когда закончились затяжные дожди начала лета, и каждый бесконечный день
яркое солнце выкатывало в чистое безграничное небо, заливая жарким све-
том мягкую влажную землю, сочную траву, расцвеченную мозаикой лепестков
цветов, бабочек, стрекоз.
Сойдя с электрички, они окунулись в роскошь луговой поймы маленькой
речушки. Леша безмерно счастливый и довольный сорвал с себя короткую
клетчатую рубашку, стал размахивать ею, выкрикивая диким голосом безум-
ную и радостную мелодию. За ним по узкой тропинке шла та самая Татьяна,
которую Жуков предназначал в невесты. Когда они подошли к Елисею в ус-
ловленном месте на вокзале, про себя Елисей сразу посмеялся над Лешиным
проектом. Его знакомая была обычной девушкой с довольно симпатичным ли-
цом, стройной фигурой, в которой все на месте. Но во всем ее облике
сквозило главное: она твердо знала свое будущее, в нем был обеспеченный
муж, двое детей, которые закончат престижную школу и пойдут по стопам
хорошо устроенного папаши. Какой интерес мог представить для нее неиз-
вестный художник, обучающий детишек правильно держать в руках кисточку,
с нищей зарплатой и захудалой квартирой? Наверное, и она согласилась на
эту поездку, лишь бы избавиться от назойливого Жукова. Кажется, в миг
знакомства они оба решили не тратить эмоций по адресу приставалы Леши, а
попытаться получить как можно больше удовольствия от прекрасного
июньского дня, загородной чистоты и свежести. Надо ли портить такой
прекрасный день из-за сумасбродства Жукова?
В теплых волнах лугового ветра Елисей плыл среди дурманящего запаха
ярко-зеленого разноцветья. Перед ним скользила изящная женская фигура.
Те же жаркие воздушные волны омывали ее тонкое пестрое платье, которое
плескалось и обнимало крупные бедра, сжимало тонкую талию и тихо трепе-
тало вокруг оголенных рук и шеи. Темные длинные, гладкие волосы, скреп-
ленные на затылке цветной заколкой, бились и рассыпались по спине. Яркое
солнце отражалось в каждом лепестке, травинке, и этот водопад света со
всех сторон подсвечивал ее тело, делая его невесомым и ярким. У Елисея
даже голова иногда кружилась и, казалось, что они вот-вот поплывут в по-
рывах легкого ветра.
Наконец они замерли и невольно развернулись в сторону реки, которая
магнитом притягивала к себе. Луговые травы широкими волнами скатывались
к голубой прохладе воды. Там, на перекатах, плавилась солнечная рябь. За
рекой стеной поднимался лес, прорезанный медно-красными жаркими стволами
сосен. Оттуда в волшебной тишине долетали горловые вскрики иволги.
Елисей начал глазами подыскивать место, где они остановятся, но тут
Леша потянул их к склону берега, за верхней кромкой которого располагал-
ся маленький городок. Леша, хитро посмеиваясь, увлекал их вверх по тро-
пинке и обещал незабываемое наслаждение, если они последуют за ним. Реч-
ка стала отдаляться, горизонт раздвинулся, а впереди, над их головами,
Елисей заметил дугу "Колеса обозрения", обычного для городских парков.
Видна была только верхняя его часть: несколько неподвижных кабинок в
штриховке труб конструкции.
Когда они вскарабкались на площадку, Елисею стало понятно, что это
недостроенные аттракционы. У подножия мертвого колеса располагалась пара
каруселей, таких же неподвижных, с разоренными шкафами управления, с
мотками спутанных проводов, беспорядочно разбросанной ржавой арматурой.
Леша уверенно направился к колесу, а они с Таней шли с опаской. Ели-
сею казалось, что и она испытывает робость при виде запустения и разрухи
там, где должны галдеть и смеяться летящие на каруселях дети. Здесь сты-
ла непривычная тишина.
Они вплотную приблизились к помосту колеса.
- Я боюсь, - сказала Таня и схватила за руку Лешу, который хотел заб-
раться на дощатый помост. Он замер.
Отсюда видно было, как в потоке жаркого воздуха с легким шорохом сон-
но покачиваются пустые кабинки, потом движение исчезло, наступила маги-
ческая вечность равновесия... Снова неуловимое движение, за ним уже яв-
ный полет в обратную сторону.
