дишься в поезд, в машину - и все изменяется. Пока не окончилась дорога.
Встретились мы, и для тебя ведь не важно, что вчера делала, о чем дума-
ла? - Она согласно кивнула. - Когда вчера домой шел, я ощутил это. О чем
переживал целый день, теперь - глупость и дрянь. Противные рожи, уроды,
наслаждаются своим уродством. Все осталось позади. Завтра вернусь туда
другим.
- До школы думала, любовь - это как путешествие в другую страну. Папа
мой дипломат. Так получилось, что его лучшие друзья едва женились, сразу
уезжали за границу. Все разговоры родителей помнила. Вот дядя Андрей же-
нился и уехал в Кению. А дядя Вадим, мой лучший друг, влюбился и уехал в
Норвегию. Тогда мне казалось, что мои родители тоже до того, как влюби-
лись, жили в другой стране. Мама смеялась и говорила, что они с папой
жили в Серебряном бору. И я думала, что есть такая страна, а потом она
объяснила, что они там познакомились. А ты?
- Я этому не придавал значения. Просто ощущение было, что, вот, есть
некое пространство, облако как бы, которое охватывает всех близких: ро-
дители, ну, близких - и с ними ничего не случится, они как бы вечно су-
ществуют. Появится близкий мне человек и войдет в это облако. У меня та-
кое ощущение и сейчас осталось. Вот знаю, что с тобой ничего не случит-
ся. Веришь?
- Конечно.
- Если и есть что-то вечное - это любовь.
Поезд катил в морозной дымке, солнце тускло подсвечивало ледяные узо-
ры на окнах.
Вышли они в прозрачный чистый воздух в городишке Чехове Заглянули в
забегаловку на станционной площади, и ели булочки с горячим кофе. Потом
сели в первый попавшийся автобус, и скоро поплыли мимо бесконечные рав-
нины снега, завязшие в снегу рощицы. На конечной станции долго ждали об-
ратного рейса в абсолютной тишине, которую не нарушали ни порывы мороз-
ного ветра, ни легкий скрип снега под ногами. Казалось, вся земля объята
молчанием, и это молчание повсюду и всегда было. И куда бы они не уеха-
ли, оно останется неизменным и всегда будет сопровождать их.
- Ты говорила, - вспомнил Елисей, - что настоящая любовь - всегда
несчастна. Почему?
Надя задумалась, она с грустью смотрела на выбеленное холодом небо,
из которого медленно падали редкие снежинки.
- Она или пройдет, или они умрут.
- И любовь тоже?
- Нет она останется... она останется там, где они живут.
В обратном автобусе почти никого не было. Та же пышная кондукторша в
грубом черном полушубке поминутно клевала носом, и ее розовые круглые
щеки все время зарывались в косматую грубую шерсть воротника. От сладкой
чистоты воздуха у Елисея кружилась голова, и он знал , что навсегда в
памяти
изрубленная гусеницами трактора снежная дорога, пылающие щеки кондукторши и
шепот Нади.
Затемно они очутились на площади Курского вокзала. Узкие улочки после
рабочего дня быстро пустели. Часто они останавливались, и он ловил губа-
ми ее нежные губы, трогал прохладные щеки, чувствовал мимолетные взмахи
ресниц. Он сказал, что отведет ее домой.
- Ой, - воскликнула она, - хотела тебя попросить об этом. Боюсь без
тебя идти. Не знаю, так тревожно.
- Все будет хорошо.
- У меня отличные родители, но... - она замялась, - предчувствие, не
поймут они. - Она прошла несколько шагов молча, потом остановилась. - У
них как-то все рассчитывается вперед. Может, так и надо? Планы на год,
на пятилетку, - Надя усмехнулась. - У них же каждое событие надо подго-
товить, с кем- то договориться, уладить. Мама как-то рассказала планы на
меня. - Надя с тревогой посмотрела на него. - Тебя там нет. Я должна
поступить в хороший институт, выучиться, хорошее место работы, муж, де-
ти. Все есть. Говорит, так и должно быть. По-моему, главного нет - люб-
ви. - Она снова замолчала. - Спросила ее, она посмеялась, сказала, что
все будет.
- У нас есть, - сказал Елисей и прижал ее руку к щеке.
- Я знаю, раньше даже не верилось.
