ухода из жизни Дмитрия. По обрывкам воспоминаний, по запискам в "Завет-
ной" папке Марков даже восстановил события последних дней друга. В
больнице он устроил грандиозный скандал, как он выразился, сказал заве-
дующему клиникой все, что он думал о советской психиатрии вообще и о за-
ведующем в частности. Распродал большую часть книг из личной библиотеки,
которую собирал с детства, начиная с затрепанного томика "Робинзона Кру-
зо". Купил холодильник. Марков помнил, какой был утроен по этому поводу
семейный праздник. Дмитрий свой день рождения так не отмечал, как водру-
жение в их комнатенку белого сверкающего чуда, а его жена была счастли-
ва, наверное, не менее, чем в день свадьбы. Сыну Валерке купил яркий ре-
зиновый мяч, а вручил его на том же празднике со словами: "Гоняй,
Валька, мяч, но главное для тебя, запомни, вот это, - он указал на пол-
ку, на которой стояло с десяток отобранных книг. - Они должны стать тво-
ими друзьями". Среди книг стоял и "Робинзон Крузо". Опившийся газировкой
"Ситро" и объевшийся пирожными, Валерка с недоумением водил глазами по
темным корешкам книг - некоторые из них Дмитрий своими руками склеил, -
но так ничего и не вымолвил.
Была еще в папке записка без даты. Иногда - очень редко - с томи-
тельными содроганиями души Вадим Андреевич перечитывал эту записку:
"Друзья ушли. Чемоданы отброшены. Весело, легко. Наверное, это лучший
день на Земле. В окне - сентябрь этого года. Эти ржавые листья, два этих
голубя на жести крыши этого дома напротив. Этот лист с желтыми и зелены-
ми пятнами за стеклом. На подоконнике этот снулый прозрачный мотылек еле
двигает паутинками-усиками. Это моя душа растворяется в золоте солнца и
в этой синеве неба, тянется вослед этой невесомой снежно-холодной ту-
че..."
Жена Дмитрия рассказала, что в тот день, войдя в комнату, она увидела
мужа за столом. Уронив голову на неловко подвернутые руки, он как бы
спал. Окно перед ним было распахнуто настежь. По подоконнику ходили го-
луби, которые с громким треском взмыли в небо, и ветер трепал волосы
Дмитрия. Сначала она подумала, что муж немного выпил как обычно и задре-
мал, хотела отругать его за то, что выстудил комнату. Закрыла торопливо
окно, в которое вместе с солнцем врывался поток студеного воздуха из
глубокого ледяного неба. Потом коснулась рукой лба Дмитрия и завопила от
холода и ужаса...
В Париже моросил теплый дождь. Пассажиры, выйдя из самолета, весело и
возбужденно галдели. Марков все оглядывался: не появится ли Валерка Еси-
пов? Но того, видно, сморил богатырский сон. Вадим Андреевич после по-
садки пытался растолкать его, но потом, чуть ли не карабкаясь по тучным
телесам Есипова, перелез через него, и одни из последних покинул салон
самолета, оставив спящего Валерку на попечение стюардесс.
Вадим Андреевич с наслаждением вдыхал ароматный воздух. Ему и впрямь
почудилось, что только так пахнет воздух свободы. Хотя была это все-
го-навсего парижская весна. Из тьмы порывами налетал теплый влажный ве-
тер, принося парной запах оттаявшей травы и набухших соком почек.
На третий день Вадим Андреевич, сославшись на нездоровье, на старые
раны, остался в гостинице. Руководитель группы долго не хотел оставлять
его, а трущаяся вокруг поношенная пигалица, похожая на профессиональную
стукачку, презрительно посматривала на него с хорошо заметной непри-
язнью. Но Маркову удалось выцыганить самоволку, и скоро тургруппа умча-
лась на очередную экскурсию, а Вадим Андреевич, выждав полчаса, вышел из
гостиницы.
На соседней улице Марков набрал в автомате номер, достать который
стоило больших трудов. Целый месяц ходил в иностранную библиотеку, рылся
в справочниках, пока наконец не выкопал справочные данные по парижским
учебным заведениям, где и натолкнулся на фамилию профессора Селина, сла-
виста и прочее. А к нему и телефон. По телефону зазвучал приятный женс-
кий голосок. На школьном английском Вадим Андреевич объяснил, что ему
нужен месье Селин Александр, и без всяких вопросов, ему выдали домашний
телефон. Он снова набрал номер. На этот раз в трубке послышался женский
смех. Вадим Андреевич стал говорить, но женский смех продолжался, затем
смех, затихая, уплыл в глубь, и в трубке забубнил знакомый хриплый бас,
коверкающий чужеродные французские звуки. От этого баса перехватило
сердце и больно обожгло все давно забытое.