К ним долетели детские голоса. Из-за угла обшарпанного домика вышло
несколько девчонок. В один миг они сбились с шага и бросились наперегон-
ки к колесу. Со смехом, толкаясь, они взлетели на помост. Первые две
вскочили в пустую кабинку, другие стали цепляться за медленно плывущие
соседние кабинки.
Елисею почудилось, что легкость и счастье, которые переполняли юрких
смешливых девчонок, коснулись и его - и он тоже вместе с ними, теряя
вес, в головокружительном солнечном сиянии уплывает в голубое небо, и,
может, навсегда растворяется там, как солнце, кудрявые бестелесные обла-
ка, птицы и смешливые пацанки.
Минут через пять, насладившись смехом, криками, жутким замиранием
сердца в голубой высоте, девчонки медленно спустились вниз, выбежали на
помост и, рассыпая торопливую скороговорку, унеслись дальше.
Леша решительно забрался в одну из кабинок, усадил рядом Таню и стал
командовать Елисею, чтобы он вместе с ветром привел в движение колесо.
Огромная тяжесть металла испарилась, и колесо плавно поплыло, вознося
Лешу и его знакомую в небо. Елисей тоже присел на жесткое сидение,
сильно нагретое солнцем. В полной тишине они плыли, подхваченные порывом
ветра. Потом все замерло в невесомости. Леша поднял и расправил руки,
Елисею почудилось, что Леша отрывается от кабинки и тихо парит над ними.
- Хо-у, - гортанно пропел Леша, - я взлетаю. Почувствуйте блаженство.
Так душа ваша устремляется вверх. Солнечный ветер уносит ее. Хо-у-о-у, -
снова запел он.
Обнимаемые воздухом они плыли вниз, все более ускоряясь, прошли над
самым помостом, полетели дальше, медленно забираясь в гору. И снова вол-
шебная вечность равновесия.
Запрокинув голову, Елисей смотрел в далекое небо, и ему казалось, что
он уже плывет в бесконечной синеве и что именно в таком полете таится
сокровенный смысл существования. А чтобы схватить его и понять, надо
бесконечно длить плавное скольжение, и пусть замрут все звуки и стремле-
ния.
Как бы издалека доносились вскрики Леши, потом он выскочил из кабин-
ки, напрягаясь, подталкивал медленное колесо, и Елисей с Таней снова
взмыли по пологой дуге над землей, крутым зеленым обрывом, рекой, гори-
зонтом.
- Хватит, ну? - прокричал Леша, довольный произведенным впечатлением.
С головокружением, все еще переполненный ощущением потери веса, плохо
чувствуя ноги и руки, Елисей вылез на помост. Подплыла кабинка с Таней,
он подал ей руку, она оступилась и, падая, вскрикнула не испуганно, а
по-птичьи беззаботно и счастливо, как бы ожидая продолжения полета. Ели-
сей подхватил ее, окунулся в теплое и нежное тело, которое было таким же
легким и ласковым, как летнее облако. Сзади весело засмеялся Леша, а Та-
ня прикоснулась к его щеке губами. В ее лице не было той спокойной и
скучной заданности, когда все известно наперед.
Сухая глинистая тропинка вертляво сбегала вниз к реке. Мелкие камешки
выпрыгивали из-под ног и резво катились, застревая в траве по обочине, в
прорезанных дождевыми ручьями морщинах. По пути Таня смеялась, вспоминая
свой недавний страх, а, когда они спустились к речному лугу, уже с доса-
дой заметила:
- Ну ты, Жуков, негодяй. За тобой глаз да глаз. В два счета охмуришь
невинную девушку.
Она мельком взглянула на Елисея, словно нечто из ее слов предназнача-
лось и для него, коротким движением высвободила пальцы из его руки.
- Вон туда пойдем, - уверенно указала она в сторону берега, где земля
была укрыта мягким пухом розово-белой кашки с резной пеной нежных
листьев. Таня решительно пошла вперед, и Елисей подумал, что внезапное
опьянение воздухом и голубым небом безвозвратно исчезло. А Лешина затея,
как и предполагалось, безнадежно провалилась...