У ее подъезда Елисей заметил черную "Волгу". Сразу вспомнил утро,
школу. Но тут машина развернулась и, хрустя льдом, уехала. Они вошли в
подъезд. Он не успел нажать кнопку лифта, Надя обняла его за шею, прижа-
лась щекой к его губам и зашептала:
- Ты мой самый любимый, всегда о тебе думала и ждала. Я на тебя очень
надеюсь.
Она нажала кнопку лифта. Елисею показалось, что она не решалась идти
домой, да и ему самому неприятно было чувствовать, что ноги плохо слуша-
лись. Они вышли на ее этаже, дверь лифта с грохотом замкнулась, и почти
тут же открылась дверь одной из квартир. В освещенном проеме стояла не-
высокая молодая женщина с беспокойством и тревогой на лице.
- Привет, мам! - воскликнула возбужденно Надя. - Познакомься, это
Елисей.
- Что же ты не позвонила? Тебя все ищут. - Тут она взглянула на Ели-
сея. - Очень приятно, проходите. Меня зовут Элеонора Семеновна. - Лицо
ее так и осталось встревоженным. Ты, Надя, совсем о нас не думаешь.
- Я не могла позвонить.
Вышел ее отец. Надя опять представила Елисея, но особой радости на
его лице заметно не было. Через минуту Елисей остался в комнате с ее от-
цом. С кухни едва слышно доносились голоса Нади и ее матери.
- М-да, - промычал Игорь Алексеевич, невысокий, черноволосый, с глад-
ким без всяких эмоций лицом. - Похоже, я почти в курсе событий... - Он
опять помолчал, мастерски продлевая неприятную паузу. - Надю сегодня
пригласили в цэка комсомола, она сбежала, судя по всему, с вами.
- Да.
- Разве можно делать так? - понизив голос, внушительно проговорил
Игорь Алексеевич. - Никакого права вы не имеете ею распоряжаться. Это
хулиганство, безрассудство, наконец, преступно!
- По какой же статье? - с иронией заметил Елисей.
- Это далеко не смешно. Это преступление перед ее будущим. Много я
таких смешливых молодых людей видел. И где они сейчас? По грязным пив-
нушкам, в лучшем случае, на задворках, в помойке, - свирепо прошипел он.
- А людьми стали те, кто думал о будущем, боролся за него, трудился. Для
меня всю жизнь закон - это поручение руководства, пожелание даже.
- Что ж, вы и свою дочь отдадите этому похотливому сукиному коту? -
вспылил Елисей, вспомнив сочные, заботливо отмассированные щеки комсо-
мольского шефа.
Игорь Алексеевич ошарашено запнулся и впился в него глазами, Елисей
чувствовал, как в нем закипает возмущение, но лицо Игоря Алексеевича так
и не изменило своей холодности, может, лишь глаза сильно потемнели.
- Я вижу, я знаю, с вами надо говорить откровенно, - выдавил он. -
Это жизнь, из которой ни слова не выкинешь. У каждого начальника болта-
ется между ног. Это надо учитывать... Чем лучше, если с вами будет
спать? - Его голос глухо зарокотал. - Все равно, что в грязь лечь!.. -
Он, кажется, не мог уже говорить, только с ненавистью смотрел на Елисея.
- С вами не поспоришь. Вы, видно, большой спец по грязевым ваннам.
- Про вас я все знаю, - он снова успокоился, - вас вышибли из комсо-
мола, вышибут из института, вы на шаг от тюряги, поверьте мне.
Елисей услышал всхлип, повернулся и увидел в сумраке коридора Надю.
Она застыла неподвижно, закрыв лицо руками.
Игорь Алексеевич сорвался с места, подошел к дочери и попытался об-
нять ее.
- Лучше сейчас понять все, - сказал он.
- Как мерзко, - проговорила Надя, закрывшись руками, - мерзко. Я ухо-
жу с тобой, - повернулась она к Елисею.
Игорь Алексеевич взвился и заслонил собой дверь:
- Никуда ты не пойдешь!
Из кухни вышла мать Нади и, видя переполох, противно и жалобно заску-
лила.
- Надя, тебе надо остаться, - сказал Елисей, - все будет хорошо, по-
верь мне.
Надя открыла лицо, из ее глаз текли слезы.
- Тебе я верю, - выдавила она, - я буду ждать.
Она повернулась и, не глядя ни на кого, скрылась за дверью комнаты. В
гробовом молчании Елисей надел пальто и ушел.
На улице он окунулся в холодный воздух и тишину. Когда прошел метров
двадцать, во двор влетела черная "Волга". Перед ним машина резко тормоз-
нула. Из нее вышел вчерашний комсомольский деятель, с места водителя вы-
лез крепкий детина и облокотился на машину.