- Шурка?.. - едва выговорил Марков.
Наступила пауза, Марков физически ощутил, как и по ту сторону безз-
вучно разряжается, полыхает и вопит сонмище страшных, жгучих воспомина-
ний.
- Ты приехал?
- С оказией туристом.
- Надолго?
- Неделю дали.
- Ах, как я рад, - неуверенно и мрачно прохрипел бас.
- Надо бы встретиться.
- Конечно, конечно, - замямлил хрипло голос.
- Давай прямо сейчас, - подхватил Вадим Андреевич.
- Ах, дела, понимаешь...
- Что ж ты, раз в двадцать лет дела не отложишь?
- Почему бы и нет? Конечно.
Вадим Андреевич медленно брел по улице, на которой находилась назна-
ченная для встречи кафешка. Ждать на месте было крайне неудобно: уж
очень неловко было торчать столбом возле витрин, ослепительно чистых,
озаренных ярким светом. Хотя Марков приоделся в новый плащ, который взял
на время у московского приятеля, все равно вид его выдавал происхождение
из убогой страны. К тому же не стриженная борода серо-седая, клоками да-
же в Москве вызывала подозрение у скучающих милиционеров.
Назначенное время уже прошло, и Вадим Андреевич, прохаживаясь, завер-
нул за угол, бесцельно шаря глазами по витринам. Остановился у витрины
часового магазинчика, усыпанной облаком бело-розовых искр - сияющих под
лампами корпусов часов.
Позади послышался шум тормозящей машины, Вадим Андреевич оглянулся.
Из красной лаково блестящей коробочки машины выскочила симпатичная фигу-
ристая девица, залопотала по-французски что-то веселое, потом снова оку-
нулась в машину, обхватила ладонями плешивую бородатую голову водителя,
со смехом чмокнула его несколько раз, снова выпорхнула наружу. Машина
отъехала, завернула за угол, девица перебежала улицу. Вадим Андреевич
тоже двинулся вслед машине к месту встречи.
У кафешки стояла та самая красная машина. Когда Вадим Андреевич приб-
лизился, из нее вылез упитанный старикан в твидовом пиджаке, изрядной
плешью на голове и распушенной светло-рыжей бороде, из под которой вид-
нелся цветастый шейный платок. Старикан направился в сторону Маркова,
Вадим Андреевич разглядел рубаху с немыслимо ярким украинским узором,
обритые щеки и нежно белую кожу на щеках, тронутую красными прожилками.
Глаза только были с нездешней тревогой, чуть ли не паникой. Тут Вадим
Андреевич узнал Селина.
Вадим Андреевич засмеялся. Он по-разному представлял свои чувства на
этой встрече: приступ злобы или крепкое объятие, в котором и прощение, и
тоска по молодости. Но сейчас его разбирал смех. Смеялся он негромко,
снисходительно дробным смешком. Лишь в нем смогли соединиться фигура па-
рижского профессора, бредовое следствие, суд над самонадеянными мальчиш-
ками-писаками, мерзостная ахинея заключения и полулегальная операция
турпоездки в Париж. Зачем? Кому в голову приходит ладить подобные неле-
пости?
Селин вначале опешил, но потом и сам стал подхихикивать.
- В лагерном ватнике ты иначе выглядел, - сказал Вадим Андреевич.
- Приходится соответствовать.. Таких специалистов здесь навалом. Вот,
понимаешь... - Селин развел руками. - Нечто творческое с русским колори-
том. - Он огладил бороду пятерней.
Селин пригласил Вадима Андреевича в машину и сначала повез по улицам
города, показывая достопримечательности. Но Вадим Андреевич упорно мол-
чал, и скоро Селин заскучал и предложил заехать на квартиру, выпить по
случаю встречи.
Машина недолго попетляла по улочкам, а затем они остановились у невз-
рачного серого дома. Едва они вышли из машины, как на них неизвестно от-
куда с воплями накинулась та девица, которую Марков уже видел. Но, подс-
кочив к ним, она рассмеялась сначала разочарованно, потом с прежней бес-
печностью. Она залопотала оживленно, что-то объясняя Селину, ласкаясь к
нему. Потом, игриво глянув на Маркова, стала нечто восклицать и наконец
выговорила с трудом:
- Мальчиша, о-ля-ля!