Леши давно нет, тело его превратилось в горстку пепла. Его старшая
дочь соединена с подонком Есиповым. И не надо никакого чуда, чтобы уви-
деть, как Есипов, брезгливо шевеля жирными алыми червями губ, говорит
Леше разные подлости о его рукописи... Пространство сжимается, стены
теснят и давят, и сердце обрывается и падает в узкое страшное прост-
ранство, где царит мрак, смерть. А меркнущее пятнышко света загораживает
разбухшее уродливое лицо Есипова, которое пожирает, заглатывает остатки
воздуха, тепла. Где же спасительное лицо широколицей, как солнце, мон-
голки, ее проглядывающие сквозь морщины век вечные глаза? Нет... Только
падение в колодец боли и душного беспамятства, откуда нет возврата.
Из далекой небесной выси, где постоянно текут безбрежные голубые ре-
ки, он упал на землю, как черный стриж, только что трепетавший острыми
серпиками крыльев, серая пыль поглотила его, вытравив яркий блеск, раз-
бавив угольную черноту мертвой серостью.
***
Дома Елисея ждал большой сюрприз. На кухне за столом, уставленном та-
релками с разной снедью, сидел шурин Андрей. Не к добру Елисей видел его
из троллейбуса митингующим у метро. Только его не хватало для разнообра-
зия. Омут глубокой ночной тяжести, давящая усталость, а тут еще нервная
скороговорка Андрея, его, словно отброшенная ветром назад, желто-серая
волна волос, навыкате воспаленные горячечные глаза. И ко всему - терзае-
мая тысячью подозрений жена. Сначала она прильнула к Елисею у дверей, со
страхом впитывая все чужие, ненавистные ей запахи, которыми пропитался
он где-то там, где изволил быть без нее. По ее лицу пробегала рябь стра-
ха, злости на все, что могло отнять его. Но - слава темной холодной ноч-
ной сырости - она глубоко пропитала его осенней скукой и тленом листьев,
уничтожила страшные для жены оттенки чужой жизни, злых рук, волос. При
Андрее она не решилась пытать его расспросами, но не утоленные подозре-
ния терзали ее, пока она двигалась от плиты к столу, присаживаясь, пила
жидкий чай, переспрашивала Андрея.
Оказывается, он пришел к ней за консультацией по бухгалтерской части.
Ему в голову вклинилась идея открыть кооператив по лекционной части.
Андрей давно уже подрабатывал, читая по заштатным клубам лекции об иноп-
ланетном разуме, о таинственных посещениях Земли пришельцами, часто до-
нимал Елисея разговорами на эту тему. Теперь хотел организовать свою
контору, чтобы не делиться гонорарами с разными жуликами-директорами.
Лариса, которая работала в бухгалтерии городского профсоюза что-то неу-
веренно советовала ему, а Елисей думал о том, что такой разговор при ее
сроке беременности может кончиться плохо. Она панически боялась ка-
ких-либо изменений, даже приход почтальона мог довести ее до обморока.
Но этот брехун Андрей и в голову не брал, что беременной женщине нельзя
волноваться, нельзя сидеть до глубокой ночи. Иногда, упираясь глазами в
ее тяжелый, выпирающий живот, он спохватывался и начинал давать советы,
что-то вроде того, что надо слушать тихую спокойную музыку, смотреть
красивые картины, больше гулять в лесу.
- Не бегать на баррикады, не проклинать гэкачепистов, - с иронией
подсказал Елисей и уж совсем прозрачно намекнул: - И не считать себя ге-
роем, если поплевал ночью у Белого дома и бегал в кусты к Павлику Моро-
зову, как в сортир. А главное не ждать, что пионерские костры у танков
закончатся приходом завтра царствия божьего.
- Ха-ха, - залился жарким смехом Андрей, запрокидывая голову, брызгая
слюной. - Уел, сам-то дома сидел, за женину юбку держался.
Елисей тоже засмеялся, представив то светопреставление, которое нача-
лось бы, сделай он хоть шаг в сторону двери в те бессонные ночи. Истери-
ка жены, неслышные вопли живого существа в ее грузной плоти.
- Я уверен, сейчас мы наберем обороты, конец рабству, - взорвался
Андрей.
- И рабы станут вольными? - спросил Елисей с сомнением и добавил с
иронией: - Конечно, но судя по твоим советам беременной женщине, бессон-
ная ночь благотворно скажется на приплоде. Уверен, что никакое гэкачэпэ