андреевич.
Впервые догадки о добровольном уходе из жизни друга Дмитрия Есипова
появились через несколько дней после его смерти. Когда схлынула тягост-
ная боль, тоска, закончилась череда хлопот с похоронами, встреч, разго-
воров. В опустошенной голове вяло перетекали воспоминания о последних
встречах с Митей. Обрывки фраз, знакомых энергичных жестов, лихорадочно
сверкающие глаза с воспаленной краснотой белков, бисеринки пота на горя-
чей коже лба. Этот разговор был где-то за две-три недели до смерти.
Дмитрий был необычайно весел. Посреди пирушки за скудным столом с кар-
тошкой, квашеной капустой он вдруг возбужденно с хитрой улыбкой прогово-
рил:
- Поверь мне, медику, есть такой способ смертяшки, когда никто не со-
образит, что пацан наложил на себя руки.
В этот момент они сидели вдвоем, напротив друг друга. Мальчишка Еси-
пова еще не вернулся с улицы, а жена вышла на кухню с грязными тарелка-
ми. Дмитрий перечислил какие-то лекарства.
- Главное - водки надо принять, - засмеялся он. - Представляешь, сна-
чала наркоз, звуки фанфар, потом несколько таблеток... И оттуда уже ник-
то не достанет. И никаких разговоров.
Он повторил последнюю фразу с каким-то облегчением.
Едва в памяти всплыли эти слова и хитрый довольный вид Дмитрия, как
тут же Вадима Андреевича обожгла догадка о самоубийстве друга. Затем па-
мять-копуша вытолкнула на поверхность еще одну фразу того разговора. Не-
ожиданное возбуждение Дмитрия погасло, и он сказал тихо: "Мерзко живем,
достойнее не жить". Он обречено, сбивчиво стал объяснять, что одни его
склоняют к соучастию в мерзости, а другие обвиняют в причастности к этим
пакостям. Как-то он уже говорил Маркову, что в их психиатрической клини-
ке по указке людей из цэка творятся темные дела, но Вадим Андреевич по-
боялся выпытывать подробности. Это было бы все равно, что тревожить ру-
ками открытую рану. "Достойнее не жить", - не договорив, прервал призна-
ния Дмитрий.
Так, нанизывая одно воспоминание на другое, Вадим Андреевич все
больше убеждался в своих подозрениях о причине смерти друга, хотя сомне-
ния все-таки оставались. А после ареста, во время следствия, он безого-
ворочно поверил, что Дмитрий сознательно покончил с собой. Так было лег-
че переносить допросы, ложь нагромождаемую следователями, сомнения в
верности товарищей. Следователи смеялись над ним, говорили ему, что
только он один упрямится, все уже признались, а Александр Матвеевич Се-
лин, его подельник, уже пишет покаянные письма. В такие моменты Вадим
Андреевич закрывал глаза и повторял слова Мити: "Мерзко живем, достойнее
не жить".
На одном из допросов Вадим Андреевич не выдержал и сказал следовате-
лю:
- Мой друг-психиатр поставил бы вам диагноз: атрофия совести.
Следователь сначала опешил, но ничего не понял и продолжал, глядя
оловянными глазами, долдонить тупые вопросы.
Это была любимая тема Мити Есипова. Он шутливо говорил, что втайне
пишет диссертацию на тему: "Общество субъектов с ампутированной со-
вестью". В ней, говорил он, уже намертво доказана материальность явления
совести, рассмотрены различные типы людей: с полным отсутствием совести,
с зародышем, с совестью в процессе атрофирования и людей с полноценной
совестью. "Последние обречены на вымирание, - смеясь добавлял Дмитрий. -
Хочу предложить начальству создать группу по хирурго-псиатрическому по-
иску органа - сосуда совести".
Когда Вадим Андреевич вернулся из заключения, вдова Дмитрия передала
ему толстую папку с разными бумагами мужа. На папке была надпись "Завет-
ная". Среди бумаг Вадим Андреевич нашел записку адресованную Маркову, но
почему-то Вадим Андреевич ее никогда не видел. Дмитрий написал: "Дорогой
Вадим! Главный вопрос жизни человека состоит в решении спора между инс-
тинктом самосохранения и органа совести. Первый требует сохранения жизни
любой ценой, даже ценой подлости, предательства, убийства. Второй готов
идти до самоубийства, если невозможна нормальная жизнь совести".
Ниже было приписано другими чернилами, мелкими буквами, но тем же ко-
рявым лекарским почерком: "Я нашел средство для страждущей совести. Все-
го 2-3 таблетки. Прощай". Дата, поставленная под последней записью, сов-
падала с днем смерти Дмитрия.
Тогда у Вадима Андреевича исчезли последние сомнения в добровольности