- Отлично, успел я, - пухлое лицо Сергея Марковича замерло перед Ели-
сеем и засияло тихой улыбкой. - Ты, парень, оставь Надежду Игоревну. Ты
ей не подходишь. Отец у нее дипломат, у нее самой перспективы блестящие.
А у тебя неприятностей меньше будет. Лови момент. Для тебя, я как золо-
тая рыбка. Все улажу. Люблю хорошие советы давать. - Он посмотрел на
Елисея по-приятельски добро и безмятежно, уверенный в его согласии.
- Спасибо за совет, но не нуждаюсь, - ответил Елисей и обошел его.
- Жалко, - сочувственно произнес он вслед. - Видишь, Петро, глупый,
молодой.
Услышав свое имя, детина отклеился от машины и загородил Елисею доро-
гу. Когда они сблизились, Петро молча сделал шаг вперед и без размаха
коротко ударил ему в лицо. Елисей опрокинулся и упал головой на металли-
ческую трубу ограды. Тусклый свет городской ночи померк...
***
Елисей открыл глаза и увидел высокий потолок, какие бывают только в
старых домах. Потолок от времени потемнел в углах. Диван заскрипел, и
Елисей поднялся. На кухне что-то мурлыкал Илья Ефимович, видимо, услы-
шав, скрип, он заглянул в комнату.
- А проснулись, - проговорил он весело, - время уж, время.
- Вы знаете, - с грустью проговорил Елисей, - сейчас мне приснилось,
что я умер. Как вы думаете, от чего?.. От любви.
- О, вам повезло.
- Но странно... Вам когда-нибудь снилась собственная смерть? Нет, это
невозможное. Не может сниться собственная смерть.
- На все воля Господа, - заметил бодро Илья Ефимович. - Чайник уже
бурлит. Давайте почаевничаем... А насчет снов, наверное, готов согла-
ситься: не обычное ваше сновидение. С другой стороны, вчера мы вдоволь,
я бы сказал даже, окунулись в царство смерти. Может, впечатления?
- Пожалуй, - Елисей задумался. - Как-то прикинул, посчитал... двое
знакомых хороших померло, один совсем молодой. Пошарил еще: тот умер,
этот спился, там болезнь неизлечимая. Родители. Что-то много смертей
вокруг?
- Смертей много не бывает, - назидательно проговорил Миколюта. - Ни-
чуть не больше рождений. Жизнь есть разница между рождениями и смертями.
Во! Надо бы в первом классе такой закон заучивать вместе с азбукой. А
то, пока молодой, все думаешь: явился сюда, чтобы конфетки лопать, сме-
яться, обниматься, наслаждаться - а всего-то имя тебе - уменьшаемое веч-
но. Будет ли в остатке что?
Миколюта ушел на кухню, что-то говорил оттуда, а Елисей погрузился в
тающие ощущения сна, ему хотелось, пока не исчезли волшебные тени,
что-то запомнить, сохранить.
Когда уселись за стол, Елисей сказал:
- Меня постигла печальная участь, но радость, легкость остались. Уди-
вительно... Иногда на дочку смотрю, такая жалость бывает берет. Ведь
знаю, с какой дрянью придется столкнуться за жизнь. Это же за что ни
возьмись, какие страшные усилия нужны, сколько препятствий, себя преодо-
леть надо! Посмотришь на ее тельце тоненькое, кудряшки - куда ей совла-
дать со всем этим. Жалко до боли. Потом подумаешь, так ведь и радость
самая большая, когда преодолеешь как раз эту дрянь и тяжесть. Вопреки
невозможному - добьешься. Может, чем глубже страдание, тем выше ра-
дость?
Илья Ефимович хохотнул:
- Готов согласиться. Вот, чай хлебаем, казалось бы, пустяк. В детстве
пацаном и не заметил бы. Как было? Выхлебаешь второпях да во двор. А
сейчас вспомнишь ужас, кровь военную - так сразу будто в раю чаем услаж-
даешься. - Он усмехнулся, прихлебывая из чашки, и все смотрел на Елисея
с оценивающей усмешкой. - А самое поразительное, настоящее понимание ра-
дости только на фронте было. Конечно, чаще всего там от усталости, гря-
зи, недосыпа - как животное тупое. Лишь бы уткнуться , забыться, ноги
разуть. А помню, как проснулся в каком-то сарае: тьма, вонь, храп со
