динанда, - что он умер в первый день путча.
Все замолчали, а Светлана Алексеевна, выдержав небольшую паузу, про-
должила:
- Он так радовался переменам. Мне врач говорил, что с его сердцем чу-
дом прожил последние два года. А тут такое известие. Вся больница жужжа-
ла прямо. Главное, многие старики радовались. Он очень переживал, по те-
лефону звонил. Мне говорил, что эта комедия ненадолго... Уверена, доживи
он до сегодня, может, еще пожил.
- Извини, Светочка, - тихо и слабо проговорила старушка, мать Ферди-
нанда. - А я не жду ничего хорошего.
- Ну что вы, Елизавета Федоровна, все теперь будет хорошо.
- Господи! - старушка легко перекрестилась. - Да никогда не было так.
Мальчиком был светленьким, такой легкий. Так страшно было его отпускать
на улицу, в школу. Оглянется, выскочит за дверь, а на душе тяжко. Я даже
плакала часто. Сами себе врали, что скоро лучше станет.
- Да непременно улучшится скоро, - возразила возбужденно Светлана
Алексеевна, - я в это верю.
Все зашумели. Елисей сказал, что все можно легко предвидеть и,
действительно, ничего хорошего в ближайшие годы не ожидается. Но в общем
гуле его почти никто не услышал.
- Что же вы предвидите? - услышал Елисей от соседа, того самого доб-
рожелательного старика с бородой лопатой.
Увидев его добрый взгляд, Елисей тут же принялся объяснять, что сей-
час все кричат о победе, а когда реформы начнутся, тогда вся старая сис-
тема, вся притихшая партийная гвардия воспрянет - и только держись.
- Этот путч покажется безобидной шуткой, - добавил Елисей.
- Давайте, - весело сказал его сосед, - опрокинем рюмочку по этому
поводу. Если в будущем нас ждут такие осложнения, что ж тянуть? Может,
там не придется.
Поздно вечером, изрядно притомившись, Елисей с соседом оказались в
коридоре у большой коробки.
- Меня зовут Илья Ефимович, - представился старик, - по-моему, нам
предстоит изрядно потрудиться, - он кивнул на коробку. Елисей взял у
вдовы веревку, обвязал коробку, и они, распрощавшись со всем, вытащили
ее на лестницу. Веревка сильно резала руки, и когда они запыхавшись очу-
тились на улице, тут же все и застопорилось.
Они остановились у подъезда. Фонарей во дворе не было, и темноту ав-
густовской ночи едва рассеивал свет из окон домов. Над головой небо сла-
бо мерцало худосочными звездами. Прохладный воздух был необыкновенно
чистым и действовал умиротворяюще. Казалось, что никогда не было ни су-
толоки в больничном морге, ни тела бедного Фердинанда, ни бесконечной
каши слов за столом.
- Я вот все представляю, - сказал Илья Ефимович, - потащит ли мои ру-
кописи кто-нибудь? Увы, фантазии тут особой не требуется. Тоже литера-
тор, в одном профкоме были... Отволокут в крематорий. Ну, из-за мебелиш-
ки, библиотеки, наверное, будет небольшая драчка по-родственному. На па-
мять об усопшем! - он хихикнул. - А вот рукописи, наверное, так же сва-
лят в короб... Для них это бумага, а он ведь над каждой страницей кор-
пел, как мать над дитем, слушал их, приглаживал, переживал. А может, над
какой страницей и слезу уронил?
- Он мне говорил, что в одной повести удалось светом озарить, над
грязью подняться, - вспомнил Елисей.
- Мы сейчас. как у края бездны, - понизив голос, сказал Илья Ефимо-
вич, - и решаем глобальный вопрос. Пожрет бездна огненная жизнь и дух
Фердинанда или останется хоть каплей, надеждой?.. Вот будем упираться,
тащить, читать, отчаиваться, разочаруемся еще. Скажем, иногда хорошо, а
в общем - слабовато. А если и гениально, то все одно не напечатать, не
пробить ряды кровожадных, алчущих. А напечатают, так равнодушно прогло-
тит та же бездна. Ни отклика, ни памяти. Разве что в предисловии слезу
прольют о закопанном таланте... Может, проще?.. Дотащим до ближайшей по-
мойки. А завтра или старушки в макулатуру отволокут, или сгребет машина,
а там, на свалке запалят огни - и уйдет дымом вслед за Фердинандом... И
нет проблем, - он опять хихикнул.