Но Селин сердито прикрикнул на нее, и она, расцеловав его, исчезла.
Вдвоем они поднялись молча в комнатенку на третьем этаже. Главное
место в комнате занимала кровать и вещи, призванные ублажать женское
сердце.
Оглядевшись, Марков с прежним смешком спросил:
- А жена об этом знает?
- Догадывается, - уныло произнес Селин. - Но- Париж, здесь любовница
положена по штату. Дом, машина, любовница... Приходится мириться.
- Давай выпьем, - сказал Селин и достал бутылку водки. - Французы в
основном вина пьют, а для своих...
Они выпили, а затем молчание слишком затянулось.
Вадим Андреевич снова захихикал:
- Хотел в глаза тебе заглянуть.
Селин усмехнулся:
- Что ж, гляди, - согласился он уныло. - Занятие, должен тебе ска-
зать, препаскудное. Каждое утро... глянешь в зеркало - плюнуть хочется.
Пожалуй, только глаза Селина выдавали то, что с тех пор прошло почти
двадцать лет. Зрачки поблекли, белки напитались мутной тяжелой водой, а
веки отяжелели от дряблой сетки морщинок. Глаза неприятно выделялись на
его парфюмерно свежем, словно умело нарисованном, лице.
- А ведь это я мог быть на твоем месте, - сказал задумчиво Марков, -
а ты там, на помойке. Известный тебе ублюдок так и говорил мне: сгинешь
на помойке. Наверное, и тебе говорил? Или ты сразу согласился?
Селин промолчал, в глазах его появилась тревога и озабоченность,
зрачки расширились, и в них всколыхнулась волна ужаса. Вадим Андреевич
ощутил прилив страха.
- Двоих бы, конечно, не выпустили, - задумчиво сказал Марков. - Уст-
роили бы что-то вроде соцсоревнования. Как думаешь, в каком виде спор-
та?.. Наверное, в подлости. - Вадим Андреевич рассмеялся. - Представля-
ешь? Два интеллектуала, писателя, стараются, слюну собирают, чтобы пос-
мачнее плюнуть в ближнего, память напрягают, чтобы гадость похлеще про
друзей вспомнить да благодетелей порадовать. А самый способный - присо-
чинил бы, наврал. Ведь сочинители же! "Над вымыслом слезами обольюсь", -
продекламировал Вадим Андреевич. - Ты же говорил мне, что я талантливее
тебя? Смог бы ублажить начальство. Вполне!
Вадим Андреевич встал, сделал пару шагов по комнате, разглядывая обс-
тановку, картинки на стенах, глянул в окно, раздвинув легкую кисею зана-
весок.
- Это все могло быть моим, - сказал он. - Машина, квартирка, профес-
сорская должность, девчонка эта.
- Хочешь, я заплачу тебе?
- А сколько ты мне заплатишь? - поинтересовался Вадим Андреевич.
- Ну, тысячу франков...
- Знаешь, у нас в группе почти все специалисты в ценах. На кассетный
магнитофончик хватит. Ладненько.
- Ну, давай - пять тысяч.
- Уже лучше, на хороший цветной телевизор. Возьму в охапку и попру в
Москву, в свою конуру. Буду в цвете смотреть про успешное строительство
коммунизма на помойке. Чтобы не вспоминать, что живу впроголодь, жена от
переживаний заболела и умерла, что детей нет... А сколько эта кроватка
стоит? - Вадим Андреевич кивнул на двуспальную кровать с высокой спин-
кой, с накинутым небрежно ворсистым покрывалом.
- За четыре тысячи, - буркнул Селин.
- Неплохо. Значит, за покойницу жену, за не родившихся детей. Ты хоть
понимаешь, что ты их сожрал?
- Столько я не могу тебе заплатить.
- А если я найму корешей. Дом заложишь, от квартирки откажешься, от
любовницы. Они ведь как бы у меня украдены, машину продашь. Неплохо?
- Прилично, - согласился Селин. - Только ты ведь не возьмешь... А ес-
ли возьмешь, потом еще захочешь. Это затягивает.
- Что это?
- Франки, доллары... и чем больше, тем сильнее тянет.