- Момент роковых решений, - шутливо заметил Елисей, - надо бы метание
молний, потоки с небес, вопиющие тени...
- Да-да, - сказал Илья Ефимович, - это все равно, что решить: удавить
младенца в колыбели или пусть ковыляет, мучается, как мы... живет?
- Ну, с младенцем решается почти однозначно.
- Почти, почти, - Илья Ефимович вздохнул, - самый большой грех - де-
тоубийство. А любая мамаша вам скажет: дети - такая радость!.. - он гля-
нул на коробку с рукописями. - Может, рукописи эти тоже чья-то ра-
дость?.. Вот как чудесно настроились, теперь и тащить можно, превозмо-
гать.
- Фердинанд говорил, что Всевышний сотворил нас для наблюдений за на-
ми, чтобы насладиться - как я понимаю - пребыванием души в материальном
мире.
Илья Ефимович, задрав бороду к небу, перекрестился:
- Господи, чудесны твои деяния! Твоими помыслами мы и на краю бездны
не освинячились, не уронили в огонь душу раба твоего Фердинанда... - Он
обернулся к Елисею. - Ну что ж, дальше пошли.
На этот раз они вознесли короб ввысь, и подперев углы плечами, слегка
раскачиваясь, двинулись по темным переулкам. Утром они почти также несли
деревянный корабль с телом Фердинанда, а теперь на плечах плыли его ру-
кописи.
Елисей вспомнил, что в день смерти и в первый день путча Фердинанд
звонил ему, хотел что-то сказать. Тоскливо заныло в груди от ощущения,
что никогда не узнает он, что пытался перед смертью сказать ему Ферди-
нанд. Может, как говорила ему Светлана Алексеевна, ему нужно было излить
раздражение на этих идиотов, затеявших игры в солдатики? А может, пред-
чувствие смерти заставило его искать кого-то, чтобы пошутить над
собственным бессилием, пока еще подчиняется язык, пока двигаются
пальцы? Чувство вины перед Фердинандом за то, что Елисей не оказался до-
ма в тот момент, было так сильно, что он не утерпел и рассказ об этом
своему попутчику.
- Не переживайте, - утешил Илья Ефимович, шумно сопя под нелегкой но-
шей. - Давайте отдышимся. - Они опустили коробку. - Вы можете искупить
свою вину. Вот, - он указал на коробку, - прочитайте. Это ведь его сло-
ва. Считайте, последние. Сказано не наспех, не сгоряча. - Старик тихо
засмеялся. - Не испугались?
- Теперь придется, - согласился Елисей. Они снова взялись за короб.
Скоро улица вывела к освещенному Ленинградскому проспекту. Мимо со
свистом неслись легковушки. Полупустой троллейбус с подвыванием мотора
домчал до зоопарка, и они выгрузились на тротуар. Перейдя улицу, окуну-
лись в тьму затхлой мерзкой подворотни. На выходе, где тьма бледнела
мутным светом, хамский голос остановил их:
- Ну, лож взад!
Три тени надвинулись вплотную к ним. Елисея окатила волна возбуждения
и невесомая смесь страха, ожидания, возмущения. Потом он уловил движение
ближайшего к нему силуэта. Молния пронзила ухо, плечо, он отшатнулся.
Короб полетел вниз, рассыпая листы. Тут же раздался матерный вопль Ильи
Ефимовича, его тело два раза дернулось, и в такт ему один бандит взвыл,
хватаясь за голень, а другой молча согнулся, обнимая живот, и повалился.
Третий повернулся и быстро исчез, шумно топая.
Илья Ефимович, извергая проклятия, ударил еще и затем с хряканьем и
матом бил ногами подонков, пока они, подвывая, не отковыляли во тьму
двора.
- Вы в порядке? - спросил он, вернувшись к Елисею. Он бурно дышал ос-
каленным ртом, иногда взрываясь руганью.
- Пустяки, ухо и плечо болят, - объяснил Елисей и поспешно стал запи-
хивать в коробку выпавшие рукописи. Ему было неловко, что он не смог за-
щитить хотя бы себя. И если бы не прыть Ильи Ефимовича, был бы у них
очень бледный вид.
Илья Ефимович наконец затих и тоже стал подбирать рассыпанные листы.
Скоро они снова взгромоздили коробку и продолжили путь. Ухо и левое пле-
чо противно ныли, но Елисей старался не подавать вида, надеясь, что ско-
ро они дойдут.
Пару раз они повернули, проходя по тесным темным улочкам, имевшим
весьма домашний и мирный вид. Бойкие магистрали остались позади, и здесь
царили тишина и ночная дрема.
- Вот и пришли, - сказал Илья Ефимович у очередного дворового проема,
который выглянул чернотой из-за угла приземистого домика.
Они уже собирались свернуть во двор, но тут из-за спины подкатила ми-
лицейская машина, резво тормознула рядом, явно предлагая им не торо-
питься. Из машины появились два милиционера с резиновыми дубинками.
- Куда направляемся? - спросил ближайший. Из-под сильно сдвинутой на
затылок фуражки торчал выпуклый лобик, крупный худой нос и щетка усиков.
Глаза его настороженно напряглись. - А ты, дед, документы давай, - доба-
вил он.
- Где же вы, родные, были десять минут назад? - посмеиваясь, сказал
Илья Ефимович. Коробка опять спланировала вниз. - Только что нас пыта-
лись ограбить. А несем мы рукописи нашего покойного товарища литератора.
Ценности, знаете, совершенно никакой не представляет.
Илья Ефимович открыл коробку, взял полную пригоршню листов и сунул
под нос милиционеру. Тот чуть не обнюхал их.
- Чего ж тащите тогда? - спросил он.
- Вдова в них ни бельмеса, просила разобраться... А эти дураки моло-
дые тоже думали - ценное несем.
- Ну и как? - поинтересовался милиционер уже совсем равнодушно.
- Один успел убежать, а с двумя я, как с немцами под Берлином, разоб-
рался. Не забыл рукопашную. А насчет документов, вот в тот домик надо
проследовать, квартира девятнадцать.
- Ладно, иди, - сказал, махнув рукой, милиционер. - Трое, говоришь,
было?
- Трое. У одного, чернявого, на морде мой каблук отпечатался, - пояс-
нил Илья Ефимович.
Милиционеры уселись в машину. Фыркнув газом, она укатила.
Через пять минут они втащили коробку в квартиру Миколюты. Его фамилию
Елисей прочитал на старой истертой медной табличке, висевшей на входной
двери. Но инициалы были "Е.М.". Он спросил об этом Илью Ефимовича.
- Это табличка моего отца, - пояснил он. - Он врачом был, хорошим.
Его Сталин перед войной в лагерях гноил. А мать надрывалась, нас двоих с
братом выхаживала. После ранения пришел - она и месяца не прожила. Ска-
зала, когда умирала: сил нет жить. Просила брата вырастить... Да у вас,
дружок, кровь, - сказал он, присматриваясь к уху Елисея. - Сейчас протру
и йодом смажу. И оставайтесь-ка у меня. Нечего вам ночью шастать.
Он ушел в комнату, а Елисей позвонил жене и сказал, что приедет ут-
ром, так как поздно. Она долго выпытывала у него, не случилось ли чего,
но он ничего не сказал, объяснил лишь про рукописи и Илью Ефимовича. По
голосу жены он чувствовал, что она не верит и что в голове у нее жуткий
переполох. Тогда он сказал ей, что после путча по Москве полно бандитов
с оружием ходит, и поэтому ехать так поздно опасно.
- Я не могу заснуть, - сказала она, терзаясь обычными женскими подоз-
рениями и страхами.
- Ну хочешь, сейчас приеду? - сделал он решающий ход, и тут же она
стала отговаривать его.
На этом разговор окончился. Миколюта принялся обхаживать ухо Елисея.
- Сильно распухло, - проговорил он, дыша ему в затылок, - а так ниче-
го, обошлось. Жене не сказали? - спросил он. - Правильно, не надо зря
волновать. Пусть спит тихо, спокойно. А то вообразит, что надо уже цве-
точки на могилку носить. - Он хмыкнул. - Вот ведь чудо - инопланетные
существа, которые по недоразумению называем "женщинами". Все ищем ка-
кие-то энлэо, а вот они: и тело у них устроено не как у людей, а уж уст-
ройство мозгов совсем не поддается пониманию. А вселенская катастрофа с
кровью, со смертным ужасом, воплями, которое мы называем "рождением" ре-
бенка! О-хо-хо, - воскликнул Миколюта, и тут же мазнул ухо Елисея йодом,
от чего у него молнией полыхнула жгучая боль. - Из ничего, из огня, во-
ды, земли - появляется человек. Меня это, знаете, всегда потрясает. К а
к семя, брошенное в землю, оживает, растет, плодоносит? Это чудо! А жен-
щина, я уверен, это земля души. А душа - смысл жизни, ее вершина.
